Мои воспоминания. Под властью трех царей - Елизавета Алексеевна Нарышкина

Это было в первый раз, когда я услышала о Распутине. Я думаю, что Император тогда еще его не знал, но слышал о нем от архимандрита Феофана, ректора духовной академии. Вскоре после этого митрополит Антоний, имея в виду Распутина, сказал мне: «Только бы Гриша не попал к их величествам! Он — опасный, очень хитрый человек, который может принести много вреда». Но Феофан уже представил «удивительного» человека великой княгине Милице Николаевне, а та привела его к Императрице. Уже летом 1907 года в придворных кругах стали ходить слухи, что Императрица тайно принимает «старца», которого обычно привозили вечером к малым воротам Александровского дворца напротив Знаменской церкви, откуда он шел садом до балкона Императрицы. Там его ждали доверенные люди и по винтовой лестнице отводили к ней. Мне неизвестно, кто еще присутствовал на этих встречах, но я знаю, что Император и Аня Вырубова всегда принимали в них участие.

XXI

Нервная болезнь Императрицы. — Тщетная борьба врачей с Вырубовой. — Смерть княгини Голицыной; я становлюсь ее преемницей. — Возрастающее влияние Распутина. — Тайна императорской семьи. — Вражда между Витте и Столыпиным. — Разговор со Столыпиным в английском посольстве. — Праздники в Киеве и их трагическое окончание. — Я гощу у Императрицы в Ливадии. — Необщительность Императрицы и ее дочерей

Когда я вернулась из-за границы осенью 1907 года, то нашла, что Императрица плохо выглядит, и хотя я знала, как она не любит подобных вопросов, все-таки спросила, как она себя чувствует. «О, я так больна, — ответила Императрица, — не знаю почему, но чувствую себя просто ужасно!» Это было начало болезни, причина которой заключалась в тяжелом нервном расстройстве. Аня в это время никогда не покидала Императрицу, жалела ее, целовала ее руки и заявляла, что никто, кроме нее, не воспринимает всерьез состояние Императрицы и что только она одна искренне сочувствует ей. Доктор Фишер, лечащий врач, умный и дельный человек, ясно понимал, что физические страдания пациентки — не более чем легкая форма инфлюэнцы, совершенно неопасная, и что истинная причина ее болезни кроется в мистических фантазиях, истощающих ее нервную систему. Наконец доктор Фишер обратился к Вырубовой, взывая к ее дружбе с Императрицей, и попросил покинуть больную на некоторое время. Доктор пояснил, что только это сможет создать вокруг больной другую моральную, духовную и физическую обстановку и таким образом ее вылечить. Но Аня только рассмеялась в ответ на такое предложение, и доктор Фишер понял, что не сможет рассчитывать на поддержку с ее стороны. Поэтому он попросил Императора об отставке и отказался от лечения Императрицы. Его заменили доктором Евгением Сергеевичем Боткиным, которого порекомендовала Аня. Однажды вечером она его вызвала по телефону, так как подумала, что Императрица умирает. Добрый Боткин был обязан Вырубовой своим назначением и уже поэтому был ее преданным другом. Но состояние Императрицы не улучшалось. И хотя ее сердце было здоровым, оно было причиной ее недомогания, и она все время лежала на кушетке, даже во время завтрака. Однако она регулярно появлялась к обеду, даже если плохо себя чувствовала, в нарядном туалете и с великолепными украшениями. Аня всегда обедала с императорской четой.

Осенью 1908 года я праздновала двадцатипятилетний юбилей моей работы в тюремном комитете и была до глубины души тронута оказанным мне уважением и дружбой. Императрица написала мне очень хорошее письмо, а митрополит Антоний вызвался сам отслужить праздничную обедню. Моя дорогая княгиня Голицына еще успела принять участие в этом торжестве. В начале нового, 1910 года она внезапно умерла[1136]. После погребения подруги я сразу поехала в Царское Село, куда меня вызвала Императрица. После краткого разговора о нашей общей потере она сказала: «А теперь, дорогая мадам Зизи, Вы навсегда останетесь с нами и займете должность ушедшей княгини». Когда я напомнила, что уже немолода, и высказала опасение, что при таком слабом здоровье я могу оказаться для Императрицы только обузой, она не захотела слушать возражения, но пообещала беречь меня и позаботилась о том, чтобы я была тотчас официально назначена на должность[1137]. Строго говоря, после этого назначения в моей жизни ничего не изменилось, так как я уже тогда очень часто жила в Царском Селе. Большую прекрасную квартиру княгини Голицыной в Зимнем дворце предоставили в мое распоряжение, я перевезла туда часть своей мебели, а также несколько ценных, унаследованных от родителей вещей и картин, и после возвращения из-за города завершила отделку своей красивой новой квартиры.

В то время Столыпин был полон огромного желания по мере своих сил послужить Императору и родине и твердо держал в руках бразды правления. И хотя его время было на вес золота, тем не менее он присутствовал на моем первом приеме в Зимнем дворце. В этом небольшом обеде приняли участие также немецкий посол граф Пурталес с супругой, несколько других дипломатов, великие княгини Ксения и Ольга Александровны с супругами[1138] и греческий принц Христофор. Плевицкая исполнила нам народные песни и имела огромный успех. Вечер прошел весьма приятно и непринужденно. Столыпин поздравил меня и сказал, что ему очень понравилась истинно русская атмосфера моего приема.

Между тем дружба между Императрицей и Аней Вырубовой становилась все теснее, а влияние последней все возрастало, в то время как она сама полностью находилась под гипнозом Распутина. Вырубова постоянно ездила на квартиру старца на Гороховой и принимала его указания, как нужно воздействовать на Императрицу. Аня действительно считала Распутина святым, который говорил по вдохновению небес, и твердо верила в его непогрешимость. Кто же был этот человек, который оказал такое большое влияние не только на отдельных людей, но, можно сказать, на весь ход всемирной истории? Я ничего не могу об этом сказать, полагаясь на собственное впечатление, так как никогда его не видела и всегда отказывалась с ним знакомиться[1139]. Я сама была вынуждена говорить на эту тему лишь тогда, когда Императрица особенно настаивала на этом, но постепенно она поняла, что мою антипатию к Распутину трудно поколебать[1140]. Однако она не хотела верить в обвинения против него и повторяла снова и снова, что это дьявол внушает людям такие клеветнические россказни. Напрасно ректор Феофан, который когда-то ввел Распутина в царское окружение, написал Императору полное раскаяния письмо, в котором сожалел о том, что покровительствовал недостойному человеку. Следствием этого благородного поступка явилось то, что Феофан впал в немилость и потерял свою должность. Когда генерал-губернатор Москвы[1141] представил Императору документальный отчет