Принц Крови - Елена Прокофьева

Он резко притянул Филиппа к себе и, намотав на кулак его волосы, потянул их вниз, запрокидывая его голову и заглядывая в глаза.

— Ну, так что, поделитесь со мной своими планами?

— Хочу привязать его к себе, — проговорил Филипп, прижимаясь к нему теснее, — Мне вдруг показалось, что из этого швейцарца может получиться слуга крови.

— Вот как? И в какой же момент вас настигло озарение?

— Когда он сказал, что хочет остаться. Хотя нет — пожалуй, когда ты сказал, что я хочу, чтобы он остался.

— Как все сложно.

Филипп толкнул Лоррена на кровать и сам упал сверху.

— Скажи, ты веришь в судьбу?

— Нет.

— А я верю. Я хочу этого мужчину, и он будет моим, в большей степени, чем сможет заполучить его любая девка, — проговорил Филипп страстно, — Он откроет мне свою душу, а я открою ему свою… Ну, если, конечно, когда-нибудь он будет готов к такому потрясению. Потом мы обменяемся кровью, и он даст мне клятву верности до самой смерти. В буквальном смысле этого слова. По-моему, это гораздо больше, чем какое-нибудь примитивное соитие. Тебе так не кажется?

— Готов признать, что даже кладбищенский вампир не сравнится с вами в коварстве, — проговорил Лоррен, целуя его, — Но вы уверены, что Жак Лежон годится на эту роль?

— Разумеется, нет! — воскликнул Филипп, — Я его совсем еще не знаю, я не заглядывал в его мысли, я даже не пил ни разу его кровь! Это всего лишь эротические фантазии, милый.

Глава 2

Жак оказался именно тем, чего так не хватало этому дому. Только после его появления люди стали чувствовать себя в настоящей безопасности. Что не удивительно. Потому как, — ну что такое магия? Ее не видно и не слышно и никто не знает, есть она на самом деле или нет. Тогда как суровый и хорошо вооруженный швейцарец — вот он, вполне осязаем. И когда он говорит, что и как надо делать, его хочется слушаться, и хочется полностью вручить свою судьбу в его надежные руки. Тем более, что в городе теперь творится такое, что и на улицу выйти страшно, и в доме страшно.

Кухарка боялась одна ходить на рынок за продуктами, и Жак всегда сопровождал ее. Один из таких походов едва не стоил жизни обоим. Какой-то бродяга у лавки мясника принялся кричать, что в столь тяжкое и голодное время только «бывшие» — прихвостни тирана, грабители и угнетатели народа могут позволить себе роскошь так хорошо питаться. Жак не позволил бродяге долго орать, отправив пинком под зад в сточную канаву, но вечно слоняющаяся по рынку беднота услышала то, что хотела услышать и, уверенная в своем всемогуществе и безнаказанности, решила исправить очередную несправедливость и расправиться над богатеями, заодно отобрав у них кошелек с деньгами.

Воевать в одиночку против толпы довольно затруднительно, Жак и не пытался. Он просто схватил перепуганную Мари в охапку, и они побежали домой. Парочку наиболее резвых грабителей пришлось пристрелить, и толпа, озверевшая от вида крови, непременно разорвала бы обоих на куски, если бы беглецы оказались чуть менее проворны и не успели бы добраться до дома раньше, чем их нагнали. Тут они смогли, наконец, увидеть, как работает магия: только Жак и Мари успели вбежать в калитку, за их спинами будто сомкнулась серая мгла, и разъяренная толпа, несшаяся за ними по пятам, и до того не упускавшая своих жертв из виду, вдруг потеряла их. Кто-то из разбойников пробежал мимо, кто-то останавливался в замешательстве и озирался по сторонам. Но они не видели людей, стоявших в двух шагах от них за эфемерной защитой кружевной решетки. А Мари и Жак, затаив дыхание и боясь шевельнуться, чтобы не выдать себя, дождались, пока все разойдутся.

Увидев вечером полуобморочную прислугу и мрачного Жака с подбитым глазом, Филипп велел никому на улицу больше не выходить. К утру они с Лорреном сами принесли в дом запасы еды. И это, конечно, уже ни в какие рамки не лезло!

Теперь прислуга в ужасе ждала, что Филипп решит покинуть город. При этом вряд ли он возьмет с собой кого-нибудь кроме Жака, а всем остальным придется остаться в Париже на произвол судьбы. Магической защиты в доме уже не будет и его, конечно, тут же разграбят, поэтому оставаться здесь будет нельзя, придется возвращаться по домам и заниматься поисками новой работы. А это не так легко по нынешним временам. Какие-то сбережения у всех имелись, но надолго ли их хватит, при такой-то дороговизне? Филипп о своих планах ничего не говорил, но никто не питал иллюзий о том, что он не позаботится поставить их в известность заранее. Обстановка в доме была подавленной и нервозной.

А в городе становилось хуже и хуже. Герцог Брауншвейгский по-прежнему шел к Парижу, Друзья Народа паниковали и предпринимали по этому поводу разные меры, далекие от разумных, и по сему встречавшие радостное одобрение горожан. Всех, кого можно было объявить «бывшими», а значит потенциальными врагами и предателями, только и ждущими прихода интервентов и гибели революции, арестовывали и бросали в тюрьмы, практически без разбору, их имущество грабилось, дома горели. Для того, чтобы попасть под расправу, не обязательно было иметь благородное происхождение, достаточно было возбудить хотя бы малейшее сомнение в лояльности к новой власти, поздороваться со священником или посетовать на то, что при короле было больше порядка. Достаточно было просто вызывать неприязнь у соседей.

Однажды Вадье, явившись к Филиппу сразу после заката, сообщил, что заканчивает свои дела в Париже и в ближайшее время собирается уехать куда-нибудь, где безопаснее.

— Ты-то чего боишься? — удивился Филипп.

— Ходят слухи, и я склонен им верить, что оборотни собираются захватить город, раз уж вампиры отказались от власти. Ты видел когда-нибудь город, где хозяйничают крысы?.. Я тоже не видел, но наслышан. Они не соблюдают никаких законов и порядков, сначала сами передерутся, и у власти окажется самый свирепый и безумный альфа из всей их чертовой популяции, а потом крысы выйдут на улицы и то, что творят люди ни в какое сравнение не пойдет с тем, что устроят они. Крысы будут размножаться с невероятной скоростью, бесконечно драться друг с другом и, по примеру людей, будут пытаться уничтожить всех потенциальных врагов, — а в этот список входим и мы с вами. От полчищ этих тварей никакая магия не защитит. Парижу придет конец. Я не хочу находиться здесь в это время, и вам не советую. Мы получили от беспорядков все, что можно, теперь настало время покинуть тонущий корабль.

— Обычно последними корабль покидают именно крысы, — философски заметил Филипп.

— Значит, мы будем предпоследними. Когда корабль покидает команда?