Лесной бродяга (Обитатель лесов) - Ферри Габриэль

В эту минуту Хосе и Гайферос вернулись, нагруженные покрывалами, седлами, разными другими вещами. Все это добро они тут же швырнули в реку, оставив лишь восемь карабинов и боеприпасов к ним, которые они тоже принесли с собою.

— Очень хорошо! — заметил команч. — Вот оружие для моих воинов, у которых имеются лишь луки и стрелы. Теперь в их руках будет гром бледнолицых!

После этого Сверкающий Луч возобновил свой рассказ, который охотники выслушали с глубоким вниманием. Мы передадим лишь сущность его.

Команч покинул Бизоний остров, надеясь вовремя вернуться туда, чтобы захватить обоих пиратов. Он был уверен, что они вернутся в то место, где, по его выражению, была закопана их «душа». Однако время, употребленное им, чтобы добраться до лагеря своего племени, а также быстрота передвижения метиса и его отца обманули эти расчеты.

Возвратившись к берегам Красной реки во главе десяти воинов, вверенных вождем команчей его благоразумию и мужеству, Сверкающий Луч разослал в разные стороны разведчиков и, на основании их донесений, узнал, что пираты, которых он преследовал, уже покинули Бизоний остров, где они надеялись их захватить, и, оставив свои пироги, продолжали уже пешком дальнейший путь к Бизоньему озеру.

Таким образом команч и его десять воинов, которым предстояло преодолеть на своей пироге довольно быстрое течение, не могли вовремя настигнуть пиратов.

Впрочем, это, может, оказалось и к лучшему, поскольку шайка бандитов по дороге увеличилась за счет бродячих индейцев, которых более чем достаточно в пустынях. Эти полученные им от одного из разведчиков сведения были дополнены другим команчем, отважившимся подобраться слишком близко к лагерю метиса и захваченным в плен. Он пробыл полдня у метиса и его отца и уже думал, что наступает его последний час, когда Эль-Метисо неожиданно отправил его Сверкающему Лучу в качестве вестника мира и дружбы, поручив передать, что он станет желанным гостем в его лагере. Этим уверениям метиса Сверкающий Луч, конечно, не придал никакого значения, и хорошо сделал, если читатель помнит намерения пирата на его счет.

Из сообщения последнего разведчика команч узнал имена, данные индейцами белым охотникам, а также их наружность. Это и помогло ему узнать их на Бизоньем острове.

— Сверкающий Луч, — закончил индеец, — жаждет омыть свою честь в крови врагов! Он сорвет с них скальп для украшения своего вигвама. Он теперь еще больший враг апачей, бывших некогда его братьями по крови!

— А мы будем помогать тебе всеми силами и средствами! — заверил команча Хосе, прочитав в сверкающих глазах индейца непримиримую ненависть в его родному племени. — Но ведь мой брат, — прибавил он, — команч только по усыновлению?

— Сверкающий Луч, — возразил индеец, — не помнит более, что он родился апачем, с тех пор как Черная Птица оскорбил и опозорил его.

Общий предмет ненависти еще теснее скрепил узы дружбы, возникшей между молодым команчем и охотниками. С общего согласия было решено двинуться в путь, пока еще было светло.

— Далеко ли отсюда остались твои воины? — спросил канадец у индейца.

— Один стережет нашу пирогу у конца Бизоньего острова, а прочие рассеяны по левому берегу Красной реки, между тем как на противоположном берегу стоят Кровавая Рука и Эль-Метисо. На расстоянии двух ружейных выстрелов от того пути, которым следовали Орел и Пересмешник, они бы нашли их следы.

— Что ж, — вскричал канадец, — мы их не нашли, но зато обзавелись оружием, припасами и храбрым союзником. И слава Богу! Все к лучшему!

С этими словами канадец перебросил свой карабин на одно плечо, на другое взвалил связку извлеченного из тайника оружия, между тем как Хосе и Гайферос нагрузились съестными припасами и снаряжением, после чего трое друзей с одушевлением последовали за юным команчем, который повел их к оконечности острова, где сторожил пирогу его воин.

Особенности конструкции индейской пироги, общеупотребительной в некоторых частях Америки, заставляет сказать о ней несколько слов.

Большая пирога состояла из легкого и прочного деревянного остова, плотно обтянутого буйволовыми кожами, грубо выделанными и сшитыми воловьими жилами; для предохранения от течи, швы были промазаны смесью перетопленного бизоньего сала и пепла. Это легкое судно имело до двенадцати футов в длину и до трех с половиною ширины. Нос и корма его были заострены, а борта — закруглены. В таком виде лодка несколько напоминала походную фляжку.

В таких судах индейцы предпринимают далекие плавания по рекам, усеянным порогами, мелями и скалами. Хотя срок службы подобных лодок и непродолжителен, однако приходится еще удивляться, как долго они выдерживают толчки, получаемые ими, и напор воды, с которым они должны бороться. Впрочем, самая их легкость предохраняет их от тысячи случайностей, где ломаются в щепы суда более массивные и тяжелые. Это же качество позволяет гребцам в местах, непроходимых для лодки, с легкостью переносить ее на плечах в течение нескольких дней пути.

В одну из таких пирог и сели наши друзья. Команч оттолкнул ее веслом от берега, — и легкое суденышко понеслось вниз по течению.

Сверкающий Луч и сопровождавший его воин старались держаться как можно ближе к левому берегу, так как здесь можно было укрыться в тени, которую уже бросали на реку окаймлявшие ее деревья.

— На каком расстоянии мы находимся от Развилки Красной реки? — спросил канадец, которому все еще казалось недостаточной скорость их пироги.

— Если мы будем идти с такою же скоростью всю ночь, то завтра в такую же пору окажемся на месте!

Итак, нашим путникам предстояло плыть целый день и целую ночь, и то при отсутствии препятствий, что было совершенно невероятно, принимая во внимание, что они со всех сторон были окружены врагами.

Посматривая на уже одетые в вечерний сумрак берега, канадец припоминал подробности рассказа молодого команча, с целью оценить шансы, которые они имели, чтобы настигнуть метиса. Некоторые из этих подробностей казались ему неясными, да и судьба Фабиана чрезвычайно тревожила его.

— Кто из твоих людей, — спросил он команча, — был в лагере Кровавой Руки?

Сверкающий Луч кивком головы указал на индейца, сидевшего рядом с ним за веслами.

— Что же ты раньше не сказал мне этого?! — воскликнул охотник в порыве сильнейшего волнения. — Команч, — продолжал он дрожащим голосом, обращаясь к гребцу, — видел ты Молодого Воина Юга, как прозвали Фабиана? Говорил с ним? Что делал он? Какой вид имел? Часто ли он обращал глаза вдаль, отыскивая летящего по небу Орла Снежных Гор и Пересмешника? Говори же, команч, уши отца открыты, чтобы выслушать то, что ему расскажут о его любимом сыне!

Индеец спокойно продолжал грести, не отвечая ни одним словом на поток вопросов, которыми его забросал охотник: он не понимал испанского языка, а канадец не знал языка команчей. Сверкающий Луч вызвался служить переводчиком.

— Молодой Воин Юга, — перевел он, — был спокоен и печален, подобно сумеркам в горах, когда начинает петь ночная птица!

— Слышишь, Хосе? — оживился Розбуа, взглянув на испанца повлажневшими глазами. — Слышишь!?

— Его лицо, — продолжал переводчик, дословно передавая речь индейца, — было бледно, как лунный отблеск на воде, но глаза сверкали, подобно светящимся жукам ночью в траве прерий.

— Да, да, — произнес канадец, — когда ты хочешь видеть храброго человека, смотри в его глаза, а не на его щеки!

— Но, — продолжал переводить Сверкающий Луч, — что означала бледность щек Молодого Воина Юга и огонь его глаз? То, что его плоть страдала от голода, но терзания внутренностей не дошли еще до его духа. Дух воина никогда не слабеет от страдания тела!

Канадец слишком долго жил среди индейцев, чтобы, подобно им, не ставить на первое место несокрушимое мужество. Дикая радость блестела в его глазах, когда он слушал похвалы индейца, расточаемые по адресу его дорогого мальчика.

— Молодой Воин Юга, — продолжал рассказчик, который, быть может, приписывал Фабиану свои собственные впечатления, — не смотрел на небо, отыскивая летящих орлов, своих друзей. Он смотрел в глубь самого себя и с улыбкой прислушивался к предсмертным крикам врагов, которых он успел убить!