Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая

и Эскиль тоже. Ваши предки хорошо это знали, только в последние века это знание позабылось. Но воля Одина неизменна.

Слушая его ровный, низкий, уверенный голос, Хельга перестала видеть Ульва Белого под березой – ее взор заволокла тьма, и в этой тьме простиралось поля боя. Оно уходило куда-то за пределы зрения, оно было безгранично, как само прошлое, и все его усеивали мертвые тела. Она видела их все разом – бесчисленные тела, безголовые, с кровавыми ранами, оставленными топором и мечом, с отсеченными конечностями. Они уже мало напоминали людей, но стоило ее взору остановиться на каком-то из них, и оказывалось, что она знает о нем все. Его имя, его родной дом, лицо его матери, каким он видел его в последний раз, пусть даже это было давным-давно. У кого-то из них были жены и дети, иные с отрочества не знали никакой семьи, кроме стаи таких же двуногих волков. Будто норна, Хельга ясно видела нить каждого из них: где она началась, долго ли тянулась. Эти нити сплетались в общее кровавое полотно, о которое Один вытирает свое оружие. Все эти люди теперь мертвы, как камни. Тела мертвы, нити человеческих судеб оборваны – но жив дух воина, улетевший ввысь. Этот дух питает мощь Одина, готовит его к последней битве этого мира. Он нужен ему, чтобы пережить последнюю битву и возродиться в новом облике для нового мира…

Это зрелище не внушало Хельге обычного человеческого страха – ей был ясен его смысл, и этот смысл наполнял ее ужасом, тем чувством, которым вымощены тропы тайных переходов, тропы посвящений. Приобщение к божественному смыслу для людей оборачивается ужасом, вот почему без него невозможно посвящение – выход из человеческого мира и возвращение обратно.

Хельга брела через бесконечное поле мертвых, бросала взгляд то на одно тело, то на другое. Как тысячи смертных женщин, как сами валькирии, она искала среди них одного, более всего желая не найти.

Вздрогнув, она опомнилась. Для Эскиля уже готово место на этом поле – оно вместит всех, кто когда-то был рожден, – но пока он еще не там. А пока он не там, что-то можно изменить.

Она отстранилась от Ульва Белого – это его близость вдруг перенесла ее на тайные тропы. Ведь он – альв, его человеческое тело – лишь видение, а соткан он из этого самого духа бесконечных поколений, уже освобожденных от телесного облика.

– Ты сам говорил, что женщина многое может изменить! Неужели весь мой путь был напрасным? Ты рассказывал мне про Фрейю, которая отправила Хедина воевать с его побратимом Хёгни, ты обещал, что Один поможет мне! И я не отступила, я сделала все, что от меня зависело.

– Ты и правда так говорил! – вдруг раздался рядом еще один голос, и березы вокруг отозвались на него звоном, как будто были струнами арфы.

Вздрогнув от неожиданности, Хельга отстранилась от альва и обернулась. И вскрикнула – в нескольких шагах от нее стояла…

В первый миг ей подумалось, что это ее мать. Но было ясно, что, несмотря на большое сходство со Снефрид, это существо иной породы. Совсем молодая женщина была ростом выше человеческого – как Ульв Белый, – и от нее исходило легкое сияние, хорошо заметное в полумраке рощи. Белое платье, сотканное из лебединых перьев, светлые, отливающие серебром волосы, глаза – серебряные звезды.

Хельге не понадобилось спрашивать, чтобы догадаться, кто это и как ее имя.

– Ты сам и втравил девушку во все это! – уверенно обратилась Скульд Серебряный Взор к своему брату Ульву Белому. – Всеотцу было угодно позабавиться, и ты оставил ее во власти варягов. Она сделала именно то, чего Всеотец хотел – уговорила одного из вождей бросить своих товарищей и предаться чужому конунгу. Он готов был сделать это еще тогда, но его держало данное Ингвару слово. Теперь в этом слове нет нужды. Но если уж мы свели их с Эскилем по воле Всеотца, то должны довести дело до конца. Отнеси ее туда. Всеотец уже получил в жертву одного ее мужа – неужели ему нужен и второй!

Ульв Белый заколебался – удивительно было видеть колебания существа, воплощавшего божественную уверенность. Но он-то куда лучше Хельги знал, какой силе она думает противиться.

– Если ты так за них болеешь, отнеси сама!

– И отнесу. – Скульд мягко приблизилась к ним, улыбаясь, и положила руку ему на щеку. – Когда речь идет об любви, женщины в десять раз смелее мужчин. Ведь у мужчин столько разных занятий, а у женщин только любовь и придает жизни смысл. Нет любви – к чему жизнь? Женщина не может не стремиться к любви, как река не может не течь. Для этого ей даже не нужна смелость – достаточно просто быть собой.

– Догадываюсь, кто тебя этому научил!

– Догадаться нетрудно. Всеотец знает – отнять жизнь у смертного совсем легко. Сколько раз ему случалось отнимать их сотнями и тысячами. Но если слабая женщина проявляет твердость духа, верность и стойкость, из этого выходит не менее славная сага, чем из битвы при Бровеллире. Всеотец остался должен ее матери, и настало время вернуть долг.

– Сдается мне, что ты числишь за собой некий долг перед родной кровью… – прошептал Ульв Белый.

Взгляд его золотых глаз не отрывался от серебряных глаз сестры.

– У нас впереди еще вечность, и я не хочу вечно таскать за собой этот долг.

– И ты пойдешь против воли Всеотца?

– Даже боги подвластны судьбе – и даже сам Всеотец. Он это знает лучше всех. Ему уже немало пришлось претерпеть из покорности судьбе. А судьбой правят три норны – одна из них я. Я могу немного подправить эти нити. А тот, кто принадлежит Всеотцу, от него не уйдет. Ему нужны воины, но Затмение Богов еще не завтра. Так что, ты поможешь?

– Так и быть. – Ульв Белый отлепился от березы и шагнул к Хельге. – Ты ездишь верхом?

– Верхом? Да, но… на ком же я поеду?

– На мне.

…Хедин и трое его спутников охнули от изумления, когда из зарослей, куда удалилась Хельга, вдруг показался крупный, совершенно белый конь с золотыми глазами, похожий на дитя тумана. Они даже не сразу разглядели, что на спине у него сидит Хельга, крепко держась за белую гриву – она казалась такой маленькой.

– Ждите здесь, – сказала она. – А я поеду в Видимирь. Не тревожьтесь – меня никто не увидит. Я надеюсь, что к утру мы уже вернемся. А вы будьте готовы отплыть.

И не успел Хедин что-то ответить, как белый конь скрылся в зарослях.

* * *

Белый конь летел стрелой. Хельга быстро поняла, что едут они по воздушной тропе – ее скакун не касался ногами земли, и ему было все равно, над чем бежать – над землей, над рекой, над болотом. Делая огромные прыжки, порой он взвивался выше деревьев, так что речка превращалась в темную извилистую полосу внизу, будто ремешок в зелени травы. Хельга зажмуривала глаза, обеими руками держась за гриву. «Я как валькирия! – мелькало в голове. – Еду воздушной тропой… Потому что конь у меня… как у них!» Любопытно – кони валькирий на самом деле тоже альвы? Ведь обычные кони по воздуху не скачут. Должно быть, это альвы, принимающие облик коней… Она было подумала спросить об этом у Ульва Белого – потом, когда эта поездка кончится, – но тут он совершил особенно высокий прыжок, земля мелькнула так далеко внизу, что Хельга зажмурилась, сжавшись в комок у него на спине, и все досужие мысли выдуло из головы.

Воздушная тропа пошла под уклон. Хельга решилась открыть глаза – впереди уже был виден Видимирь на холме, а позади него – гладь озера, залитая рыжевато-золотым соком садящегося солнца. Показалось вдруг, что туда-то они и мчатся, что конь-альв сейчас проскачет по багряно-золотому мосту и унесет ее в небеса, в Асгард, и никогда больше она не ступит в земной мир. От мысли этой сердце пронзило ужасом – ее не обрадовала мысль увидеть палаты Асгарда, она хотела вернуться к тем, кто ее ждал…

Но белый