Богатые — такие разные. Том 2 - Сьюзан Ховач

— Я любила его так сильно, как могла кого-то любить в то особенное время, но, вероятно, любила бы еще больше, если бы была старше. Все дело было в нашем возрасте, ты знаешь. Он всегда говорил, что мы разминулись с ним во времени.

Мы продолжали чаепитие. Наконец Элан попросил:

— Расскажи мне все — решительно все об этом.

И я рассказывала ему до рассвета. Где-то между нашими многочисленными чашками чая Элан спросил меня:

— Но что вселяет в тебя такую уверенность в том, что злосчастный документ о праве собственности на Мэллингхэм не находится с тех пор у Корнелиуса?

— Просто я не могу поверить в то, — отвечала я, — чтобы Корнелиус, получив этот документ, не пустил его немедленно в ход.

Снова наступило молчание. Наконец Элан осторожно заговорил мягким голосом:

— Мама, ты помнишь того хорошенького котенка. Кэлки, который был у меня, когда я был маленьким? Помнишь, в какого отвратительного кота он превратился, когда вырос? Ему нравилось ловить птиц и долго играть с ними перед тем, как нанести им наконец удар милосердия.

На этот раз молчание было более тяжелым, чем раньше, и я почувствовала, как к моему горлу медленно подступает тошнота. Отодвинув в сторону чашку, я поднялась из-за стола и быстро вышла в помещение для мытья посуды, ожидая, что меня вырвет.

— Мама… мне очень жаль…

— Все в порядке, Элан, — тошнота уже проходила. — Нее в полном порядке. Я рада, что ты напомнил мне о Кэлки. — Я остановилась, ухватившись за край раковины, и повернулась лицом к сыну. — Дорогой, думаю, что теперь нам нужно попытаться ненадолго уснуть до завтрака. У тебя впереди долгое путешествие, и я не хочу, чтобы ты приехал в Винчестер в состоянии полного изнеможения.

Элан ушел к себе. Я вернулась в свою комнату, но так и не уснула. После завтрака я посадила мальчиков на поезд.

— Не забудьте попросить Гримсби заменить шнур на приемнике, — напомнил Элан, целуя меня на станции.

Я обещала захватить исправленный приемник с собой, когда в середине семестра поеду навестить их в Винчестер.

Я поцеловала Тони, пожелала им счастливого пути и отошла от вагона, когда раздался свисток кондуктора.

— Береги себя, мама! — крикнул Элан, когда поезд тронулся.

Я вернулась домой и некоторое время не могла отделаться от мысли о Кэлки, но постепенно немцы вытеснили из моего сознания все опасения, связанные с Корнелиусом. Британские войска терпели поражение во Франции, и подступавшие со всех сторон немцы были готовы сбросить их в море.

Я слушала по радио Черчилля, как и все мы. Его голос был для нас гласом девяти столетий, простиравшихся за нашими спинами в полном испытаний коридоре времени. За прошедшие девять веков на нашу землю не ступала нога завоевателей.

В субботу, двадцать пятого мая, я залила в бак автомобиля остатки бензина и поехала на ленч к Джеффри. Находиться в Мэллингхэме мне было просто невыносимо, но и по возвращении домой меня не оставляла тревога. Джордж ушел на чай к какому-то приятелю. Дом был пуст и, казалось бы, располагал к спокойствию, но ко мне вновь вернулось обычное беспокойство, и я снова вышла, села в парусную лодку и отправилась по Мэллингхэмскому озеру. Погода была прекрасная, дул устойчивый и не слишком сильный ветер. Поверхность воды искрилась солнечными бликами, над зарослями камыша щебетали птицы. Я доплыла до плотины и даже подумывала, не пойти ли дальше, в сторону Хореи Миар, но инстинкт подсказал мне, что следовало вернуться домой.

Я увидела его еще с середины озера.

Он сидел на террасе. Он ждал меня, совсем как я когда-то ждала его, и внезапно весь мой страх уступил место облегчению от сознания того, что нашему ожиданию приходил конец.

Он был одет в безупречный черный костюм.

Ветер шевелил мои волосы, и, почувствовав прилив бодрости, я решительнее, чем когда-либо, маневрировала парусом, и лодка, подпрыгивая, победно неслась по сверкавшей поверхности озера. Сойдя на причал, я привязала лодку и ненадолго задержалась, глядя на парившую в небе чайку. На мне были поношенные широкие брюки, свитер-джерси и никакого макияжа, но мне и не нужно было ничего другого, ведь я была на своей земле, передо мной за лужайкой высился мой дом, источник всех моих радостей и трагедий, стоявший здесь уже больше шести веков, полностью сохранившийся, нетронутый временем, мерцавший под дымкой прекрасного дня поздней весны.

Я откинула назад волосы, выпрямилась и повернулась лицом к террасе.

Не двигаясь мы окинули друг друга долгими взглядами, и я пошла через поляну к нему.

Он встал и снял шляпу. В его светлых волосах путались лучи солнца, превращая их в чистое золото.

Я уверенно шагала по поднимавшейся к дому поляне, глядя мимо него на стены, построенные моими предками во времена, когда на месте Америки расстилалось царство дикой природы. Дойдя до террасы, я поднялась на шесть ступенек и оказалась рядом с ним. Мы были совершенно одинакового роста, и мне показалось, что это странное сходство символизировало не только физическое подобие, но и то, что мы оба наследники Пола, поставившего наконец нас лицом друг к другу череп четырнадцать лет после своей смерти.

Я стояла, не шелохнувшись. Нарушив эту немую картину, он шагнул ко мне, и я увидела утраченную невинность в чертах сто романтического лица поэта и тень продажности, говорившую о том, что продаться он мог только самой устрашающей силе.

— Мисс Слейд, — проговорил он.

Это был не просто промах, а рассчитанная оговорка, и я поняла, что он всегда думал обо мне, как о мисс Слейд, совершенно так же, как я всегда называла сто про себя по имени.

Мы так долго, так долго знали друг друга…

— Добро пожаловать в Мэллингхэм, Корнелиус! — приветствовала я его самым светским тоном. — Пойдемте же в дом… Могу ли я предложить вам чаю?

Он одарил меня очаровательной мальчишеской улыбкой.

— О, благодарю вас! — ответил он голосом, привлекавшим чистейшим американским произношением. — Это было бы совсем не плохо.

Первое соприкосновение резко оборвалось. Мы вошли в дом, и началась наша последняя схватка.

Глава седьмая

Мы были зачарованы друг другом. После долгих лет кривотолков желание сравнить плоды нашего воображения с действительностью было непреодолимо, и мы оба поддались этому соблазну.

Наконец Корнелиус рассмеялся.

— Может быть, нам следовало потратить эти первые пять минут на то, чтобы рассмотреть друг друга под микроскопом! — заметил он, и уже одно это замечание выявило пропасть между жившим в моем воображении его образом и реальным человеком.