Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

утверждению, движущей силой этого грандиозного плана было командование «Умконто ве сизве» под политическим руководством АНК и Коммунистической партии, а штаб-квартира формирований «Умконто ве сизве» находилась в Ривонии.

В своем высокопарном выступлении Перси Ютар описал суду, как мы набирали членов для «Умконто ве сизве», как планировали в 1963 году организовать национальное восстание (здесь он спутал нас с Панафриканским конгрессом), как установили в Ривонии мощный радиопередатчик. Он заявил, что мы несли коллективную ответственность за двести двадцать два диверсионных акта. По его утверждению, Элиас Мотсоаледи и Эндрю Млангени отвечали за набор новых членов в военизированные формирования, а Деннис Голдберг руководил специальной школой для обучения новобранцев в Капской провинции. Он подробно описал, как мы создавали различные взрывные устройства и выпрашивали за рубежом финансовые средства для своих целей.

В течение следующих трех месяцев гособвинение представило сто семьдесят три свидетеля и внесло в протокол суда тысячи документов и фотографий, включая обычные книги по марксизму, по истории партизанских войн, различные карты и чертежи, а также паспорт, выданный на имя Дэвида Моцамайи. Первым свидетелем со стороны обвинения был полицейский фотограф, который сделал снимки Ривонии, следующими свидетелями были вызваны слуги, работавшие в семье Голдрайха, которые все это время содержались под стражей, хотя и не имели никакого отношения к тому, чем занималась эта семья. Слуги опознали большинство из нас, увидев на скамье подсудимых. При этом следует отдать должное старому мистеру Джеллиману, который в смелой попытке помочь мне притворился, будто не узнает меня, когда его попросили указать на обвиняемого номер один. «Посмотрите еще раз, – обратился к нему прокурор, – изучите внимательно все лица». «Не думаю, что вижу его здесь», – тихо ответил Джеллиман.

Мы задавались вопросом, какими доказательствами располагает гособвинение, чтобы доказать мою вину. Когда в Ривонии осуществлялось планирование большинства наших операций, я находился либо за пределами страны, либо в тюрьме. Когда я встретился с Уолтером Сисулу в тюрьме «Претория Локал» сразу же после вынесения мне приговора, я настоятельно просил его убедиться в том, чтобы все мои книги, записи, пометки, чертежи были вывезены с фермы. Однако уже на первой неделе судебного процесса, когда Расти Бернштейн обратился к суду с ходатайством об освобождении под залог, Перси Ютар в свойственной ему драматичной манере представил сделанный моей рукой эскиз тюрьмы «Форт» и сопроводительную записку о моем решении отказаться от побега. Продемонстрировав эти вещественные доказательства, прокурор воскликнул, что они подтверждают склонность всех обвиняемых к побегу и их готовность совершить его. Для меня же этот факт стал свидетельством того, что ничего из моих вещей в Ривонии не было ни уничтожено, ни вывезено. Позже мне рассказали, что мои коллеги в Ривонии решили сохранить мою записку в отношении побега, посчитав, что в будущем она должна стать историческим документом. Однако в настоящее время это стоило Расти Бернштейну его освобождения под залог.

Главным свидетелем обвинения был Бруно Мтоло, или «мистер Икс», как его называли в суде. Представляя мистера Икса, Перси Ютар сообщил суду, что его допрос займет три дня, а затем театральным тоном добавил, что свидетель находится «в смертельной опасности», и обратился к суду с просьбой, чтобы показания были даны при закрытых дверях, при этом представители прессы могли остаться при условии, что они не опознают этого свидетеля.

Бруно Мтоло был высоким, хорошо сложенным зулусом с отличной памятью. Он был родом из Дурбана и стал руководителем формирований «Умконто ве сизве» в провинции Наталь. Бруно Мтоло являлся опытным диверсантом и часто присутствовал на совещаниях в Ривонии. Я встречался с ним только один раз, когда выступал перед членами его отрядов, действовавшими в провинции Наталь, после своего возвращения из поездки по Африканскому континенту. Его показания, которые касались и меня, заставили понять, что у прокурора имеются неопровержимые доказательства для того, чтобы осудить меня.

Бруно Мтоло начал с признания того, что он является специалистом «Умконто ве сизве» по проведению диверсионных акций и что он принимал непосредственное участие в подрыве муниципального офиса, опор линий электропередач и линий связи. С впечатляющей точностью он объяснил действие взрывных устройств, фугасов и гранат, а также рассказал о деятельности формирований «Умконто ве сизве» в условиях подполья. Мтоло объяснил, что он всегда верил в идеалы Африканского национального конгресса, однако потерял веру в организацию, когда понял, что она и ее военизированные формирования являлись инструментами Коммунистической партии.

Мтоло давал свои показания с подкупающей простотой и, казалось бы, полной искренностью, однако я смог заметить, что он изо всех сил старался приукрасить их. Мне стало ясно, что он, вне всякого сомнения, действовал под контролем полиции и по ее инструкциям. Так, он сообщил суду, что во время моего выступления перед региональным командованием провинции Наталь я якобы заявил, что все кадры формирований «Умконто ве сизве» должны быть хорошими коммунистами, но при этом не раскрывать своих политических взглядов. На самом деле, я никогда ничего подобного не говорил, однако эти показания должны были связать меня и командование «Умконто ве сизве» с Коммунистической партией. В результате показаний Мтоло у присутствовавших в зале суда складывалось впечатление, что у него отличная память и что он досконально помнит все детали, факты и события и добросовестно рассказывает о них, ничего не убавляя и не прибавляя. Но это было не так.

Я был просто потрясен предательством Бруно Мтоло. Я никогда не исключал возможности того, что даже руководители Африканского национального конгресса могут сломаться под полицейскими пытками. Но, судя по всему, Мтоло не тронули даже пальцем. Выступая в суде, он изо всех сил старался обвинить в антирежимной деятельности даже тех, кто не имел к нашей борьбе никакого отношения. Я понимал, что можно поменять свои политические принципы, но предавать других, многие из которых были совершенно невиновны, казалось мне непростительным шагом.

Во время перекрестного допроса мы узнали, что Бруно Мтоло до зачисления в формирования «Умконто ве сизве» являлся мелким уголовником и трижды сидел в тюрьме за кражу. Однако, несмотря на эти факты, он был чрезвычайно опасным свидетелем, поскольку судья счел его показания, которые изобличали почти всех нас, надежными и правдивыми.

Краеугольным камнем обвинений прокурора против нас являлся шестистраничный план действий «Операция ”Майибуйе“», конфискованный во время полицейского рейда в Ривонии. Руководители Национального высшего командования держали этот документ перед собой на столе, обсуждая его, когда полиция осуществила штурм фермы Лилислиф. Операция «Майибуйе» в общих чертах обрисовывала план возможного начала партизанской войны и то, как она может способствовать массовому вооруженному восстанию против правительства. Этот план предусматривал первоначальное сосредоточение небольших партизанских отрядов в четырех различных районах Южной Африки и их нападение на