Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики - Мартин Гринберг

Меня самого захватывало это зрелище. Его враг — какой-нибудь накачанный стероидами мутант или малоизвестный полубог из давно забытого пантеона — оставался в блаженном неведении относительно грозящей опасности. Толпа начинала топать ногами, оглушительно скандируя имя своего идола, и Тор получал от этого заряд мощи. Их жажда увидеть его победителем, их вера в его непобедимость подпитывала его. Он хлопал перчатками друг о друга так, чтобы их звон пронзал толпу, а потом сокрушал врага.

Конец настал, когда он дрался с Луисом Змеем. Луису предстояло стать очередным обреченным на быстрое забвение соперником Тора, но мы заключили договор на всемирную трансляцию поединка через спутник. Слава и популярность Тора находились в зените — девяносто пять процентов людей планеты могли узнать его. Этот поединок должен был окончательно закрепить его место в умах человечества. Тор с пеленок знал, что ему предназначено сражаться с огромным змеем, и этим змеем стал Луис.

И Луис убил Тора.

После трех раундов взаимной молотьбы Луис сжал Тора в медвежьих объятиях, поднял и сломал ему хребет. Он отбросил Тора в сторону и стал смеяться над поверженным противником. Затем он стал смеяться над фанатами Тора, называя их слабаками и тупицами. Он говорил, что они жалкие людишки, если верили в него, и что они неудачники, потому что их бог мертв.

Смерть Тора стала для нас сокрушительным ударом, но ненадолго. Мало-помалу начали просачиваться истории о том, что Тора видели то в одном, то в другом месте. Никто не сомневался в том, что это был Тор. Он помогал людям выпутываться из опасных ситуаций, предотвращал катастрофы, делал невозможное возможным. Для каждого из его почитателей эти истории были доказательством того, что он жив и что их вера отнюдь не была ложной.

В смерти Тор стал величественнее, чем был при жизни. Бейсболки, рубашки, линия инструментов для домашних умельцев «Мьёльнир», комиксы, видео, игрушки-трансформеры — все распродавалось «на ура». Хотя Один отлично справлялся с книгами и мотивационными выступлениями, а Тир придавал «Асгард Анлимитед» налет респектабельности, становым хребтом всего предприятия оставался Тор.

Миновав мемориал, я шагнул за дверь, которую немногие могли разглядеть и мало кто был способен открыть. Мне это было по силам, и я вошел, потрепав дежурившего у двери Гарма. Адский пес с радостью откусил бы мне руку по плечо, но опасался моего сына Фенриса, поэтому я остался невредимым. Пройдя мимо него, я направился вниз по винтовой лестнице, которая привела меня в Нифлхел, владения моей дочери Хел. Я быстро поприветствовал Балдура, сделав вид, словно хочу вновь запустить в него веткой омелы. Он вздрогнул, и я засмеялся.

По сравнению с Валгаллой окутанные туманом глубины Нифлхела казались холодными и вызывали клаустрофобию, но мне они казались надежными и уютными. Дымка испарений смягчала свет и заглушала звуки, хотя я и был уверен, что мой смех докатился до самых глубин.

Подтверждением этого факта стало неожиданное рычание слева от меня. Сквозь туман ко мне рванулся огромный темный силуэт. Его глаза сверкали, зубы скалились, но цепь, закрепленная в самом сердце подземного мира, ограничивала его движения. Цепь натянулась, дернув ошейник, и существо отпрянуло назад. С тяжелым грохотом оно рухнуло наземь, и затихло. Рыдания сотрясали его грудь.

Я присел на корточки неподалеку, но вне его досягаемости. «Неужели ты никогда ничему не научишься, Тор?»

— Эта цепь когда-нибудь разорвется.

Я покачал головой. «Не думаю. Если помнишь, эта цепь, выкованная, чтобы удержать Фенриса, выдержала усилия каждого бога, пытавшегося разорвать ее, включая тебя. Эта цепь сделана из мяуканья кошки, из бороды женщины, из корней горы, из жил медведя, из дыхания рыбы, из чириканья птицы. Специально для тебя я укрепил ее еще кое-чем, столь же осязаемым и неосязаемым. Я добавил туда веру Никсона в собственную невинность, подлинное имя человека на травянистом холмике и немалую толику кевлара. То же самое пошло и на ошейник. Ты будешь здесь, пока я не решу, что тебя пора выпускать».

Тор сел. «Я знаю, как ты это сделал. Ты пригласил меня выпить за успех предстоящего матча и накачал меня наркотиками, а затем принял мой облик и дал змею убить себя».

— Очень хорошо — ты уже начинаешь использовать голову не только для того, чтобы заполнять ею шлем.

— Тебе не удастся скрыть это. Хеймдалль должен был видеть, как ты это проделывал. Он знает, что ты устроил этот маскарад. Он разоблачит тебя.

— Ха! — Я встал и посмотрел на него сверху вниз. — Хеймдалль проводит все часы бодрствования, просматривая программы пяти тысяч телевизионных станций. Даже бог не сможет избежать превращения в идиота со слюной, сочащейся изо рта, если будет так много сидеть перед телевизором. Он настолько околдован, что не может дунуть даже в собственный нос, не говоря уже о том, чтобы дунуть в свой знаменитый рог.

— Но зачем ты это сделал?

— Сделал что? Разыграл твою смерть? — Я покачал головой. — Сколько раз еще мне придется учить тебя? Каждый человеческий идол должен приобщиться к таинству смерти. Смерть очищает тебя от грехов, смывает с тебя пятна. В смерти ты более совершенен, чем был при жизни, так же как Элвис и Мэрилин, Брюс Ли и Курт Кобейн. С самого начала я знал, что кому-то придется умереть, и ты стал наилучшей кандидатурой. Один уже через это прошел, и результаты получились не слишком впечатляющие. Что касается Тира, то смерть для него слишком неэлегантна. Значит, оставался ты — мистер Большой, Тупой и Уязвимый.

— Это я понимаю. — Глаза Тора вспыхнули электрическими разрядами. — Я хочу знать, зачем этот обман? Почему я появляюсь повсюду? Зачем увеличивать армию моих почитателей?

— Потому что они не твои почитатели. — Я насмешливо фыркнул. — Если бы все те люди, которые поклоняются Тору, почитали тебя, эта цепь оказалась бы для тебя не прочнее паутины. Ты мог бы разорвать на части и ее, и меня. Но ты не можешь, потому что они не поклоняются тебе. Они поклоняются твоему образу — романтизированному образу, который создан мной.

Я улыбнулся.

— Мы с моим другом Луисом, моим товарищем по несчастью, после долгих веков гонений со стороны христиан, поняли, что нам уже никогда не превратиться в благородных богов, повсеместно признаваемых людьми. У Люцифера есть свой круг почитателей — гедонисты, анархисты, эгоисты, продажные люди и импотенты, жаждущие быстрого прорыва к власти. В качестве Луиса Змея он лелеял в людях все эти фантазии типа «получить быстро и легко». Выказав презрение к твоим почитателям, он завоевал уважение тех, кто ненавидит твой образ, и одновременно изрядную толику ненависти со стороны твоих людей. Такова была его плата.