Обсидиановый нож - Александр Мирер

«Ой, дела, — думал Колька, запирая на ключ люковину, — и здесь свои дела». На этот раз он ничего ровным счетом не понял. Но стало еще тревожнее на душе.

Глава 6

Они вернулись к полудню. В лечебнице слабым голосом гудел Рафаил:

— …не более. А я говорю, что биологическая цивилизация не менее естественна и закономерна, чем наша. И вот — доказательство…

Володя прижимал очки к глазам, косился и притоптывал. Слева у лежанки потихоньку возилась вчерашняя амазонка, закрывала корзинки и прятала в стену. Дураки спорили. Колька хмыкнул, галантно поклонился. Девушка вполоборота посмотрела на него — длинными коричневыми очами. Соблаговолила дружественно улыбнуться.

Колька тотчас же спрятал глаза — нет, этого нельзя. Тоже мне, селадон нашелся, обаятельный пришелец, светловолосая бестия…

Брахак проскользнул за стену вместе с девушкой, а ребята в ожидании уставились на Кольку. Он сказал: «Порядок. Положение не изменилось», и Рафаил вдруг засопел и заснул, выставив нос. «Как он?» — спросил Колька. «Ничего». — «Это что — снова анализы делали?» — «Делали. Лекарство дали». — «Понятно…»

Было очень тихо, даже обезьяны молчали. Было прохладненько, особенно после душного жара на просеках. «Видел что — либо интересное?» — Колька пожал плечами. О кротах и прочем он расскажет дома. «Стрелять не пришлось?» — «Нет».

За стеной бубнили потихоньку — мужской голос и женский. Рафаил, упрятанный до подбородка в зелень, выглядел совсем здоровым. Зарос он, как горилла.

Колька высчитывал в уме: двадцать минут он шел от баросферы. Если даже энергия начала расходоваться немедля после его ухода, до критического уровня полных три часа. Да кто ей велел — начинать расходоваться немедля? Судя но опыту с Центурионом, у них впереди двое — трое суток… Вот спешим, спешим, всю жизнь спешим — до чего обидно! Вот стартуем, уйдем, а второй раз сюда не попадешь… — сказал он себе. — Карпов, кончай вола вертеть! Решение принято? Действуй!

Крякнул, отвел Володю к выходу и изложил план: он сейчас отыщет Брахака, как — нибудь объяснится, попросит помочь доставить Рафаила к баросфере и усадить на место. Уложить, вернее — спинки двух нижних кресел они откинут, получится койка. Володя займет верхнее кресло, а он, Колька, устроится на чехле «Криолятора» — не сдохнет, он здоровый.

— Договорились, Вова?

— Я не согласен, — отвечал Бурмистров. — Рискованно, рискованно… Рафаил еще очень слаб. Кроме этого, мы не собрали практически никакой информации, Коля, мы даже координат не определили!

Ну да, он все еще уверен, что мы на Земле… И Колька совершил очередную ошибку. Вместо приказа начал уговаривать:

— Рафаил сейчас говорил дело. Это все биоцивилизация, а где на Земле биоцивилизация, где ты видел?

— Преждевременные суждения. Я бы повременил квалифицировать это как цивилизацию.

— То есть, как? Дрессированные обезьяны, гепарды, а гектары культурного леса, — он загибал пальцы, — а медицина? Умывалки, расчески, бритье…

— Вот — во — от! Цивилизация не в расческах состоит, и не в жратве на деревьях.

— Так. Давай определенно.

— Культура. Прежде всего письменность, то есть система фиксации накопленных знаний. Ты заметил, как Джаванар удивился записке?

— Джаванар, — поправил Колька. — Культура культурой, а производительные силы как же?

— Я вообще протестую, — горячился Володя. — Я утверждаю, что так называемая биологическая цивилизация не может существовать в земных условиях! После первого каменного рубила путь — определен — ручной труд, затем машины, закономерно…

— А, это я проходил… Известно. Только я не пойму, кто запретит человеку сообразить, что вырастить дерево, или там корову, или такую хижину легче, чем бегать за пищей, высунув язык, или строить дома своими руками. Если есть условия, конечно. А здесь имеются такие условия.

— Пойми, это — тупик, — внушительно парировал Володя. — Такая цивилизация не создает культурных ценностей, что еще не так важно. Всеобщая сытость лишает граждан стимула к движению, понимаешь?

— Предположим, лишает стимула, создается тупик, и так далее. Я готов не применять слова «цивилизация», оставим спор о терминах. Подойдем практически, Вова… Я вот из — за чего спрашиваю. Мы примерно знаем, что на Земле нет ничего, подобного этой… псевдоцивилизации. Отсюда я вывожу, что теория СП истинна, и мы не на Земле, а в Совмещенном Пространстве.

— Глупости! — взорвался Володя. — Глупости! Ты представляешь себе, что вероятность такого полного подобия равна нулю? И что мы знаем о своей планете? На Амазонке миллионы квадратных километров не обследованы, заперты, как в сейфе! И животные, и огромные племена могут еще столетие укрываться — непроходимые джунгли, сотни километров болот вокруг, с самолета ничего не различить под деревьями. Живут, и все!

— Бурмистров открывает затерянный мир, — сказал Колька. — Вот почему ты на транспорт не рассчитываешь… Что же… Эх, был бы у нас хоть транзисторный приемничек — сразу бы и определились. Да, положеньице…

Замолчали. Лишь только пауза затянулась, сквозь стену прошел Брахак и направился к ним. Подмышкой он нес, как портфель, серо — сизые, овальные листья, и был похож на академика Плоткина вдумчивым благообразием, седой гривой и портфелем. Если можно представить себе голого академика.

Колька рассеянно хихикнул. Брахак — Плоткин чуть — чуть прибавил улыбки. В руке, прижимающей к боку листья, он держал мелок. Подошел, присел на лежанку, заботливо посмотрел на Рафаила.

Колька быстро спросил: «Договорились хоть, что он за человек? Вождь? Шаман?» Володя так же быстро ответил: «Аб — со — лют — но неясно…»

Брахак пристроил листья на колени, стопочкой, и зачирикал по ним белым мелком.

«Как бы отобрать у него мел поделикатней?» — думал Колька. Но ему помешали — затопотали шаги на бегу, приближаясь, и высокий голос прокричал:

— Ра — аджатам, го — ониа — а!

Брахак поднялся, разводя руками. Колька по инерции прыснул — так именно пожимается Плоткин, когда шеф громит его за приверженность к детерминизму — но вдруг понял, что дело серьезное. Старик бросил листья и заспешил к выходу.

— Сиди, не поднимайся, — сказал Колька и побежал за Брахаком.

От выхода свернули направо, по узенькой аллейке — туннелю; в конце была еще одна поляна — охотники отвязывают здоровенных собак, огненно — рыжих, в зеленых нарядных ошейниках. Аллейка, поляна — на траве, как серая скала, лежит слон, опустив клыкастую голову. Охотник сидит на желтом бивне, говорит, покачивая шапочкой. Слон внимательно слушает. «Эге, слон, — отметил Колька. — В Южной Америке слоны не водятся».