Падение сквозь ветер - Олег Никитин

24 июня. Сегодня с утра втер в шею еще пару золотников своего вещества. И уже чувствую, как мощь неудержимо нарастает во мне. На шее при этом вздулись мерзкие прыщи, постоянно истекающие липким «гноем», но показать их медикам или даже Дессону я не решился – вдруг они вздумают вырезать их или, того хуже, предрекут скорую смерть? К тому же я думаю, что это вовсе не гной, а что-то вроде первичной субстанции, из которой состоят ткани организма. Я боюсь не успеть сформулировать заклинание и погибнуть от избытка энергии (и так каждый день расходую ее на разные глупости – без толку гоняю облака на небе и волны на Хеттике).

26 июня. Долго думал – кого бы еще подключить к эксперименту? В Мунне я полностью разочаровался, ибо понял: подозрение в ее бесплодии (скорее всего, она занимается своим ремеслом с довоенного времени) лишает меня уверенности в благоприятном исходе опыта. А без уверенности не будет и успеха (это я четко понял). И все же я не исключаю того, что синтезированное мною заклятие не вполне совершенно и попросту не срабатывает так, как задумано. Благодарение «Богу», вспомнил о Танниге! Даже если она не согласится принять меня, я все равно выберу момент и заявлюсь к ней, когда Шуггер будет в Ордене. Я не забыл несчастного Зублю, чье чучело пылится в подсобке. Кто-нибудь мог бы мне заметить: «Мегги, дружище, Шуггер спас тебя от смерти, когда ты подцепил холеру!» Что мне возразить этому доброхоту? Во-первых, я вполне мог бы и сам излечиться, потому что вовремя поставил себе диагноз и стал пить кипяченую воду. Во-вторых, да, формально спас, потому что ему некуда было деваться – он сам объявил о своем изобретении (порядочная гадость, к слову сказать, наизнанку выворачивает). Скажем, если бы он несколько лет назад (со своим учителем) отказался удалить у Императора больную кишку, забитую мусором – ему это сошло бы с рук? Так и в моем случае, только я не какой-то Император, сейчас я уже почти Бог – так же, как он, любого могу убить одним лишь желанием. В последнее воскресенье проходил случайно через рынок, и какой-то петух при виде меня стал орать как сумасшедший. Хорошо, что я не ношу на улице красный плащ, а то толпа могла бы возбудиться, и неизвестно, чем закончилось бы дело. И так мне его гнусные вопли не понравились, что я взял и придушил его на расстоянии – просто слепил вокруг мелкой тупой головенки шарик пустоты, он и околел. Я не стал смотреть, как восприняли внезапную смерть мерзкой птицы оказавшиеся поблизости люди, и поспешил уйти. Думаю, с человеком тоже никаких проблем не должно возникнуть: ему ведь тоже надо дышать! А пустой кокон намертво прилипает к коже, это мне под силу обеспечить.

27 июня. Мысли прыгают в голове как сумасшедшие – опыт снова не удался! Я все сделал так, как и планировал, но в последний момент что-то не заладилось и заклинание не сработало: передачи моей жизненной силы собственному мертвому семени не произошло. Я подозреваю, что в этом виноват проклятый козел, который завопил под окном в решающий момент – он заставил меня запнуться на полуслове. (Динника за все время не издала ни звука, закрыла глаза и стала как деревянная чурка под топором.) А несколько минут назад мне принесли ответ от Танниги: она пишет, что я могу навестить ее послезавтра.

29 июня. Похоже, я опять потерпел крах – как я ни старался, оплодотворения Танниги не случилось, но на этот раз я склонен винить ошибку в своей формуле. На «глаз» мне не удается определить, где она коренится: мускулы леденеют, суставы хрустят так, будто «смазаны» настоящим песком, а вены вздуваются, грозя лопнуть. То есть все происходит именно так, как и предполагалось – а «жизнь» не передается! Сегодня половину ночи не мог заснуть, все думал над тем, вправе ли я «загонять» стихии в собственное тело, превращая магию действия в магию иллюзий. Хорошо, пусть я смогу обмануть мироздание, «создав» лед и пыль в самом себе (допустим, что для придания своему семени подвижности этих мнимых «стихий» достаточно). Но акт передачи жизненной силы (обретшему-таки подвижность семени!) не может быть мнимым, он только тогда происходит на самом деле, когда его подталкивает нечто действительно реальное! И тут ничего, кроме моего родного воздуха, мне в голову просто не приходит; то есть, скорее всего, мне остается только провести зачатие с одновременным применением обратного вихря, хотя бы самого маленького.

1 июля. Вернувшись сегодня из Ордена, около часа валялся на кровати (уже успело стемнеть) и обдумывал каждую букву своего заклинания… Додумался до того, что заменил последний слог последнего слова (вычитал о новом слоге у Крисса), и в тот же миг вся формула словно засверкала перед моими «преображенными» глазами, источая прозрачно-зеленый свет! Значит, она – правильная. А потом я трезво посмотрел на нее и увидел: в ней таится ужасная опасность, потому что этот последний слог – частица для придания предельной устойчивости всей фразе (ее-то, этой устойчивости, я и боялся все последние недели, как теперь понимаю). Эту частицу изобрел сам Крисс Кармельский, он часто применял ее и добивался с ее помощью неплохих результатов. Я записал ключ к заклятию (оно на последней странице моего лабораторного журнала) и уронил голову на стол, будто силы вовсе покинули меня… Пламя свечи дрожит на буквах моей формулы, они плывут и меняют форму, словно живые. Чего же другого я мог ожидать? Так просто, без смертельного риска, Богом на земле не стать. Если хватит решимости, завтра попытаюсь провести опыт с Маккафой – я на днях встретил ее в коридоре Ордена и долго развлекал рассказами о своих самых безобидных экспериментах. Она обещала заглянуть в субботу, то есть завтра, ближе к вечеру».

Последним в этой тонкой пачке лежал практически чистый лист бумаги, на котором Мегаллин написал всего лишь несколько пар символов, соединенных стрелками. У Валлента не возникло никаких сомнений относительно смысла этой записи: она означала, что вместо одних букв в составленном погибшим магом заклинании следовало подставить другие. И теперь оставалось только раскрыть на последней странице лабораторный журнал Мегаллина и провести замену согласно «инструкции».

Глава 29. Последний опыт

Магистр открыл ящик стола и достал оба портрета – зрелого мага и юной девушки. Расположив их друг напротив друга, он расслабил глазные мышцы и наблюдал, как черные щупальца от Мегаллинова лица протянулись вперед и стали пульсировать в окружающем клочок бумаги пространстве, словно нащупывая источник жизненной силы. Маккафин портрет они только потрогали, – он был мертв и не представлял интереса, а вот тело Валлента их заинтересовало. Он мысленно обратился к небу и призвал к себе поток энергии: шея в ответ заныла и раскалилась, зато с пальцев магистра стали срываться короткие молнии, с каким-то нечеловеческим восторгом поглотившиеся изображением погибшего мага. Внутренности магистра как будто стали леденеть, желудок и голова наполнились чудовищной тяжестью, и если бы он не сидел, то непременно бы упал. Ему даже показалось, что стул под ним зашатался и заскрипел ножками, едва не рассыпаясь от напряжения, но это, конечно, было иллюзией. Приток силы из окружающего пространства еще больше усилился; Валлент понял, что начинает задыхаться, и в последний момент перед тем, как уронить портрет Мегаллина на стол, изображением вниз, он ощутил, что вновь стал полноценным мужчиной и физически готов к зачатию.