Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг. - Виктор Петелин

С приходом Красной Армии и разгромом фашизма, когда мы, наконец, смогли свободно вздохнуть, я откопала книги. Время и сырость изрядно попортили заветный томик Шолохова. Я старательно очистила «Тихий Дон» от земли и плесени, высушила его и поставила на почетное место на книжной полке. И снова многие люди читали и перечитывали этот роман.

Гертруда Домбровская

Берлин. 1 августа 1966 г.

Мы не знали России. Мы имели о ней школьные и туманные представления.

«Тихий Дон» открыл всему миру душу донских казаков и величие русской революции.

Герои «Тихого Дона» – это живые люди, каждый со своим лицом, своим сердцем, своими слабостями, доблестью.

Я читал раньше книги Л. Толстого, Н. Гоголя, М. Горького – о старой России. Михаил Шолохов в «Тихом Доне» сказал новое о России, ярко изобразил диалектику революции, кровавые битвы с белогвардейцами и интервентами.

Как ни одна книга, «Тихий Дон» Шолохова вызвал в тридцатые годы невиданно многолюдные дискуссии и горячие споры в рабочих семьях Германии.

«Тихий Дон» помогал нам в острых спорах с оппозицией. Учил предвидеть коварство и жестокость фашистов. Шолохов открыл нам много нового из опыта русской революции. Поэтому этот роман был так дорог мне, и я, несмотря на обыски гестапо, сберег его в целости.

С 1918 года я был членом «Спартаковского Союза» Карла Либкнехта, затем – член Компартии. Все ветераны Компартии высоко ценят книги М. Шолохова.

Макс Валенда

г. Фалькензее. Август, 1966

Есть книги, которые входят в семью на всю жизнь! Такой книгой оказался и «Тихий Дон» Шолохова для нашего деда, партийного ветерана Макса Курейбера, и всех нас – его потомков.

Два томика первого немецкого издания романа М. Шолохова в переводе Ольги Гальперн еще в 1930 году получили высшее признание у нашего деда и среди его друзей.

Как коммунист-подпольщик, наш дед сумел перехитрить гестапо и через все черные годы фашизма пронести «Тихий Дон» Шолохова, произведения Г. Гейне и другие.

С гордостью могу сказать, что благодаря деду и этим книгам в годы коричневой чумы в нашей семье все росли в духе свободомыслия и великой веры в Советскую Россию.

Мой дед, ветеран антифашистского подполья, награжден революционным орденом «За заслуги» и медалью «Фрица Геккерта». Прочитав в «Нойес Дейчланд» письмо из Ростова-на-Дону, мой дед сказал, что с огромной радостью подарит Ростовскому музею сохранившиеся два томика «Тихого Дона» 1930 года издания. Его адрес: 1071, Берлин, Н. Мальмеерштрассе, 21.

Иоахим Шульц

Берлин. 1.8.1966

Перевод писем, документов сделан студентами РГУ Евгением и Алексеем Прийма.

И. Попов

А. Серафимович в Вешенской

<…> В 1931 г., по инициативе отца, мы с ним совершили интересную поездку на моторной лодке по Дону. Мы плыли на небольшой однопарной весельной рыбачьей лодке с переносным двигателем, который крепился к лодке за кормой.

Судоходство по реке тогда было развито очень слабо, моторных лодок на реке почти не бывало, изредка на пустынной реке встречались лодки рыбаков.

Наш двигатель едва справлялся с быстрым течением реки, да мы и не спешили, делали привалы в удаленных от населенных пунктов местах; отец с удовольствием вспоминал, как он мальчиком и подростком с товарищами плавал на весельной лодке под парусом и уплывал иногда далеко от станицы в глухие места Дона. Он смастерил парус на нашу лодку, поставил на скорую руку мачту и иногда, когда ветер усиливался, выключал двигатель и правил парусом.

Мы ночевали в незнакомых местах, чаще всего на берегу, вдали от населенных пунктов. Иногда отец предлагал поставить лодку на якорь и ночевать в лодке в удалении от берега, чтобы предупредить возможность нападения бандитов, диких зверей или змей. В лодке спать было трудновато, лечь во весь рост было негде.

Заслышав шум двигателя лодки, приходили с поля удивленные казаки. Они с хитрецой начинали издалека, доискивались причины нашей поездки, сначала не доверяли нашим рассказам, некоторые пробовали вступить с нами в торговые отношения, предлагали нам кур, яйца, масло.

Наконец, завязывались беседы о новой колхозной жизни, беседы, которые отец особенно любил и умел заставить людей говорить откровенно, по душам. Отца особенно волновали и интересовали пути развития колхозного движения у казачества, взаимоотношения иногородних и казаков, описанию которых он уделял столько внимания в прежних своих произведениях.

В эту поездку отец был особенно поражен тем, что даже его любимая степь, как будто веками неизменная, покрытая седым ковылем, теперь ожила и стала иной. Степь перестала молчать.

Днем и ночью по степи разносился рокот колхозных тружеников-тракторов.

Стояло знойное лето. Воздух был накален. Палящее солнце жгло нас прямыми отвесными лучами, широкие соломенные шляпы мало защищали от солнца; нас жгли солнечные лучи, отраженные от воды, от раскаленного у берегов песка, на который нельзя было ступить босой ногой. Даже дерево лодки было нестерпимо горячее.

Этот зной был для отца большим наслаждением, он чувствовал себя, несмотря на возраст, превосходно и говорил, что наконец-то его согрело по-настоящему солнце.

В одном из своих писем с Дона он писал:

«Невыносимо-чудесный зной, раскаленное дыхание от камней, строений, дерева. Я наслаждался, наконец-то попал в сухость и зной; все болезни из меня стали вылезать».

После нескольких дней путешествия мы приплыли в станицу Вешенскую к Михаилу Шолохову, который встретил нас очень гостеприимно. В это время Шолохов работал над окончанием «Поднятой целины».

Быстро протекли два вечера бесед отца с Шолоховым о литературе и о колхозных делах нового Дона. Это была значительная встреча двух больших писателей, хорошо понимавших друг друга и глубоко – каждый по-своему – сумевших в своих произведениях раскрыть социальную сущность процессов, происходивших в казачестве. Чувствовалось, что Шолохов был рад неожиданному посещению. Ему многое хотелось рассказать отцу, чем не с кем было поделиться в станице. Отец также ждал этой встречи с большим волнением и радостью. Беседы их затронули большой и разнообразный круг вопросов.

На ночь Шолохов повел нас на рыбную ловлю. Взяли много рыболовных снастей, выбрали рыбные места, известные старикам рыболовам. Несколько раз за ночь вымокли, продрогли, согрелись и высушились у большого костра, который развели на песчаном берегу у чернеющего ночью Дона. Но видно, литературные споры не по вкусу пришлись рыбе, и, проголодавшись, на рассвете мы сварили вкусную донскую уху из купленной у соседних рыбаков рыбы.