Таис Афинская. Роман - Иван Антонович Ефремов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Птолемей смотрел на Таис, внимательно ее слушая.
— Ты говоришь то же, что новые философы, недавно появившиеся в Мусее. Они называют себя стоиками.
— Знаю о них. Они пытаются найти новую нравственность, исходящую из равенства людей. Счастья им!
— Счастья не будет! На западе крепнет Римское государство, готовое весь мир низвести до рабского состояния. Почему-то они особенно ненавидят евреев. Римляне подражают эллинам в искусствах, но в своем существе они злобные, надеются лишь на военную силу и очень жестоки к детям, женщинам и животным. Вместо театров у них громадные цирки, где убивают животных и друг друга на потеху ревущей толпе.
— Они мастера приносить кровавые жертвы? — спросила Таис.
— Да. Откуда ты знаешь?
— Я знаю пророчество. Страны, где люди приносят кровавые жертвы, уподобляя своих богов хищным зверям, — Элладу, Рим, Карфаген ждет скорая гибель, разрушение всего созданного и полное исчезновение этих народов.
— Надо рассказать об этом моим философам. Хочешь, поговори с ними в Мусее?
— Нет. У меня мало времени. Я хочу повидаться с Леонтиском.
— Он в плавании у берегов Либии, но еще вчера, угадав твое желание, я послал быстроходный корабль.
— Преимущество быть царским сыном! Благодарю тебя еще раз за то, что ты решил сделать из него простого моряка, а не наследника, наместника или другого владыку. Он похож на меня и не подходит для этой роли.
— Ты передала ему критскую кровь безраздельной любви к морю. А что ты хочешь для Иренион?
— Пусть воспитывается у Пентанассы, моей подруги из древнего рода, чьи имена высечены кипрскими письменами на памятниках острова. Я хочу сделать из нее хорошую жену. У нее есть твой здравый смысл, осторожность в делах и, кажется мне, дальновидность. Раздел империи Александра и выбор Египта до сих пор служат мне образцом твоей государственной мудрости!
— Я выбрал Египет еще по одному соображению. Здесь я царь среди чужих мне народов и создаю новое государство по своему усмотрению, выбирая наиболее подходящих для власти людей. Во время бедствий всегда будут мне защитой те, чье благоденствие связано с моим царствованием. Не повторятся кромешная зависть, клевета, драки и соперничество сильных, но невежественных людей из древних родов, которые не позволили Элладе расцвести, как она могла бы, имея такой великий народ. Ее лучшие люди всегда подвергались клевете и позору. Благодарность знати самым выдающимся людям выражалась в казни, изгнании, предательстве и тюрьме. Вспомни Перикла, Фидия, Сократа, Платона, Фемистокла, Демосфена!.. Еще чашу, теперь мою, прощальную! — Птолемей поднял хрустальную чашу, поднял и внезапно остановился. — Мне не в чем упрекнуть тебя за все эти годы, кроме одного. Хочешь знать?
Таис заинтересованно кивнула.
— Как ты позволила продать серебряную Анадиомену, сделанную с тебя? Разве не знала ты, как я люблю тебя, и красоту женщины, и все, что с тобой связано?
— Я ничего не позволяла. Так распорядилась судьба. Лисипп предназначил статую Александру, но сначала царю не было времени, а вскоре он ушел. Тогда тебе было не до скульптур. Но я рада, что Анадиомена ушла в Индию. Там совсем особенное отношение к женской красоте, а при теперешнем состоянии Эллады я не уверена в целости статуи из серебра, даже если бы ее поставили в храм.
— Что ж, ты права, и я отбрасываю прочь свой упрек. Кстати, Селевк, когда спасался у меня, говорил о планах похода на Индию. Я посоветовал ему отказаться и уступить свою часть Индии Чандрагупте. И он сказал, что уступит, если тот даст пятьсот слонов!
— Он милый, этот гигант и собиратель гигантов!
— Не столь уж милый, на мужской взгляд. Слоны — могучая боевая сила, подвижная, лучше фаланги и тяжелой конницы. Селевк не зря собирает слонов для своей армии. Мы с ним друзья, но будет ли дружен со мной и моими наследниками его наследник?.. Чтобы противостоять его слонам, мне придется заводить своих. Индия мне недоступна, поэтому я буду добывать слонов из Либии. И тут поистине неоценимы собранные тобою сведения о путях на юг, особенно о плаваниях в Пунт. Я уже приказал снарядить корабли, они поплывут по Эритрейскому морю к мысу Благоуханий и дальше, откуда египтяне привозили всяких зверей. Слоны в Либии другие, чем в Индии, они с большими ушами, громадными бивнями и покатыми спинами, более дикие и труднее приручаются. Однако для сражения они даже лучше индийских, ибо более злобны и отважны. Разве не забавны изломы судьбы? Ты помогла Селевку добыть слонов своей статуей, а мне того больше — узнать места, где их добывают. Еще раз благодарю тебя!
— Наступил день! — напомнила Таис увлекшемуся царю. — Береника истерзалась, и мне тоже пора.
Птолемей с Таис совершили возлияние богам, обнялись и поцеловались, как брат с сестрой. Афинянка разбудила Эрис, уснувшую под плеск фонтана. Они пошли пешком к своему дому, вызывая тот же восторг прохожих, как и много лет назад. Никто не смог бы дать сорокалетней Таис и тридцатипятилетней черной жрице больше пятидесяти на двоих.
— Если бы ты знала, как легко в эксомиде! — воскликнула Таис. — И не нужно следить за своими жестами, словами, выражением лица, чтобы не смутить подданных. Теперь у меня нет подданных и никому я не обязана! Я могу петь, хоть и не пела так давно, что, может, потеряла голос.
— Одна подданная у тебя есть всегда, — Эрис, смеясь, поклонилась на льстивый азиатский манер.
Афинянка остановилась, рассматривая подругу. Эрис недоуменно подняла брови.
— Ты напомнила мне об одном важном деле. Я чуть не забыла о нем!
— Каком?
— Увидишь! Знаю, дразнить тебя недомолвками бесполезно. Я просто еще не додумала.
Усталая после ночного бдения, Таис с наслаждением предалась неге купания и крепкого ионийского массажа. Она проспала весь день до темноты, а половину ночи просидела на террасе, обдумывая встречу с сыном. Леонтиску теперь около пятнадцати лет, близок возраст эфеба. Таис решила совместить свидание с сыном и встречу с морем. Они поедут на Фарос, туда, где Неарх показывал ей критские развалины среди кустов и песка. Там она ныряла под плеск волн и крики чаек на безлюдном берегу… Теперь она возьмет с собой Эрис. Еще неясно отношение подруги к морю. Было бы горько, если бы она приняла его иначе, чем сама Таис. Мало ли людей, которых море настораживает, укачивает, просто пугает…
Афинянка могла бы не беспокоиться. День этот стал для нее подлинным празднеством. Лебедино-белая лодка