Князь: Зеркало Велеса. Заклинатель. Золото мертвых (сборник) - Александр Прозоров

Зверев, наверное, и десятой доли выучить не успел – а голова уже от науки пухла. Что по сравнению с этим простое костоправство? Да половина бояр, несколько сражений пройдя, сами могли и при переломе, и при вывихе первую помощь оказать.

– Никак, княже, хлеб у лекаря нашего решил отбить? – поинтересовался с седла Друцкий. – Эй, Лука Ильич, ты куда?

– Я этого паразита ушастого все равно споймаю, Федор Юрьевич! – коротко поклонился княжичу исцеленный от вывиха боярин, ловко запрыгнул на коня и помчался в кустарник.

– Надо же, как завело старика! – удивился хозяйский сын.

– А сам не хочешь попробовать, пока дети боярские весь ивняк не вытоптали? – поднялся в стремя Андрей.

– Сейчас сокола привезут, тогда и я побалуюсь. Почто ноги ломать, коли птица есть? Еще посмотрим, у кого добыча больше окажется.

– Распугают дичь твои бояре, пока сокольники прискачут, ох, распугают, – заранее дал другу повод к оправданию Зверев и решил про своего второго косого пока не говорить. А то ведь останется княжич с пустыми руками – еще обиду затаит. Зачем отношения с приятелем зря портить? – Кстати, Федор Юрьевич, а что это за барон у вас гостит?

– Странный, правда? – тут же согласился Друцкий. – Одет что церковная нищенка, а письма рекомендательные отцу от самых знатных родов показал. Слуга у него немой, с горбом, с бельмом на глазу, в плечах шире, нежели ростом вышел. На него глянешь – и в церковь тянет, от скверны очиститься. От сумок хозяйских, что пес цепной, не отходит… Едут!

Княжич увидел огибающий холм обоз и помчался навстречу. К нему рванулись, радостно виляя хвостами, две низкорослые лохматые псины темно-коричневого окраса.

– Привет, зверята мои, привет, хорошие, – наклонился к ним с седла хозяин. – Заскучали по полю? Векша, Чулагу привез?

Веснушчатый холоп в толстом кожаном поддоспешнике, покрытом на плечах десятками глубоких царапин, поднял перед собой клетку с крупной птицей, голову которой прятала шапочка с алым матерчатым хохолком.

– Отлично, давай… – Княжич выдернул из сумки на луке седла кольчужную рукавицу, натянул на правую кисть.

Сокольничий открыл клетку, пересадил птицу ему на руку. Федор Друцкий залихватски свистнул, медленным шагом двинулся к ивняку. Боярские дети, прервав свои метания среди кустов, торопливо выбрались на поле. Кони их хрипели, роняя с губ и из-под сбруи капли серой пены.

– Да, похоже, увлеклись мужики, – пробормотал князь Сакульский. – Забыли, что лошади не железные.

– Сейчас, сейчас настоящую охоту увидишь. – Федор Юрьевич опять присвистнул, но уже тихо и коротко, с переливом. Собаки замерли, насторожив уши. – Расстега, Кроша, ату!

Друцкий указал на изрядно переломанный ивняк, и псы послушно кинулись в нужном направлении. Уже через пару минут звонким лаем они сообщили, что подняли дичь. Федор Юрьевич торжествующе улыбнулся, снял с сокола колпачок и подбросил птицу вверх. Та взмахнула крыльями, клекотнула, словно несмазанная калитка, и, крепко сжав лапы, удержалась на кольчужной рукавице. Княжич снова подкинул сокола – но тот, недовольно клекоча, все равно остался на своем месте.

– Что такое, Векша? – тихо и зловеще спросил холопа Друцкий.

– Дык, Федор Юрьевич, – почему-то просипел сокольничий. – Не сказывал же никто, не упреждали. Гонял я сегодня на рассвете птицу-то. И кормлена она.

– Ах ты… – Друцкий сунул сокола обратно и принялся со всей силы и злости лупцевать холопа плетью. Тот вздрагивал и терпел, спешно убирая крылатого охотника в клетку. Хотя почему и не потерпеть в поддоспешнике-то?

– А цепко зверя собачки взяли, – негромко отметил барон Тюрго. – Уходят. Не потерялись бы…

Княжич мгновенно забыл про провинившегося холопа и встал на стремена, прислушиваясь к далекому лаю:

– К Чавкиной пади уходят… Ведут зайца… Ну, Векша, коли и собак сгубишь…

Барон, стегнув своего каурого коня, помчался на звук, через заросли. Мгновением позже сорвались с места и прочие бояре, Андрей в том числе. Гнедой, поначалу шедший где-то посередине охотничьей кавалькады, уже через сотню саженей вырвался вперед, отставая только от иноземца. Их лошади легко перемахивали встречные сугробы, проламывали низкие заросли, огибали отдельные деревья. Скакуны детей боярских, вымотанные до предела, сравняться с отдохнувшими конями никак не могли.

Лай ненадолго затих, потом сместился влево. Зверев повернул туда, выиграв на повороте с десяток саженей у барона Ральфа, и с удивлением увидел чуть в стороне несущихся во весь опор княжича и его телохранителя.

Зверек пытался уйти, петлял. Голоса гончих смещались то в одну сторону, то в другую. Охотники тоже поворачивали: перепрыгивая поваленные деревья и кустарники, раскидывая копытами крупитчатые весенние сугробы, проскакивая под низкими ветвями, пробиваясь через плотную стену лещины. Погоня давно перешла из ивовых зарослей в застарелый осинник, копыта проваливались в жесткий наст на глубину полуметра, и Андрей молил всех богов сразу, чтобы под ним не оказалось ямки или гнилого деревца – ноги гнедому переломать можно враз. Но пока судьба благоволила ему, а вот телохранитель княжеского сына куда-то отстал. Лай слышался совсем рядом, где-то в сотне саженей.

Поперек пути оказалась сломавшаяся на высоте полутора сажен березка. Оба князя повернули, обогнули дерево, барон же перемахнул через него и теперь оказался первым. Андрей чертыхнулся, прижался к шее гнедого, погоняя скакуна:

– Не отдадим иноземцу русского зайца!

Лай опять послышался в стороне, охотники устремились туда, упали набок, проскакивая под толстой низкой веткой, выпрямились:

– Вот они!

Собаки настигали по прочному насту рыжего остроносого зверька.

– Лисица!

Рыжая кинулась влево, шастнула под ветви орешника, по упавшему деревцу перемахнула канаву, рванулась в другом направлении. Собаки с лаем понеслись следом. Всадники тоже не отступили: послали лошадей в прыжок через орешник, тут же скакнули через извилистое русло ручья, повернули. До добычи оставалось всего десяток саженей, барон начал даже раскручивать свою семихвостую плеть.

Сугроб – лиса нырнула в темную дыру под ним, собаки промчались следом. Датчанин, заподозрив неладное, послал каурку в прыжок. Она взметнулась над белым гребнем, опустилась по ту сторону и сбилась на шаг, зарывшись в снег почти по брюхо. Иноземец заругался на каком-то незнакомом языке – но изменить ничего не смог. Скакавшие следом князья обогнули сугроб чуть правее, одновременно перепрыгнули широкий пень, прикрытый оплывшей ледяной шапкой, и оказались впереди.

– Ату ее! – закричал Друцкий, поравнявшись с собаками. – Ату!

Зверек, надеясь на чудо, свернул под куст с высокими голыми ветвями, но охотники, уже обогнав собак, послали лошадей следом, перелетели крону и опустились рыжей почти на голову. Андрей взмахнул рукой, впечатывая кистень ей в макушку, хищница закувыркалась. Резко нагнувшись, княжич поймал ее за хвост, но тут подоспевшие псы, забыв приличия, тоже прыгнули, вцепились в тушку – и в руке Федора Друцкого остался лишь хвост. Тушку уже раздирали в клочья его любимцы Расстега и Кроша.

– Вот шкодники! – беззлобно засмеялся разгоряченный погоней княжич. – Всю охоту испортили! Чего теперь людям покажем?

– Скажем, честно поделили, – осадил гнедого Зверев. – Половину нам, половину им. По длине мерить – как раз так и выходит.

– Да, – вздохнул княжич и протянул хвост гостю: – Кажется, это твоя добыча, княже. Ты ее сбил.

– Кто первым схватил, того и добыча, – отказался Андрей. – Закон охоты. Собаки, вон, и вовсе считают, что это они главные. Кому что досталось, тому и принадлежит.

– Как скажешь, княже. – Друцкий продел хвост в кольцо уздечки, привстал на стременах: – Архип! Архип, ты где? Барон, вы не видели моего боярского сына?

– Помнится, он еще с милю назад отстал, Федор Юрьевич, – вежливо склонил голову в горностаевой шапке иноземец.

– Нехорошо… – потянул левый повод княжич. – Поехали по следу, глянем, куда делся.

– А как же собаки?

– Пусть их, – отмахнулся Друцкий. – Догрызут, нагонят. Азарта в них больше нет, не потеряются. А вот Архип…

К счастью, уже через несколько минут они увидели скачущего по взрыхленному снегу боярина. Шагов за пять тот скинул шапку, поклонился:

– Прости, княже, ветки не заметил. Пока поднялся, пока мерина поймал, пока в седло… Вас уже и не видать. Как ветер, неслись.

– Не зря неслись, – выдернул из кольца лисий хвост Федор Юрьевич. – Вот, красного зверя взяли. Держи, жалую.

– Благодарствую, княже, – поклонился боярин и спрятал подарок за пазуху.

Может, и безделица – но дорого внимание. Да и дело для пушистого хвоста найдется. Кто их по десятку на шапку нашивает, чтобы уши да щеки в мороз не стыли, кто на одежду или упряжь – для красоты. А кто и писарю отдаст – песок с грамоты смахивать после того, как чернила высохли. Тут ведь прикосновение нежное требуется: присохшие крупинки стряхнуть, но чернила не смазать.