Cто лет безналом - Виталий Держапольский

— Но, — тоскливо сказал вслух Инженер, — это всего лишь иллюзия. Возврата к старой жизни нет…

Вот, наконец, впереди замаячили Брандербуржские ворота. Портик, очень похожий на античные образцы, до сих пор незыблемо стоял в центре Берлина. Если вспомнить, сколько протянули его древние собратья, можно предположить, что он так же незыблемо простоит еще не одну сотню лет. Он, скорее всего, будет стоять даже тогда, когда от величественного города останется только большой лес. Инженер задрал голову, пытаясь рассмотреть венчавшую портик четверку лошадей. Квадрига находилась на своем законном месте. Никто больше не покуситься на неё, как поступил когда-то Наполеон, повелевший снять сие произведение искусства с Брандербуржских ворот и перевезти в Париж. Сегодня такое варварство просто потеряло смысл. От «бульвара под липами», знаменитого на весь мир Унтер-ден-Линден, начинающегося сразу за воротами, не осталось ничего кроме деревьев. Они заполонили бульвар, разрослись так густо и плотно, что ни о какой безмятежной прогулке можно и не думать. Пиная ногами прошлогоднюю листву и спотыкаясь о разломанные могучими деревьями куски асфальта, Инженер добрел до Бебельплац, на которой в пресловутые тридцатые-сороковые годы девятнадцатого века жгли запрещенные книги. Он проскочил мимо здания Немецкой государственной оперы, прошел, не оглядываясь мимо Старой королевской библиотеки, перед которой всегда заливали небольшой каток для детишек. От катка давно ничего не осталось, только воспоминания детства, глубоко засевшие в голове Инженера, избавиться от которых он не мог никакими силами. Собор Святой Хедвиги, тоже сохранился отменно. Только на большом куполе отсутствовал крест. Неподалеку виднелись высокие купола соборов, расположившихся на площади Жендарменмаркт. Туда Инженер решил не ходить. Немного подумав, он решительно свернул на Музейный остров. Неспешно прошел мимо Университета, скользнул взглядом по небольшому зданию с колоннами — караульне Новая Вахта. Проскользнув мимо большого здания Немецкого исторического музея, он добрался до Дворцового моста. Мост слегка просел, но по нему сносно можно было пройти в Старый город, в котором также царили вездесущие растения, разруха и запустение. Инженер держал курс на большую башню Красной ратуши, у подножия которой располагалась старейшая Берлинская церковь — Мариенкирхе. Ее постройка датировалась тринадцатым веком. Достигнув небольшого котлованчика, в котором стояла церковь, Инженер вздохнул с облегчением — старое строение оказалось целым. Инженер вошел в котлован и тут же по щиколотку погрузился в прелую листву, перемешанную с грязью. По всей видимости, сюда стекал ручьями тающий снег. Инженер выругался, но попытку добраться до церкви не оставил. Ругаясь сквозь зубы, он, наконец, добрел до массивных дубовых дверей. Инженер толкнул тяжелую створку, которая, противно скрипнув давно не смазанными петлями, открылась. Инженер как мог, вытер о сухую листву, лежащую на ступенях храма грязные ноги и, перекрестившись, вошел в божий дом. Внутри было темно, но мрак не мешал живому мертвецу ориентироваться в пространстве. К тому же, при жизни он часто бывал здесь и даже с закрытыми глазами мог выйти к алтарю. Внутри храма ничего не изменилось, разве что немного грязновато — весь пол холодного предбанника перед входом в основной зал был засыпан всевозможным мусором. Мертвец остановился возле средневековой фрески. Краски на ней потускнели, штукатурка, на которую было нанесено изображение, местами обвалилось. Но до сих пор еще можно было разобрать фигуры живых и мертвых, сплетающихся в завораживающем танце. «Пляска смерти» — так называлось творение неизвестного древнего художника. Танцующие мертвецы, охотящиеся за живыми.

«А ведь это мы, — подумал Инженер, — я, Генерал, его солдаты…»

Он вспомнил слова Главного распорядителя о жажде живой крови, которая живет в каждом подданном Его Величества. Только сейчас она спит. Но если только в пределах досягаемости любого из них обнаружится человек, она тут же дает о себе знать. И тогда живые становятся мертвыми. Смерть уравнивает всех.

— Слабых или могучих,Смерть не щадит никого,Глупых также, как мудрых,Всех — и до одного.Она не оставит мируНи богатого, ни бедняка,Ни митру и ни порфиру,Ни епископа, ни царя.

Эти ритмизированные строфы древнего феррарского текста, которые инженер слышал в юности от экскурсовода, неожиданно выскочили из неведомых глубин его памяти. Они как нельзя лучше характеризовали его теперешнее состояние. Однако, даже в этих строках Инженер видел скрытую издевку — он встретился со смертью, но покоя так и не обрел. Неожиданно взгляд Инженера зацепился за разбитую стеклянную ширму, на которой смутно проступали остатки большой мозаики. Он вспомнил, как ходил сюда с дочкой, которая увлеченно собирала из цветных стеклышек изображения святых, контуры которых заполняли кусочками мозаики прихожане. Если бы Инженер мог плакать, он разрыдался бы во весь голос — воспоминания о потерянной семье бередили его истерзанную душу. Он отвернулся от картинки, навевавшей грустные воспоминания, и покинул прихожую церкви. Молитвенный зал тоже не претерпел сколько-нибудь существенных изменений, только кое-где с блестящих окладов икон слезла позолота, да покрылись плесенью тяжелые дубовые скамьи. Вместе с отсыревшей штукатуркой осыпалась часть фресок. Он в нерешительности постоял на пороге храма, словно боялся, что его, живого мертвеца, настигнет в Божьем доме запоздалая кара небес, а затем решительно зашагал к алтарю. Ничего страшного не произошло: с небес не ударила молния, не разверзлась под ногами земля. Инженер подошел к алтарю, над которым висело распятие Спасителя, и тяжело опустился на колени, не спуская глаз со скорбного лика Христа.

— Господи! — шевельнулись холодные губы мертвеца. — Не оставь нас милостию своею…

Инженер пал ниц, прикоснувшись лбом к холодному каменному полу. Он без устали шептал молитвы, которые знал, просил у Господа прощения за все грехи, которые совершил при жизни и после нее. Выговорившись, он замолчал и затих, скорчившись в позе эмбриона. В такой позе он провел несколько часов, не чувствуя особых неудобств — как-никак, а его плоть оставалась по-прежнему мертвой. Но когда он очнулся от забытья, в которое вогнал сам себя перед ликом Иисуса, ему стало легче. С души как будто упал тяжелый камень — Инженер наконец-то обрел свое место в этом новом мире. Он поднялся на ноги, подошел к распятию и, наклонившись, поцеловал человеческий череп, вырезанный в ногах Спасителя, символизирующий царство неумолимой смерти.