Суворов - Олег Николаевич Михайлов

Гром, раздававшийся над нашими головами и гремевший внизу, под нашими ногами, был вестником нашей славы, нашего самоотвержения. Так мы шли, почти босые, чрез высочайшие скалистые горы без дорог, без тропинок, между ужасных водопадов, чрез быстротоки, переходя их по колено и выше в воде. И одна лишь сила воли русского человека с любовию к отечеству и Александру Васильевичу могла перенести всю эту пагубную пропасть...»

5

Как было назначено по диспозиции, Ауфенберг выступил 18 сентября, сбил с горы Брагель неприятельские посты и спустился в долину Кленталь. Наутро бригада Молитора атаковала австрийцев, потеснила их, а затем французы предложили Ауфенбергу положить оружие. Не надеясь на скорую помощь русских, австрийский генерал вступил было в переговоры, однако, извещенный о приближении авангарда Багратиона, прервал их и начал притворное отступление. Молитор сгоряча пустился за ним, считая, что победа уже достигнута. Появившийся внезапно на его левом фланге отряд Багратиона ударил в штыки. Французы подались назад, русские их преследовали.

Молитор отступил к восточной оконечности озера Кленталь, усилив свою бригаду подходившими от Глариса подкреплениями. Позиция его была почти неприступной: с одной стороны непроходимые горы, с другой озеро и топь, в середине узкая дорога, где могли пройти рядом лишь два человека. Перед выходом из теснины французы расположились за каменной оградой кирки.

Шедший в голове австрийский батальон встречен был залпом. Несколько атак захлебнулось: слишком плотен был огонь французов. Багратион дал отдых измученным войскам. При малейшем шорохе французы стреляли. Русские были голодны, очень голодны: у многих по нескольку дней и сухаря не было во рту. За небесное благодеяние, за милость Божию всякий почитал несколько добытых картофелин.

Князь Багратион, страдавший от раны в бедро левой ноги, сидел, прислонясь к скале, и, ожидая чего-то, говорил расположившимся рядом солдатам:

—      Подождите, только немножко подождите! Скажу: «Вперед!» — и дружно ударим. Пардону нет!

—      Слушаем, ваше сиятельство! Как бы поскорее! — отвечали продрогшие солдаты.

В темноте послышался голос:

—      Где князь Петр? Где Петр?

Появился Суворов, измокший, дрожавший в жиденьком своем плаще. Багратион встретил его и, почти насильно ведя к скале, шептал:

—      Ради Бога, говорите тише, ваша светлость!

Вдруг рой французских пуль и картечь пронеслись над озером.

Суворов сердился:

—      Князь Петр! Я хочу, непременно хочу назавтра ночевать в Гларисе!

—      Мы будем там! — успокаивал фельдмаршала Багратион. — Недавно послал я с батальоном гренадер Ломоносова с верным проводником влево на полугорье, а на самый гребень подполковника Егора Цукато. Головою ручаюсь, ваша светлость, вы будете ночевать в Гларисе.

—      Спасибо, князь Петр! Спасибо! Хорошо! Помилуй Бог, хорошо! — отрывисто говорил Суворов, которого отвели на отдых в овечий хлев.

Перед рассветом обеспокоенный выстрелами Молитор отправил отряд занять позицию в горах, но опоздал: вершина была уже захвачена русскими. Французы в кромешной тьме открыли сильный ружейный огонь. В ответ батальон, занявший кручи, кинулся на выстрелы с криком «ура». Многие сорвались в пропасть и разбились, но еще более пострадал неприятель от этой неистовой атаки. Войска Дерфельдена, стоявшие внизу, также повели наступление, а Ломоносов начал обходить кирку. Страшась окружения, Молитор быстро отступал по узкой дороге. В шести верстах, у деревни Нецсталь, он снова закрепился. После упорного боя Багратион выбил его и отсюда, с ходу захватив и деревню Нефельс на берегу реки Линты. Однако в это время к деморализованной бригаде Молитора подошло подкрепление генерала Газана. Французы, получив перевес в силах, завладели вновь Нефельсом. Авангард Багратиона, чрезвычайно измотанный непрерывными боями и тяжелым походом, опять прогнал их из Нефельса. Пять или шесть раз местечко это переходило из рук в руки и осталось за русскими, когда Суворов послал Багратиону приказание отходить к Нецсталю. Путь на Гларис был открыт.

В наиболее трудном положении находился корпус Розенберга, прикрывавший отход главных сил в Муттенской долине. В строю имелось тысячи четыре солдат, не считая спешенных казаков. Полки арьергарда все еще тянулись через Росшток, охраняя вьюки. У Массена было десять тысяч, и он порешил безотлагательно произвести рекогносцировку, чтобы выведать положение русской армии.

Отряд Розенберга стоял в две линии перед селением Муттенталь, имея впереди до трехсот охотников и роту егерей под командованием майора Ивана Сабанеева. К вечеру 18 сентября были доставлены вьюки с патронами и крошечным запасом сухарей. Сабанеев объявил охотникам, что бить врага насмерть было именно приказом Суворова, что это его непременная воля. Перед сумерками к передовым прибыл Максим Васильевич Ребиндер и, собравши всех, сказал:

—      Дети! Помните, что вы русские. Охулку на руку не класть! Бить врага, и бить храбро, дружно, живо. Стрелять метко, класть штыками. Помните, дети, у страха глаза велики! Труса надо выкинуть, как паршивую овцу из стада: трус в сражении — дело пагубное, заразительное, как чума. Слышите, дети? Это мое вам слово — слово старика, пятьдесят лет служащего отечеству.

—      Ваше превосходительство, батюшка Максим Васильевич! — отвечал ему рослый старик с длинными густыми усами. — Помилуй же Бог быть нам трусами. Все ляжем лоском, а врагу верха не дадим. Будьте надежны в том: мы не рекруты, все мы русские, бывалые. — И, обернувшись к остальным, спросил: — Так ли, братцы?

—      Управимся с врагом на славу! — отвечали солдаты.

Всю ночь провели охотники без сна. Огня не зажигали, разрешено было лишь закурить трубки. Стало рассветать, был сильный туман. Сабанеев пустил вперед дозор — офицера с пятьюдесятью охотниками. Через четверть часа русские встретили сильный неприятельский патруль, но после стычки французы бежали. Рассвело. Шло время, солдаты проголодались и решили перекусить сухариком. Старики запретили:

—      Нет, братцы, нехорошо вы делаете! Поевши, тяжелей станешь, да иному если достанется получить подарок в живот, так не скоро вылечат. Попоститься будет для души лучше, а для сухарного мешка выгоднее...

Около двух пополудни у французов началось движение. Стрелки быстро шли на сближение с русскими, за ними следовали густые колонны. Четыре взвода охотников вмиг заняли места. Французских стрелков было более русских втрое. Охотники выждали и, лишь подпустив врага шагов на полтораста, открыли огонь: ни одна пуля не пошла на ветер. Цепь неприятельская заметно обредела, приостановилась, но ее нагнала вторая линия. Бодро двинулись французы; пули их летели теперь на передовых русских, точно пчелы на мед.

Майор Сабанеев, заметив, что стрелки врага довольно далеко оторвались от своих колонн, приказал ударить в барабаны, охотники бросились в штыки и опрокинули вражеских стрелков. Отмарш барабанов дал знать, что нужно отступать. Охотники начали с неудовольствием отходить, но повторение отмарша заставило их ускорить шаг.

Французские колонны надвинулись быстро, выкатили пушки и скоро стали