Возрождение - Уильям Джеймс Дюрант

он женился на Элизабетте Гонзага, невестке Изабеллы, маркизы Мантуи. Элизабетта тоже часто оставалась инвалидом, робким и нежным ее делала физическая слабость. Возможно, она испытала облегчение, узнав, что ее муж был импотентом;19 По ее словам, она довольствовалась тем, что жила с ним как сестра;20 и на этой основе они избегали ссор между мужем и женой. Она стала ему скорее матерью, чем сестрой, нежно заботилась о нем, никогда не покидала его в его трагических испытаниях. Ее письма к Изабелле тем более ценны, что в них проявляется деликатность чувств, теплота семейной привязанности, которые иногда игнорируются в моральных оценках эпохи Возрождения. Когда в 1494 году после двухнедельного визита в Урбино оживленная Изабелла вернулась в Мантую, Элизабетта отправила ей вслед эту трогательную записку:

Ваш отъезд заставил меня почувствовать не только то, что я потеряла дорогую сестру, но и то, что сама жизнь ушла из меня. Я не знаю, как еще смягчить свое горе, кроме как писать тебе каждый час и говорить тебе на бумаге все, что хотят сказать мои губы. Если бы я могла выразить то горе, которое испытываю, я верю, что вы бы вернулись из сострадания ко мне. И если бы я не боялся вас огорчить, я бы сам последовал за вами. Но поскольку и то, и другое невозможно из уважения, которым я обязан Вашему Высочеству, все, что я могу сделать, — это убедительно просить Вас иногда вспоминать обо мне и знать, что я всегда храню Вас в своем сердце.21

Один из вопросов, обсуждавшихся при дворе Гвидобальдо и Элизабетты, звучал так: «Что, после упорства, является лучшим доказательством любви?». Ответ был таков: «Разделение радостей и горестей».22 Молодая пара предоставила множество доказательств. В ноябре 1502 года Цезарь Борджиа, после пышных признаний в дружбе к Гвидобальдо, внезапно направил свою армию по дороге на Урбино, претендуя на это княжество как на вотчину церкви. Дамы Урбино принесли герцогу свои бриллианты и жемчуга, ожерелья, браслеты и кольца, чтобы финансировать импровизированную мобилизацию для обороны. Но вероломство Борджиа не оставляло времени на эффективное сопротивление; те войска, которые удалось собрать, стали бы легкой жертвой обученной и безжалостной силы, которая наступала; кровопролитие было бы бесполезным. Герцог и герцогиня оставили свою власть и богатство, бежали в Читта-дель-Кастелло, а оттуда в Мантую, где Изабелла приняла их с любовью. Борджиа, опасаясь, что Гвидобальдо организует там армию, потребовал, чтобы Изабелла и ее маркиза уволили изгнанников; и для защиты Мантуи Гвидобальдо и Элизабетта перебрались в Венецию, чей бесстрашный сенат предоставил им защиту и пропитание. Через несколько месяцев Борджиа и его отец, Александр VI, были поражены острой малярийной лихорадкой в Риме; папа умер; Цезарь выздоровел, но его финансы рухнули. Жители Урбино восстали против его гарнизона, изгнали его из города и радостно приветствовали возвращение Гвидобальдо и Элизабетты (1503). Герцог усыновил своего племянника Франческо Марию делла Ровере в качестве наследника престола; а поскольку Франческо приходился племянником и папе Юлию II, маленькое княжество оставалось в безопасности в течение десятилетия.

За пять последующих лет (1504–8) двор Урбино стал культурным образцом и примером Италии. Увлекаясь классикой, Гвидобальдо поощрял литературное использование итальянского языка, и именно при его дворе была впервые представлена одна из самых ранних итальянских комедий — «Каландра» Биббиены (ок. 1508 г.). Скульпторы и художники вырезали и рисовали декорации для этого случая; зрители сидели на коврах; оркестр, спрятанный за сценой, обеспечивал музыку; дети пели прелюдию; между актами танцевали балет; в конце Купидон читал стихи, скрипки играли песню без слов, а квартет пел гимн любви. И хотя двор Урбино был самым нравственным в Италии, он также был центром движения, которое возводило женщину на пьедестал и любило говорить о любви — платонической или нефилософской. Ведущими духами в культурной жизни двора были Элизабетта, у которой не было альтернативы платонической любви, и Эмилия Пио, которая до конца жизни оставалась целомудренной и скорбящей вдовой брата Гвидобальдо. Более живой элемент вносили в круг поэт Бембо и драматург Биббиена; эстетический штрих — знаменитый певец Бернардино Аккольти, которого называли Унико Аретино — «единственный и неповторимый Арецциан» — и скульптор Кристофоро Романо, с которым мы уже встречались в Милане. Приправой к благородной крови служили Джулиано Медичи, сын Лоренцо; Оттавиано Фрегозо, вскоре ставший дожем Генуи; его брат Федериго, которому суждено было стать кардиналом; Людовик Каносский, вскоре ставший папским нунцием во Франции. К ним то и дело присоединялись другие: высокопоставленные церковники, генералы, бюрократы, поэты, ученые, художники, философы, музыканты, знатные гости. Эта разношерстная компания собиралась по вечерам в салоне герцогини, сплетничала, танцевала, пела, играла в игры и беседовала. Там искусство беседы — вежливое и урбанистическое, серьезное или шутливое обсуждение важных вопросов — достигло своего ренессансного расцвета.

Именно эту благовоспитанную компанию Кастильоне описал и идеализировал в одной из самых известных книг эпохи Возрождения — «Придворный» (Il Cortigiano), под которым он подразумевал джентльмена. Он и сам был образцовым джентльменом: хорошим сыном и мужем, человеком чести и порядочности даже среди развратного общества Рима, дипломатом, которого уважали друзья и враги, верным другом, который никогда не говорил никому плохого слова, джентльменом в самом лучшем понимании — человеком, который всегда внимателен ко всем. Рафаэль удивительно точно уловил его внутренний характер на превосходном портрете, который висит в Лувре: задумчивое лицо, темные волосы и мягкие голубые глаза; слишком бесхитростный, чтобы быть успешным в дипломатии, кроме как благодаря обаянию своей честности; явно человек, который любил красоту, в женщине и искусстве, в манерах и стиле, с чувствительностью поэта и пониманием философа.

Он был сыном графа Кристофоро Кастильоне, владевшего поместьем на территории Мантуи, и женился на родственнице маркиза Франческо Гонзага. В восемнадцать лет (1496) он был отправлен ко двору Лодовико в Милане и радовал всех своим добрым характером, хорошими манерами и разносторонними успехами в атлетике, письме, музыке и искусстве. После смерти отца мать убеждала его жениться и позаботиться об увековечении рода; но хотя Бальдассаре умел изящно писать о любви, он был слишком платоником для брака; он заставил мать ждать семнадцать лет, прежде чем уступил ее совету. Он вступил в армию Гвидобальдо, не добился ничего, кроме сломанной лодыжки, выздоровел в герцогском дворце в Урбино и оставался там одиннадцать лет, очарованный горным воздухом, придворной компанией, любезной беседой и Элизабеттой. Она не была красавицей, она была на шесть лет старше его и почти