Замок лорда Валентина (сборник) - Роберт Силверберг

— В таком случае совершенно бессмысленно ожидать, что эта травяная стена развалится по собственной инициативе.

— Именно так.

Лавон прикрыл глаза.

— И если мы остаемся здесь достаточно надолго, то драконова трава проест корабль насквозь?

— На это может уйти несколько сотен лет, — улыбнулась Жоачил Нур. — Голод, вот куда более серьезная проблема.

— Вы о чем?

— Как долго мы продержимся на тех запасах, что еще остались в трюме?

— Полагаю, несколько месяцев. Вы же знаете, что мы почти полностью зависим от того, что удается выловить. Вы хотите сказать…

— Да, капитан. Все, что входит в окружающую нас экосистему, вероятно, ядовито для нас. Водоросли поглощают из воды металлы. Мелкие ракообразные и рыбы едят водоросли. Большие существа едят меньших. По мере подъема по цепи концентрация солей металлов становится все сильнее и сильнее. И мы…

— …Недолго протянем на рениево-ванадиевой диете.

— А также молибдено-родиевой. Нет, капитан. Вы знаете, с какими жалобами люди в последнее время обращались к врачам? Форменная эпидемия тошноты, лихорадки, каких-то проблем с кровообращением… как вам это нравится, капитан? И это только начало. Никто пока еще не заболел серьезно. Но еще неделя-другая…

— Да защитит нас Повелительница! — хрипло пробормотал Лавон.

— Благословения Хозяйки Острова не достигают этих далеких западных пределов, — ответила Жоачил Hyp, холодно улыбнувшись. — Я рекомендую немедленно прекратить лов рыбы и перейти на имеющиеся у нас припасы, пока мы не выберемся из этой части моря. И как можно скорее заканчивать монтаж экранов для роторов.

— Согласен, — отозвался Лавон.

Когда она покинула каюту, он, помедлив несколько секунд, вышел на мостик и уныло уставился на густо забитую водорослями дрожащую воду. Цвета сегодня были богаче, чем прежде: густая умбра, сепия, темная охра, индиго. Драконова трава наливалась соками. Лавон представил себе, как мясистые ленты хлопают по корпусу, разъедая блестящий металл кислотными выделениями, сжигая молекулу за молекулой, превращая судно в густой суп из ионов, представил, как они жадно выпивают этот суп, и содрогнулся. Он больше не мог видеть красоту в густо сплетенной циновке из морской травы. Эта плотная масса морских водорослей, тянувшаяся куда-то далеко за горизонт, теперь олицетворяла только вонь и распад, опасность и смерть, пузыри газов, выделявшихся при разложении, и невидимые разрушительные зубы. Час за часом борта огромного корабля становились все тоньше, а он по-прежнему вынужден торчать здесь — неподвижный, беспомощный, окруженный врагами, заживо пожирающими его.

Лавон постарался, чтобы сведения о новых напастях не стали общим достоянием, хотя в таком замкнутом и тесном мирке все тайное быстро становится явным. Но его настойчивое требование ко всем держать язык за зубами, по крайней мере, сводило к минимуму открытое обсуждение проблем, способное породить панику. Все знали, что дела обстоят хуже некуда, но каждый был уверен, что он один осознает это.

Однако напряжение нарастало. Все были раздражены, разговаривали между собой отрывисто и резко, у людей все валилось из трясущихся рук. Лавон держался в стороне, насколько допускало его положение. Он молился об избавлении и искал подсказки в снах, но, похоже, Жоачил Hyp была права: путешественники находились вне пределов досягаемости Хозяйки Острова, чьи послания несли покой и мудрость страждущим.

Единственный проблеск надежды дали биологи. Жоачил Hyp предположила, что можно попытаться нарушить биоэлектрическую систему драконовой травы, пропуская ток через воду. Лавону идея показалась сомнительной, но он распорядился выделить ей в помощь для исследования этой версии нескольких судовых механиков.

Наконец последний экран оказался на месте. Шла к концу третья неделя их плена.

— Запустить роторы! — приказал Лавон.

Роторы начали вращаться, и корпус судна задрожал, как будто в него вдохнули новую жизнь. На мостике как зачарованные застыли Лавон, Вормечт и Галимойн. Они слышали дыхание друг друга. От носа вдоль бортов потянулась крошечная волна. «Спурифон» сдвинулся с места! Медленно, упрямо судно начало пробивать путь через плотные массы корчащейся драконовой травы…

…Корабль дрожал, дергался… и вдруг шум роторов стих…

— Экраны не держатся! — закричал Галимойн.

— Вормечт, выясните, что случилось, — распорядился Лавон и повернулся к Галимойну. Тот стоял, широко расставив ноги, как будто его ступни прибили гвоздями к палубе, и дрожал с головы до ног; лицо его покрылось крупными каплями пота, губы и щеки резко подергивались. — Это, вероятно, просто какая-то незначительная помеха, — мягко сказал ему Лавон, — Пойдемте в рубку, выпьем по глотку вина, и увидите, не успеем мы вернуться, как судно пойдет дальше.

— Да нет же! Нет! — взревел Галимойн, — Я чувствую, что экраны оторвались. Драконова трава съедает их.

— Экраны выдержат, — уже тверже сказал Лавон, — Завтра в это же время мы будем далеко отсюда, и вы снова будете рассчитывать курс на Алханроэль…

— Мы погибли! — Галимойн вдруг сорвался с места и, отчаянно размахивая руками, стремительно сбежал по трапу и исчез из виду. Лавон в нерешительности остался на месте. Возвратился Вормечт; вид у него был мрачный: экраны действительно не выдержали, роторы снова забились и судно остановилось. Лавон растерялся. Что еще можно сделать? Отчаяние Галимойна заразило и его. Мечта его жизни завершалась провалом, глупейшей катастрофой…

Появилась Жоачил Hyp.

— Капитан, Галимойн совсем спятил. Он воет, кричит и пляшет на смотровой палубе, призывает команду к бунту.

— Я пойду к нему, — сказал Лавон.

— Я почувствовала, что роторы заработали. Но потом…

Лавон кивнул.

— Снова забились. Экраны не выдержали, — Шагая к трапу, он слышал, как Жоачил Hyp что-то говорила о своем электрическом проекте, что она готова провести первый опыт, и ответил, чтобы она немедленно начинала и сразу же сообщила ему, если получит хоть какие-нибудь обнадеживающие результаты. Но ее слова быстро вылетели у него из головы: мысли были полностью заняты Галимойном.

Главный штурман был на штурманском мостике — высокой надстройке по правому борту, где он во время рейса постоянно вел наблюдения и брал высоту солнца, чтобы вычислять широту и долготу. А теперь он бесновался там, как обезумевший зверь, метался взад-вперед, размахивал руками, испускал бессвязные вопли, хрипло распевал какие-то обрывки баллад и кричал, что Лавон сумасшедший и что он нарочно завел их в эту западню. Дюжина или полторы членов команды уже собралась внизу; кое-кто смеялся, некоторые возражали безумцу, были и такие, кто соглашался с ним, а со всех сторон торопливо подходили все новые и новые моряки: никто не желал пропустить такое развлечение, незапланированный спектакль. К своему ужасу, Лавон увидел, что по противоположному трапу на мостик поднимается Микдал Хасц. Он что-то негромко и спокойно говорил, видимо, уговаривая штурмана сойти вниз, а Галимойн смотрел на него с ненавистью и несколько раз прерывал его увещевания угрожающим нечленораздельным рыком. Но тот продолжал подниматься. Теперь он находился всего лишь в ярде или двух от Галимойна и, улыбаясь, продолжал говорить; вот он поднял руки, как будто хотел показать, что безоружен.

— Назад, — взревел Галимойн. — Прочь!

Лавон принялся протискиваться к мостику, чтобы приказать Хасцу отступить, но опоздал. В порыве неуправляемой ярости взбешенный Галимойн метнулся к Хасцу, подхватил маленького человечка, словно куклу, и швырнул его через перила в море. Все в ужасе ахнули. Лавон подбежал к борту как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как Хасц, раскинув руки, спиной ударился о воду. Драконова трава сразу же конвульсивно задергалась. Мясистые ленты заметались, будто клубок потревоженных змей, они крутились, корчились, море, казалось, вскипело на мгновение, а затем Хасц исчез.

У Лавона вдруг закружилась голова, и он еле удержался на ногах. Ему показалось, что сердце в груди расширилось, прижав легкие к ребрам, а мозг вот-вот взорвется. Ему никогда еще не приходилось видеть подобное насилие. Более того, за всю свою жизнь он ни разу не слышал о преднамеренном убийстве одного человека другим. И то, что это произошло на его судне, что один из членов его команды оказался жертвой другого, да еще в столь трудный для всех момент, было для него невыносимо. Двигаясь, словно во сне и как бы наблюдая за собой со стороны, он взлетел по трапу, схватил Галимойна за мощные, мускулистые плечи и с силой, какой и сам в себе не подозревал, ни на мгновение не задумавшись, легко перекинул штурмана через перила. Последовал сдавленный вопль, всплеск… Пораженный, потрясенный своим поступком, Лавон посмотрел вниз и увидел, что море вторично вскипело и драконова трава сомкнулась над судорожно дергавшимся телом Галимойна.