Песнь Шаннары - Терри Брукс

Но при этом жара стояла невыносимая. Если бы Брин нужно было описать ощущение, которое вызывал у нее Мельморд, она бы определила его так: будто жаркий день в самом разгаре лета, когда земля растрескалась, трава побурела, а ручейки и маленькие озерца пересохли, обратившись в сухую пыль. Ужасный смрад шел из долины, тошнотворными волнами поднимаясь от земли и от леса, и зависал в тихом воздухе, сгущаясь, точно вонючее варево, медленно кипятящееся в каменной чаше гор. Сначала Брин чуть не стало плохо, даже мазь Коглина не могла отбить этот мерзостный запах. Да что там отбить — хотя бы немного заглушить его. Но со временем чувства девушки притупились, и зловоние Мельморда уже не казалось невыносимым. Тело тоже постепенно привыкло к жару, и лишь от застывшего мрачного вида проклятой ямы никуда было не деться.

Со странным шипением сплетенные дебри то вздымались, то опадали, как будто дышало чудовище. Теперь у Брин не осталось уже сомнений в том, что долина — живая, единое существо, состоящее из тысяч частей, способное действовать, думать и чувствовать. И хотя у него не было глаз, Брин все равно ощущала на себе его пристальный взгляд, пока наблюдающий, выжидающий.

И она шла туда, навстречу ему. Не могло быть и речи о том, чтобы повернуть назад. Долгий и трудный путь прошла Брин, чтобы прийти в это мрачное место, — многим пришлось пожертвовать, многое потерять. Для того только, чтобы она, Брин, дошла до Мельморда, кто-то расстался с жизнью, а те, кто выжил, навсегда изменились. И сама она — уже не та девочка, какой была раньше, магическая сила превратила ее во что-то совсем иное, ужасное. Да, теперь Брин могла признаться себе в этом, и от одной только мысли девушку передернуло. Она изменилась. Изменилась сильно, необратимо, и причиной тому — ее дар. Брин покачала головой. Вдруг то, что она переживала сейчас — не изменение, а всего лишь понимание, проникновение в глубины своего существа. Быть может, познание пугающей мощи песни желаний — это просто раскрытие того, что всегда было в ней, и Брин вовсе не изменилась, а стала собой, осознанно и до конца. И лишь теперь поняла то, что не хотела или не могла понять раньше.

Крух изогнулся последним витком — Мельморд был уже совсем рядом. Брин невольно замедлила шаг, как зачарованная глядя в серую гущу дремучих 588 дебрей у себя под ногами, в непроходимые заросли сплетенных ветвей, стволов и вьющихся стеблей, на клочья тумана, на равномерное колыхание леса — шипящее дыхание живой долины. Но в живом лесу не было жизни.

И где-то в этих дебрях скрыта Идальч.

Как ее отыскать?

Брин нерешительно остановилась. Теперь только две дюжины ступенек отделяли ее от Мельморда. Серые заросли пульсировали вокруг, то словно разбухая, то вновь сжимаясь. Девушка в полном смятении смотрела на эту живую массу, стараясь побороть отвращение и страх, вдруг нахлынувшие на нее, и безнадежно пыталась взять себя в руки. Она знала, что сейчас пришло время использовать песнь желаний. Алланон ведь сказал, что у нее все получится, должно получиться. Эти деревья, кусты и ползучие стебли, чем они отличаются от тех сросшихся деревьев в лесу над Радужным озером? И ее песнь желаний сможет заставить их расступиться, освободить проход.

Вот только куда он приведет?

Брин колебалась. Что-то скребло в душе, предостерегая: в этот раз нужно действовать иначе — здесь одной только силы песни будет недостаточно. Мельморд слишком огромен, слишком мощен, чтобы подчинить его лишь желанием. Тут нужна какая-то хитрость. Этот лес — порождение той же магии, какой владеет она, Брин. Сила их обоих восходит к древнему миру колдовства, когда только магия управляла всем…

Брин подняла глаза к небу, не дав себе даже закончить мысль. Свет солнца коснулся ее лица нежным теплом, таким непохожим на жар темной ямы. В этом тепле была жизнь. И она, эта жизнь, звала к себе Брин с такой настойчивой силой, что девушке вдруг захотелось бежать отсюда. Назад, куда угодно, лишь бы только подальше от мрачного леса.

Не без труда Брин заставила себя вновь обратить взгляд к туманным глубинам мглистых дебрей. И все-таки она никак не решалась сделать последние двадцать шагов. Брин не знала еще, что делать дальше. Путь пока был неясен, неопределен. Нельзя же вслепую бросаться в эту живую темную утробу. Нужно сначала как-то выяснить, куда идти и где спрятана Идальч. Лицо Брин помрачнело. Ей нужно понять этот лес. Как бы заглянуть внутрь…

Из укромных уголков ее памяти всплыли слова Угрюма-из-Озера и закружились в сознании, дразня, насмехаясь: “Загляни внутрь, Брин Омсворд. Загляни в себя. Неужели ты не видишь?"

Казалось, что-то распахнулось в душе — внезапно, пугающе, — и Брин увидела все. Ей же сказали об этом еще тогда, в Сланцевой долине, но она не поняла. “Та, кто спасает и разрушает” — так назвал ее Бреман, восстав из вод Хейдисхорна по призыву Алланона. “Та, кто спасает и разрушает”.

Брин тяжело оперлась о перила, приходя в себя от внезапно открывшейся ей истины. Она найдет ответы не в Мельморде, не в черной яме долины.

Все они — в ней самой!

Наконец Брин взяла себя в руки. Лицо девушки стало суровым и решительным — теперь она твердо знала все, что ей нужно было знать. Оказывается, это так просто: пройти через Мельморд и отыскать Идальч! Ей вовсе не нужно силой пробивать дорогу сквозь заколдованный лес. Ей даже не нужно искать Идальч. Здесь не будет борьбы. Не будет никакого противостояния магических сил.

Наоборот: будет их единение!

Брин решительно прошла вперед и встала на нижней ступеньке Круха. Дебри Мельморда сомкнулись вокруг, закрывая свет солнца, закрывая весь мир, — остались лишь тьма, жар да невыносимое зловоние. Но теперь все это уже не беспокоило Брин. Теперь она знала, что ей нужно делать, а все остальное не имело значения.

Девушка тихо запела. Мелодия песни растеклась — глухая, настойчивая, исполненная страстного желания — и просочилась в сплетение ветвей, вьющихся стеблей, безудержно разросшегося кустарника. Поначалу волшебная песнь лишь легко касалась, ласково гладила искривленные стволы, но потом развернулась, окутав каждую ветку, каждый стебель теплом уверения, просьбы. “Прими меня, Мельморд, — шептала она. — Прими, ведь я точно такая же, как и ты. Между нами не может быть разницы. Мы с тобой — одно, и наши силы слились уже. Мы с тобой — одно!"

Смысл этих слов, вкрадчиво шепчущих в мелодии песни, должен был бы ужаснуть Брин, но странно: ей было так хорошо. Раньше она считала песнь желаний всего лишь чудесной игрушкой, дающей возможность позабавиться с цветом, формой или звуком — не больше. Но теперь перед Брин словно открылись безбрежные просторы владения магии. Магическая сила может помочь ей стать всем, чем угодно. Даже здесь, в самом средоточии Зла, Брин могла сделать так, чтобы полностью принадлежать этому темному миру. Мельморд был создан таким, что никто не мог бы проникнуть сюда, не пребывая в согласии с ним. Даже сила эльфийской магии, заключенная в песни желаний, не смогла бы одолеть и подчинить себе этот страшный лес. Но столь многоликой была песнь, что вполне могла позволить себе отказаться от силы и, заменив ее хитростью, представить Брин Омсворд сходной по своей сути со всем, чему она готовилась теперь противостоять. Брин поняла, что может пребывать в полном согласии с пугающей, странной жизнью этой сумрачной ямы. Столько, сколько нужно. Пока не отыщет то, за чем пришла сюда.