Цикл романов "Молодость короля Генриха" - Понсон Террайль

– Господа! – насмешливо сказал он, вводя пленников в тесный погреб.- Здесь, быть может, и не очень уютно – в Лувре у вас были комнаты получше, но что же делать? У нас нет лучшего помещения для таких почетных гостей, как вы.

Ноэ хотел оборвать люксембуржца, но Лагир остановил его,сказав:

– Оставь, милый мой! Ведь этот субъект просто ревнует. Он знает, что я имел здесь когда-то более удобное помещение.

Арнембург вышел, с силой захлопнув дверь, после чего приставил к выходу из погреба двух рейтаров.

– Теперь мы можем поговорить,- сказал товарищу Лагир.Знаешь ли ты, где мы находимся? Неужели нет? Да ведь мы в медонском домике герцогини Монпансье!

– А, так это здесь она удостоила тебя…

– Вот-вот!

– Ну, так она, наверное, сделает что-нибудь для тебя!

– Я тоже так думаю. Например, она пришлет нам отравленную еду, чтобы я не проговорился о своем знакомстве с нею.

– Не думаю, чтобы она сделала это. Да наконец, если даже и так, то не все ли равно, как умирать? Лишь бы не от голода. А ведь мы уже давно не ели, друг Лагир.

– Ты прав, и я сам голоден как волк!

Сказав это, Лагир кое-как подобрался к двери и принялся стучать в нее.

На этот стук к двери подошел один из рейтаров, и заключенные передали ему о своем желании.

Прошло около получаса. Наконец заскрипел ключ, дверь открылась, и на пороге показался паж Амори, сопровождаемый рейтаром.

– Ба, да ведь это вы, мой юный друг! – сказал Лагир.

– Я самый,- весело ответил паж.- Что вы наделали, господин Лагир?

– Я замешался в политику, милый мой!

– О, это очень плохо для вас! Ведь это хуже, чем убивать и грабить…

– Вы просто пугаете меня, господин Амори! – ответил Лагир улыбаясь.

– Я принес вам еду, которую посылает вам герцог с собственного стола, ну, а так как я узнал, что одним из заключенных являетесь вы, господин Лагир, то я прихватил и парочку бутылок старого вина.

– Вы – воплощенная любезность, господин Амори. Но как же нам есть, если у нас связаны руки?

– А вот мы их сейчас развяжем! – и с этими словами паж, достав кинжал, разрезал путы, связывавшие руки Лагиру и Ноэ.

– Вы – истинное Провидение!

– Я просто по христианскому учению воздаю добром за зло. Еще недавно вы сыграли со мной злую шутку, но я не злопамятен.

– Докажите это и поужинайте с нами!

– Охотно!

Амори принялся распаковывать принесенную корзину и достал оттуда кусок дичи, паштеты и много другой снеди, равно как две бутылки старого вина. Увидев всю эту благодать, Ноэ сказал:

– Право, я готов выпить за здоровье герцога!

– Ну, и за здоровье хозяйки этого дома тоже! – сказал паж, бросая лукавый взор на Лагира.- Герцогини в данное время нет дома; но, как только она приедет, я не премину сообщить ей о постигшей вас злой судьбе.

Паж и оба узника сытно поужинали, а затем Амори ушел, забыв, к слову сказать, свой кинжал. Однако пленники не обратили на это внимания; стоило ли делать какие-нибудь попытки к бегству, когда было видно по всему, что всякие попытки окажутся бесполезными? Да и чем помог бы один кинжал? К тому же усталость давала себя знать, и вскоре наши узники мирно храпели на своем неудобном ложе.

Прошла значительная часть ночи. Вдруг шум в замке разбудил Лагира. Пленник вскочил, и сейчас же его ослепил свет, хлынувший из открытой двери. Перед ним была герцогиня Монпансье в сопровождении Льва д'Арнембурга.

Герцогиня только что вернулась из Парижа, где от Гертруды, прибежавшей к ней, узнала, что Лашеней арестован. Герцогиня была очень взволнована этим известием, а когда, примчавшись в медонский домик, узнала от Амори, что Лагир привезен связанным, почувствовала такой укол в сердце, перед которым совершенно отступили все политические тревоги. Она поняла, что, несмотря ни на что, страстно любит Лагира и не может дать ему погибнуть. Но как спасти его? Ведь Амори сказал ей, что Лев сам сторожит пленников и поклялся не снимать вооружения до тех пор, пока они не сложат голов на плахе!

Герцогиня в отчаянии ломала руки, но видела, что помимо Арнембурга освободить Лагира невозможно. Конечно, будь этим узником кто-нибудь другой, Лев охотно исполнил бы требование герцогини и выпустил бы пленного; но здесь помимо всяких других соображений фигурировали еще ревность, ненависть, несведенные счеты… Хватит ли обаяния и власти ее – герцогини – на то, чтобы заставить влюбленного люксембуржца пойти наперекор чувству долга и личной склонности?

Однако медлить было нельзя, и, раз под рукой не было другого средства, следовало попытаться использовать то, которое имелось. Анна Лотарингская велела позвать к себе Льва д'Арнембурга и неожиданно спросила:

– Лев, кому вы служите?

– Но… его высочеству герцогу Гизу,- ответил юноша, удивленный странным вопросом.

– У вас плохая память, сир д'Арнембург! – холодно ответила Анна.- Вы служите только мне одной; другие же лица, в том числе и брат Генрих, распоряжаются вами лишь тогда, когда я хочу этого. Однако по существу вы служите только мне, запомните это.

– Разве между вашими высочествами произошел разрыв? – испуганно спросил Лев.

– Не говорите глупостей. Лев, и не задавайте ненужных вопросов! Никакого разрыва между нами не произошло, а просто o хочу напомнить вам о том, что вы клялись мне бе:условным повиновением. Я хочу подвергнуть испытанию вашу преданность.

– О, герцогиня! Приказывайте только, и я…

– Без громких слов!.. Мне нужны дела, а не слова. Итак, помните ли вы, что вы клялись мне беспрекословно повиноваться?

– Помню и готов повторить свою клятву.

– Отлично! В таком случае мне нужно вот что: один из узников должен быть освобожден, и вы поможете мне в этом.

Лев смертельно побледнел и в первую минуту не мог выговорить ни слова. Наконец у него хрипло вырвалось:

– Никогда! Лучше умереть самому…

– Так вот каковы ваши клятвы преданности, вот каковы ваши уверения в любви! О, я вижу, что ошиблась в вас!

– Герцогиня! – стоном вырвалось у пылкого люксембуржца.Но подумайте сами, чего вы требуете от меня!

– Я требую от вас только того, в чем вы добровольно клялись мне, а именно – повиновения. Если же вам и трудно сделат1 то, что я хочу, то ведь я и искала таких преданных друзей, которые готовы все сделать для меня. Но на что мне друг, способный только на легкое, а не на трудное? Нет, вы не любите и никогда не любили меня!

Бледное лицо д'Арнембурга посерело, затем налилось кровью, а после того вновь побледнело. Наконец молодой человек глухо сказал:

– Хорошо, я готов даже и на это… Приказывайте, герцогиня!

– Но помните, я требую, чтобы вы исполнили все, что я захочу. Если же вы и впредь намерены капризничать, словно упрямый ребенок, то лучше не будем начинать.

– Приказывайте, герцогиня! – повторил юноша.- Раз все мое сердце принадлежит вам, не все ли равно, истечет ли оно кровью по вашему желанию или нет?

– В таком случае, милый Лев, отпустите часовых, возьмите факел и посветите мне! – сказала герцогиня.

Благодаря всему этому и случилось, что Лагир был разбужен появлением в его тюрьме герцогини Монпансье, явившейся в сопровождении Льва д'Арнембурга.

Войдя в погреб, где содержались пленники, герцогиня сказала своему спутнику:

– Воткните факел в землю и станьте за дверью; но отойдите на несколько шагов, потому что вам совершенно ни к чему слышать мои разговор.

Д'Арнембург беспрекословно повиновался. Тогда герцогиня Анна, показывая глазами на спящего Ноэ, подошла к Лагиру, знаком приказывая соблюдать тишину.

– О, герцогиня! – сказал Лагир, опускаясь на колени.- Вы словно ангел являетесь в темницу…

Герцогиня остановила гасконца надменным жестом и промолвила:

– Я пришла вовсе не для того, чтобы выслушивать ваши признанья. Я только хочу выпустить вас на свободу. К сожалению, я не могу освободить вашего друга, так как нужно посадить кого-нибудь на ваше место, а в моем распоряжении находится только один человек, но…

– Вы пришли испытать мою порядочность, ваше высочество? – перебил ее Лагир.

– Что вы хотите сказать этим? – удивилась та.

– Но помилуйте, герцогиня! Здесь со мной находится мой друг, а вы хотите, чтобы я бросил его на произвол судьбы?

– Да знаете ли вы, несчастный, какая участь ждет вас?

– Знаю, герцогиня: меня ждет смертная казнь!

– Разве вы облегчите участь друга, если отклоните сами возможность спасения?

– Да, я облегчу ему участь, потому что умирать вдвоем гораздо приятнее, чем одному.

– И вы думаете, что ваш друг способен принять такую жертву?

– Нет, ваше высочество, не способен,- ответил Ноэ, который уже давно проснулся и слышал весь разговор. Затем, обращаясь к Лагиру, он сказал: – Да беги же, дурачок, раз представился удобный случай!

– Герцогиня! – сказал Лагир.- Разрешите ли вы мне поговорить с моим другом на родном языке?