Эпоха Древних - Замиль Ахтар

Гокберк скрестил руки на груди и пристально посмотрел на меня.

– Тогда я заберу силгизов и выйду из войны, которую ты начала. Ты не мстишь за Потомков. Ты просто пригласила Селуков пообедать c нами.

Это да, я пригласила их пообедать, но также намерена перерезать им глотки, когда будет подано блюдо. И с двоюродным братом мне давно хотелось поступить так же.

37

Кева

Ранее в тот же день…

Я устроился на высокой дюне и всмотрелся в даль. Над Зелтурией стоял ангел на восьми обсидиановых ногах. Его тело, за исключением моргающих на нем глаз, было таким же темным. Похожие на буквы зрачки напомнили мне письмена на языках детей, которые появлялись на теле проглотившей их рыбы.

Кинн парил у моей головы.

– Дальше я двигаться не могу. Та тварь меня сожрет.

– Но ты уже храбро встречался с ангелами.

– Это другое. Хотя кровавое облако исчезло, Зелтурия до сих пор остается царством ангелов. И за туманом теперь не скрыться. – Маленький джинн судорожно сглотнул. – Пусть я всего лишь ничтожный шикк, но этот ангел… он существует ради того, чтобы уничтожить всех джиннов. Я в этом уверен. Это Малак, один из Двенадцати. В наших легендах он в одиночку поглотил тысячу племен джиннов. Говорят, в его глазах сила всех ангелов.

Я знал, что Кинн не трус. Он храбрее ифритов, которые настаивали на том, чтобы обходить гигантского ангела как можно дальше, и я мог их понять, после того как видел гибель от рук Марота Марады, султанши маридов. Я не мог просить Кинна рискнуть, тем более когда этот ангел такой огромный.

Значит, остались только я, Черная роза и мои пробитые ангельские доспехи.

– Я все равно пойду. Я не брошу шаха Кярса. Это мой…

– Долг, – закончил за меня Кинн. – Я знаю. Ты без конца это твердишь.

– Пусть Бабур и Сира убивают друг друга. Я останусь с человеком, которому обещал помощь.

Совершал ли я очередную глупость? Я мог бы повернуть назад, склониться перед Бабуром и Хурраном и сосредоточиться на уничтожении Сиры и ее племен. А после этого мы могли бы разбить крестейскую орду.

Но в конце концов мы все равно придем к храму святого Хисти. Нам придется сразиться с защищающими Кярса гулямами или убедить их предать его. В любом случае Кярс окажется в цепях.

А потом Хурран и Бабур позовут палача. На глазах у многочисленных свидетелей тяжелый клинок отделит голову Кярса от тела.

Как я могу допустить это и продолжать гордиться тем, что янычар? Как слово «долг» может что-нибудь значить для меня после такого?

Возможно, моей главной ошибкой было связать себя с Кярсом. Если бы я этого не сделал, то не чувствовал бы себя в долгу перед ним.

– Тебе придется вывести Кярса из Зелтурии, – прервал мои размышления Кинн. – А там все еще находятся десятки тысяч крестейцев.

– Я разберусь с ними, как делал всю жизнь.

– Но даже если вытащишь его из Зелтурии, куда ты его отправишь? Где в Аланье его примут?

– Нигде. – Я потрогал место на доспехах, куда ударил Пашанг. Я залил дыру сталью и выкрасил в черный, но неровная поверхность контрастировала с идеальной гладкостью ангельских доспехов. – Мы унесем его в Костану. Может, Философы заодно починят мои доспехи. – Я повернулся к разноцветному птаху, хлопавшему крыльями в воздухе. – Где поблизости ты сможешь подождать меня в безопасности от ангела?

– Я не уверен насчет полной безопасности… но река Вограс кажется разумным выбором.

– Чтобы добраться туда, нам придется пройти через поле битвы и множество разведчиков. Вот что я тебе скажу – жди нас на дороге в Доруд. Так мы избежим встречи и с Сирой, и с войсками Бабура.

– Ладно. Береги себя. Какая бы идея ни пришла тебе в голову первой, скажи «нет». И во второй, и в третий раз тоже. Чтобы не наделать катастрофических глупостей, попробуй четвертую или пятую.

– Вряд ли у меня будет столько времени на размышления.

– Просто не умирай!

– Постараюсь.

– Слушай, ты не можешь перебить всех крестейцев в одиночку. Ты просто человек. Ты устанешь размахивать клинком.

– Говоришь прямо как Тенгис, – усмехнулся я. – Когда-нибудь мы все умрем. Даже маг рано или поздно погибнет от рук кого-то или чего-то. Приятно знать, что я не умру в собственной постели.

Я погрузил сапоги в песок и начал спускаться с дюны.

– Что в этом приятного? – выкрикнул Кинн, взмывая в небеса. – Ничего в этом приятного нет, идиот. Просто сосредоточься на том, чтобы не умереть!

Я миновал сотни обескровленных тел крестейцев, наполовину зарытых в песок. У них не было зрачков, и это тревожило, ведь глаза – врата души. Неужели ангелы пожрали души всех этих людей? Какие ужасы они сейчас претерпевают?

Содрогнувшись от этой мысли, я пошел дальше. Окаймляющие южный проход горы высились словно стена, выкованная великанами. Издалека я заметил часовых в золотых доспехах, и сердце затрепетало от надежды. Потом я вспомнил, что некоторые крестейцы носят доспехи убитых гулямов.

Мне не прорваться через проход даже в непробиваемых доспехах и со всесокрушающим клинком. Как сказал Кинн, я устану, а без него не смогу улететь, и враги окружат меня и стянут доспехи, а может, даже найдут в них слабое место.

Я приблизился к страже южного прохода. Многие солдаты Базиля наверняка мечтали сбежать по нему из Зелтурии, но, поставив там верных людей, он, скорее всего, предотвратил дезертирство.

Сидевший на песке перед стражниками человек в коричневом плаще и белом кафтане повернул голову и посмотрел на меня.

Эше. Глаза у него были красные и мокрые, а в руках он держал тряпичный сверток.

Человек в доспехах гуляма говорил с Эше на химьярском. Вообще-то он и выглядел как химьяр, а не как крестеец. Странно, учитывая, что остальные стражники были крестейцами.

Когда я подошел, химьяр поднял лук с наложенной стрелой. Ах, так он Лучник Ока.

– Не наставляй на меня эту штуку, – сказал я. – Ты же знаешь, что она просто сломается.

– Чего тебе надо? – спросил лучник в доспехах гуляма.

– Войти в город.

Лучник опустил лук и подошел ближе.

– Я не стану тебя останавливать. Но ты должен знать, что там полный хаос. Император Базиль исчез. Никто не знает, что делать. – Он взглянул на восьминогого ангела, на которого я изо всех сил старался не смотреть, и указал вверх. – Я вижу солнце… но мы почему-то остаемся в тени.

Эше тоже посмотрел вверх.

– Там