Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы - Андрей Валентинов

– Увидели? – подбодрил ее Иванов. – Смотрите, смотрите…

Ника раскрыла удостоверение и почувствовала, как дыхание перехватывает. Орловский Юрий Петрович. Звание – майор, место работы – Главное управление НКВД, Столица… Продлено до ноября 1938 года…

Она схватила папку, еле удержавшись, чтобы не вытрусить ее содержимое прямо на столик. Фотографии: Орфей в форме, стройный, подтянутый, с кобурой на широкой портупее, стоит в компании каких-то военных. Бумага – выписка из приказа о присвоении воинского звания, внизу «ознакомился» – и подпись Юрия. Несколько листочков: знакомый почерк, на верхнем название: «Краткий очерк истории дхаров»…

Нет… Этого не могло быть! Юрия могли сломать, искалечить, даже убить, но такое… Майор НКВД! Господи, что же это? В глазах почернело, и Ника бессильно откинулась на спинку кресла…

– Не удивляйтесь! – голос Иванова звучал по-прежнему мягко и добродушно. – Не скажу, что Юрий Петрович полностью разделял наши идеалы, но он вполне понимал, что такое государственная необходимость. Несчастье случилось с ним на Урале, во время очень важной операции…

Это совпадало с тем, что удалось узнать Терапевту. Орфея привезли в Казанскую спецлечебницу именно с Урала…

– То, что он находится на «тюрположении», вас не должно смущать, Виктория Николаевна. Вы ведь познакомились с Сергеем Павловичем?

Вначале Ника не сообразила о ком речь, но затем до нее дошло. Пустельга! Интересно, знает ли Сергей обо всем этом? Похоже, нет…

– Сергей Павлович находится во всесоюзном розыске по совершенно нелепому обвинению, что не мешает ему активно работать. Жизнь – странная штука! Когда все завершится, вы, думаю, несколько смягчите свои крайние взгляды…

Ника молчала. Отвечать было нечего. Орфей – сотрудник Большого Дома? Сломали, заставили работать? Но подневольным зэкам не присваивают высоких званий, не одевают форму, не выдают оружия… Неужели он лгал? Ей, друзьям? Хорошо законспирированный сотрудник – то скромный служащий, то бесправный зэк… Ника беспомощно оглянулась, взгляд упал на искаженное болью лицо Христа. Слеза, странная слеза, словно не желающая падать. Бог, не сумевший спасти людей…

И тут словно завеса упала с глаз. Как она могла подумать! Кому она верит? Бумажки, фотографии… Орфей, прости!..

– Хорошо, я поняла… – Ника произнесла это как можно спокойнее, хотя хотелось закричать, кинуться на этого сладкоголосого. Флавий и Пустельга предупреждали! Не верить! Ничему не верить! Как же мог Орфей быть «малиновым», если не пострадали ни Терапевт, ни Флавий, ни Марк? Или они тоже – сотрудники Большого Дома? Нет, господин Иванов, плохо работаете!..

– Я вижу, вы успокоились?

Ника действительно успокоилась, ей даже стало весело. Значит, о группе «малиновые» не догадываются! И о том, что она – одна из друзей Флавия и Терапевта, тоже, иначе не пытались бы обмануть столь грубо! Ошиблись! Товарищ Иванов дал маху! Они не всесильны!

– У меня к вам неожиданный вопрос, Виктория Николаевна. Фамилия вашей матушки Бартеньева? Из князей Бартеньевых?

– Да… – после всего анкетные вопросы показались странными и нелепыми.

– Бартеньевы по одной из линий были, кажется, потомками одного известного рода. Тоже княжеского.

Ника пожала плечами:

– Бартеньевы – далекие потомки Курбских. Но не той линии, к которой принадлежал князь Андрей.

– Хорошо… Виктория Николаевна, прежде чем мы подведем некоторые итоги, вынужден задать вам еще несколько вопросов. Вы по-прежнему желаете помочь Юрию Петровичу?

– Конечно! – Ника заставила себя усмехнуться. – А что, по-вашему, должно заставить меня думать иначе?

– Нет-нет, что вы… Видите ли, хотеть можно по-разному. Вы уже поняли, что ничего страшного после выздоровления Юрию Петровичу не грозит. Он продолжит свою работу, надеюсь, успешно. Но чтобы это случилось, придется очень рискнуть. Догадываетесь кому?

– Догадываюсь, – Ника почувствовала, как забилось сердце. Что-то у Иванова припасено напоследок. Что-то особое…

– Скажу честно: вылечить Юрия Петровича возможно, но тот, кто будет этому помогать, сильно рискует. И не здоровьем – жизнью. Процент риска… – Иванов на мгновенье задумался, – повыше, чем у летчика-испытателя. Подробности вы узнаете позже, сейчас скажите лишь – согласны?

Рискнуть жизнью ради Орфея? И только? Ника чуть не рассмеялась. Если бы и остальное было так просто! Вновь захотелось крикнуть, но в последний момент Ника сумела сдержаться. Спокойнее, богиня Победы…

– Вы, наверное, уже догадались, что я согласна. О каких это подробностях вы говорили?

Повисло молчание, наконец темный силуэт колыхнулся.

– Ну что ж, давайте о подробностях…

Глава 7. Эхо и пустота

Солнце грело почти по-летнему, и Сергей впервые вышел погулять в халате, не надевая пальто. В больничном дворе он не задержался. Хотелось побыть одному, вдали от толпы больных, скорбных главою. Выйдя за ворота, Пустельга направился вокруг здания к лесу, что рос прямо под его окнами. Здесь было спокойнее. Так и тянуло отвернуться, стать спиной к огромному многоэтажному корпусу и просто смотреть на деревья. Он достал пачку «Казбека», подумал, вновь спрятал. Тот, настоящий, Пустельга не курил…

Последние дни прошли как-то странно. Сергея обследовали, лечили, сделали переливание крови – уже четвертое начиная с января. Стало легче, холод отступил, а солнечный свет не так резал глаза. Итак, Пустельга был полноправным пациентом лечебницы, но одновременно имел в своем распоряжении кабинет с телефоном, автомобиль и двух порученцев в штатском. Все вокруг делали вид, что ничего особенного не происходит. Возможно, так оно и было, в этой больнице случалось всякое.

То, чем он занимался, вызывало у Сергея странное чувство. Что-то было не так. Не только потому, что «объекты» – и Сорок Третий, и Виктория Николаевна – вызывали симпатию. Дело обычное: сбор информации, вербовка. Но… Этих «но» было слишком много.

…Сергей много раз пытался «услышать» эмоции любителя темноты. Не получалось. Иванов вовсе не казался невозмутимым, напротив, но его чувства проявлялись как-то странно. Дикая мысль то и дело приходила в голову. Он, Пустельга, может «слышать» людей. Иванова он «не слышит». Значит?.. И еще капюшон. Вначале Сергею казалось, что Иванов – кто-то из высшего руководства, но вскоре он понял, что его новый начальник не из членов Политбюро, не из Секретариата ЦК. Не подходил – ни по росту, ни по голосу. Тайный помощник Сталина со странными причудами – или просто с изуродованным лицом? Все могло быть, но Сергею почему-то казалось, что в темноте Иванову легче и проще, словно филину, боящемуся солнца. Сравнение так и просилось для агентурной клички. Секретный сотрудник Филин…

Но дело было, конечно, не только в этом. Пустельга давно уже понял, что Иванов играет нечисто. Скорее всего, и Сорок Третий, и Виктория Николаевна обречены – как и он сам, липовый майор Павленко. Значит, он, смертник, вербовал смертников? Зачем Филину с ним возиться? Пустельга и так в розыске, к тому же успел узнать много лишнего. Доброта не входила в число недостатков, характерных для руководителей первого в мире социалистического государства…

Сергей все-таки не выдержал и закурил. Табачный дым показался на этот раз не горьким, а просто безвкусным. Он заставил себя докурить папиросу до половины и с удовольствием растер окурок каблуком.

Свист прозвучал неожиданно – откуда-то сверху. Пустельга резко обернулся – с балкона четвертого этажа за ним наблюдал опасный государственный преступник Юрий Орловский. Пустельга помахал рукой, зэк усмехнулся и кивнул в сторону балконной двери. Сергея приглашали в гости. В эти дни он несколько раз собирался зайти к Орловскому, но это оказалось не так легко. Охрана, два здоровенных мордатых парня, была начеку. Удостоверение не подействовало – сотрудник Ленинградского управления не обладал властью в Столице. Но Пустельга не отчаивался. Мало ли куда его не пускали? Если бы все трудности были такими!

Пора было возвращаться. Сергей, с сожалением поглядев на залитый солнцем лес, побрел к воротам. Больных уже звали обедать. Пустельга представил себе, что опять придется глотать больничный суп, и поморщился. В последние дни аппетит совершенно пропал, ему даже стало казаться, что можно вообще обходиться без еды – и день, и три, и больше…

Его остановила охрана. Один из «наружников», козырнув, сообщил, что «товарища старшего лейтенанта госбезопасности» ожидает посетитель. Пустельга тут же подумал об Иванове, но сообразил, что тот не станет появляться днем.

Гость стоял неподалеку от входа – высокий, крепкий мужчина лет сорока в знакомой «лазоревой» форме. Три шпалы на петлицах – капитан госбезопасности. Заметив Сергея, посетитель пригляделся и быстро направился в его сторону. Пустельга почувствовал себя неуютно. Этому еще чего надо?