Михаил Зощенко - Михаил Михайлович Зощенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он даже для верности не приподнимал головы с этой своей вещи. А если ему нужно было перевернуться на другой бок, то он как-то там со всем этим предметом вращался.
Нет, он в высшей степени чутко и осторожно относился к этому своему багажу.
И вдруг это у него свистнули. Вот так номер!
А еще тем более его предупредили перед сном. Ему кто-то там сказал, когда он ложился:
— Вы, — говорит, — будьте добры, осторожней тут ездите.
— А что? — спрашивает.
— На всех, — говорит, — дорогах воровство почти что прекратилось. Но тут, на этом перегоне, еще отчасти бывает, что шалят. И даже бывает, что сапоги с сонных людей снимают, не говоря о багаже, и так далее.
Наш гражданин говорит:
— Меня это не касается. Если речь идет о моем чемодане, то я имею привычку спать на нем довольно чутко. И этот перегон меня не волнует.
И с этими словами он ложится на свою верхнюю полку и под голову закладывает свой чемодан с разными, наверное, ценными домашними вещами.
Значит, ложится он и спокойно засыпает.
И вдруг ночью к нему кто-то подходит в темноте и тихонько начинает сапог с ноги стаскивать.
А наш проезжающий был в русских сапогах. И сразу такой сапог, конечно, не снять, благодаря его длинному голенищу. Так что неизвестный только немного сдернул этот сапог с ноги.
Наш гражданин сдержался и думает:
«Подожду, что будет дальше. Интересно. Неужели он желает с меня сапоги снять?»
А в это время неизвестный берет его теперь за другую ногу и снова дергает. Но на этот раз дергает со всей силы.
Вот наш гражданин как вскочит с размаху, как ахнет нора по плечу! А тот — как сиганет в сторону! А наш проезжающий — как брыкнется с полки за ним! Хочет, главное, бежать, но не может, поскольку у него сапоги наполовину сдернуты. Ноги в голенищах болтаются, как звонки.
Пока то да се. Пока ноги взошли вовнутрь, глядит — нора уж и след простыл. Только слыхать, что он, мошенник, дверкой на площадке хлопнул.
Поднялись крики. Тарарам. Все вскочили.
Наш проезжающий говорит:
— Вот интересный случай. Чуть у меня сапоги с сонного не сняли.
И сам вдруг косо поглядел на свою полку, где должен был стоять его чемодан.
Но его, увы, уже не было.
Ну, конечно, опять крики и опять тарарам. Один из пассажиров говорит:
— Наверное, вас за ногу нарочно потянули, чтобы вы, извиняюсь, освободили чемодан от головы. А то все лежите и лежите. Поэтому вас скорее всего и потревожили.
Пострадавший сквозь слезы страдания говорит:
— Вот этого я не знаю.
И сам на первой станции бежит в Транспортный отдел и делает там заявление. Там сказали:
— Хитрость и коварство этих жуликов не поддаются описанию.
И, узнав, что у него там было в чемодане, отпустили, обещав, в случае чего, сообщить. Они сказали:
— Мы поищем. Хотя, конечно, ручаться не можем.
И это они, конечно, сделали правильно, что не поручились, так как вора с чемоданом они так и не нашли.
Но мы знаем один практический случай, когда поимка вора пошла безошибочно. И даже в самом начале уже можно было давать полную гарантию, что вора поймают. Ибо для этого допущено исключительное коварство. Вот как это было.
Поимка вора оригинальным способом
(Быль)
Украдены были дрова. Во дворе нашего дома. Причем — интересная подробность: кража произошла в зимнее время, когда они как-никак представляют собою особую ценность как для тех, так и для других.
Дрова, вообще говоря, даже и в другие сезоны представляют известный интерес для населения.
Некоторые даже их иногда на именины дарят.
Одной моей родственнице, Елизавете Игнатьевне, я, помню, однажды, в день рождения, подарил целую вязанку дров. А Петр Андреевич, ее супруг, человек горячий и вспыльчивый и отчасти мещанин, плетущийся в хвосте у событий, ударил меня, бродяга, поленом по голове. Правда. в конце вечеринки.
— Это, — говорит, — не девятнадцатый год и не та эра, чтоб дрова преподнесть.
Но это, конечно, между прочим.
А дрова, во всяком случае, дело драгоценное и святое. Как сказал поэт Блок:
И не раз и не два
Вспоминаю святые слова —
Дрова…
И еще что-то такое он сказал, в высшей степени ценное, про дрова.
Так вот, значит, стали во дворе нашего дома пропадать дрова.
Ну. известно, наложены дрова во дворе. Вот они и пропадают. Их кто-то берет на предмет отопления.
То у одного жильца несколько полен пропадет. То у другого, то, наконец, третий крик поднимает:
— У меня, — кричит, — не хватает…
И невозможно разобрать, кто их ворует, и где дрова, и кто ими пользуется.
Тогда жильцы на собрании говорят друг другу:
— В доме завелся вор. Вот это интересно. И, может быть, он даже тут сидит и на нас с вами глядит. Но поскольку у нас сорок пять жильцов, то угадать не представляется возможным. Давайте, в крайнем случае, наймем сторожа или будем сами поочередно караулить.
Некто Серега Пестриков моментально подсчитал, во что обойдется сторож. Оказалось, каждое полено удорожится на девяносто копеек. Это показалось дорого.
Тогда решили, что будут караулить сами.
Серега Пестриков написал расписание и повесил его» о дворе.
Стали все дежурить поочередно. Но, видят, дрова опять воруют.
Тогда образовалась во дворе одна небольшая экстренная группа в три человека.
Некто жилец Боборыкин, Власов Егор Иваныч и его племянник Мишка. Тоже почему-то Власов.
Этот Мишка является к своему дяде и так ему интимно говорит:
— Я, — говорит, — товарищ дядя, как вам известно, состою в союзе химиков. Мы там у себя имеем разные химические штучки, всякие химические газы, дымовые шашки и прочую тому подобную чертовщинку. И я, — говорит, — последние ночи худо сплю. Я, — говорит, — товарищ дядя, мечтаю принести домой динамитный патрон. И мне хочется этот патрон заложить в полено. И это полено мы, я извиняюсь, дядя, бросим совместно с другими поленьями, будто оно лежит само по себе. Вор его непременно возьмет. Он его положит в печку. А там уж, товарищ дядя, предоставьте действовать технике.
