Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Френч Джон

Теперь Алайош вжался в колонну и пропыхтел по воксу:

— Я не видел, куда они делись.

— Я тоже, — признался Корсвейн. — Корсвейн из Девятого вызывает «Неистовство». Ответьте!

— Говорит «Неистовство», капитан Врай. — Каким спокойным был ее голос! Корсвейн едва не рассмеялся.

— Остерегайтесь измены в небе, — сказал он. — Мы ведем бой. — Среди целого леса колонн он успел заметить Льва, наседавшего на отступающего Курца. Их клинки сталкивались по несколько раз в секунду.

— Вы нуждаетесь в обратной телепортации? — дошел ответ капитана-смертной.

Корсвейн рискнул еще раз глянуть поверх стены, но не увидел и следа Севатара или Шенга. Они затаились где-то в фундаментах будущей крепости, невидимые, но от этого не менее опасные.

— Нет. Нам нужно двигаться. Вы не сможете создать переходный шлюз.

Алайош выглянул из-за каменной колонны.

— Пошли!

Корсвейн двинулся за ним, пригибаясь к земле и надеясь, что рев ветра заглушит стук его башмаков о землю.

XI

Примархи сражались, не обращая внимания на охоту, устроенную их сыновьями. Клинок Льва исполнял изящный танец, а Курца подстегивала боль. Повелитель Ночи не реагировал на кровавую рану в животе, предоставив своей таинственной генетике самой ее исцелить. Он сражался так, как делал это всегда, — словно убийца, загнанный в угол. Смертоносные косы выскользнули из пазов на тыльной стороне громадных латных перчаток примарха, и воздух зазвенел от ударов металла о металл, сопровождаемых шипением и треском противоборствующих силовых полей.

Лев рывком высвободил меч, и серебристая сталь, стремительно вращаясь, рассекла воздух, расплывшись в полумесяц, в котором отражались небесные луны. Каждый удар натыкался на подставленные когти Курца. Оба воина двигались с быстротой, недоступной смертным, человеческий взгляд не успевал за ними. И все же один был рыцарем, а другой — убийцей. Ухмылка Курца и в лучшие времена была ненадежной маской; теперь она превратилась в хрупкое стекло.

— Мы ведь никогда не устраивали с тобой тренировочных боев, верно? — почти со скукой в голосе спросил Лев, слова которого все еще транслировались по воксу. Каждые несколько секунд на доспехе Курца или на лице появлялись новые раны. Он был достаточно проворен, чтобы не позволить Льву убить себя, но недостаточно умел, чтобы как следует защититься от его атак.

— Я никогда не интересовался мечами. — Курц нырнул под летящий сверху клинок, нанеся удар обеими руками. Лев отклонился назад, со сверхъестественной легкостью удерживая равновесие. Когти Курца распустили на полосы стихарь цвета слоновой кости, едва царапнув по многослойному керамиту доспеха под ним.

— В тебе нет ни капли элегантности. — Лев повернул меч, отбивая клинком удар сразу обеих рук. — И ни капли верности. Когда-то я считал тебя лучшим из моих братьев. Никто не рос вдали от цивилизации, только ты и я.

Курц, щурясь от напряжения, облизнул заостренные зубы.

— Тебе следовало бы быть с нами, брат. Даже твой собственный легион это чувствует. Про распри внутри Первого легиона известно даже магистру войны.

— Никаких распрей нет.

Их клинки сошлись, и Курц поймал меч Льва в паутину своих сомкнутых когтей.

— Нет? — Повелитель Ночи выплюнул это слово, как проклятие. — Нет угрозы грехопадения праведных Ангелов? Когда ты в последний раз был на Калибане, гордец?

Лев улыбнулся — Курц впервые увидел его улыбку, — но от этого движения губ его похожее на изваяние лицо не стало ни на каплю теплее. От камня исходило больше тепла, чем от этой улыбки. Другого ответа не последовало.

Курц тоже ответил улыбкой, как всегда неискренней и безжизненной. В тот же миг он прекратил бой, отказался от заранее просчитанной дуэли и с воем прыгнул к своему брату. Если прежде поединок примархов был демонстрацией человеческих талантов в военном искусстве, то теперь чувство равновесия, ловкость и изящество Льва не стоили ровным счетом ничего. Они сцепились, как обычные братья, и покатились по земле, вцепившись друг другу в глотки.

Когда они остановились, Курц стоял на коленях на груди Льва. Розовая слюна слетала с его бледных губ; он навалился на брата, сжимая когти и желая его задушить, убить самым медленным и личным способом из всех возможных, когда убийца и жертва смотрят друг другу в глаза.

— Умри, — выдохнул Курц. Отчаяние лишило его голоса, и хриплые слова с трудом сползали с кровоточащих губ. — Не надо было тебе выживать в том скверном мире, который ты зовешь своим домом.

В ответ бронированные пальцы Льва тоже сомкнулись на горле брата, но преимущество Повелителя Ночи было очевидно. Курц встряхнул Льва за шею, ударяя брата затылком о каменистую землю снова, и снова, и снова.

— Умри же, брат. И тогда история будет к тебе добрее.

XII

Он бежал все дальше, петляя по лесу из каменных колонн и рокритовых стен, забравшись так далеко, что Алайош счел нужным его предостеречь:

— Осторожнее, брат. За нами охотятся.

— Почему ты не вызовешь Девятый орден?

Алайош хмыкнул:

— Уже вызвал. Десантным капсулам нужно семь минут, чтобы добраться до нас.

Корсвейн перебежал к очередной колонне, его глаза сверкали красным, а табард в темноте казался желтоватым.

— Я собираюсь помочь Льву.

— Корсвейн… — снова предостерег Алайош. — Он не нуждается в нашей помощи, чтобы покончить с этим упырем.

— Я видел, как он упал в пыль. — Корсвейн рискнул выглянуть из укрытия еще раз. Основание крепости представляло собой настоящий лабиринт из каменных колонн и стен, а ветер, завывавший в кратере, не оставлял никакой надежды услышать гудение силовых доспехов Повелителей Ночи.

— Что ты видел? — теперь голос Алайоша не был таким уверенным, в нем чувствовались сомнения.

— Вампир прыгнул на Льва, и они упали на землю. — Корсвейн прислушался к ветру, низведенному шлемом до негромкого гула. — Кажется, я их вижу. Прикрой меня.

— Подожди!

Корсвейн не стал ждать. Он метнулся через строительную площадку и почти сразу залег под огнем. Шенг, больше некому! Не обращая внимания на предостерегающие крики Алайоша, он принялся петлять, уходя от обстрела слева. Несколько снарядов попали в цель, по стенам застучали черные осколки его доспеха, и на броне появились выбоины. Каждое попадание разрывного снаряда сопровождалось сильным толчком, лишая равновесия, словно лягался боевой конь, Но Корсвейн не мог думать ни о чем, кроме Льва, поверженного в пыль, и его слабой шеи в лапах еретика.

Вражеский огонь стих. Алайош пропыхтел по воксу:

— Я… убью… Шенга. — Звон клинка послужил аккомпанементом к его словам. Капитан уже сражался с Повелителем Ночи. — Сзади! — в очередной раз предостерег он по воксу.

Едва Корсвейн помчался к своему распростертому на земле повелителю, позади него раздалось знакомое ворчание цепного лезвия. Севатар наконец обнаружил себя, но рыцарь не обернулся и не прервал стремительного бега.

— Я опережу его, — выдохнул он в вокс. Рычание цепной секиры уже затихало. Его сердца стучали, как копыта лошадей по мерзлой земле. Вокруг колонн, через невысокие стены он мчался и петлял, делая все, что мог, на случай, если Севатар откроет огонь.

Позади было тихо. Лишь из вокса доносился звон клинка о клинок.

— Брат, — позвал Алайош, — беги. — Тон, каким это было сказано, заставил Корсвейна оглянуться, не замедляя бега. Перескочив через очередную стенку, он бросил взгляд поверх своего укрытого плащом плеча — как раз вовремя, чтобы увидеть, как умер его капитан.

XIII

Кроме того что Алайош был Девятым капитаном, он еще был преданным сыном, прилежным рыцарем, талантливым тактиком и воином, прекрасно разбиравшимся во всех тонкостях планирования и организации жизни подразделений во время Крестового похода. Также он был одним из лучших фехтовальщиков Первого легиона и однажды почти целую минуту продержался против самого примарха.