Семилетка поиска - Мария Арбатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зябликов вернулся, начал наливать коньяк в стаканы, потом рассказывать дурацкую историю про то, как вчера в Питере пытался уложить в постель молоденькую скрипачку, подрабатывающую в массовке, а она его послала.
– Я должна тебе посочувствовать? – спросила Елена, прищурившись.
– Смотри-ка, пропустила удар! – развеселился он. – Я же все наврал…
– Зачем? Не знаешь, что сейчас полагается делать?
– Знаю. Но не до конца… Давай выпьем.
– Давай.
– А зачем ты дочку взяла?
– У нас с ней конфликт, я пробовала таким способом выйти из конфликта.
– То есть тебе до такой степени была не важна наша встреча?
– Дочка-то важней…
– Смешная. Замуж не собирается? Могу женихов подкинуть…
– Да уж развелась.
– Ах да, у нее же наследственность плохая. А я, Лен, женат был однажды в юности. У меня тоже дочка, только постарше. Во Франции учится на модельера, ее мамаша давно туда увезла, и воспитывал француз. Она меня за отца не считает. А больше я не женился, меня долго никто не выдерживает…
– Это понятно… – сказал Елена и подумала: «Опять попался кокетливый слабак, да еще и врун. Караванов был слабаком, но хотя бы не был вруном.
Впрочем, при чем тут Караванов? Караванов – это мое славное боевое прошлое…»
Разговор явно не клеился, зазор мог наладиться в постели, но Зябликов почему-то не спешил даже дотрагиваться до нее. Елена подошла к окну, вгляделась в окна Госдумы, в которой столько раз брала интервью… и даже один раз до умопомрачения целовалась с простреленным нынче Патроновым, о котором сегодня начисто забыла, даже не позвонила… вот сволочь…
Впрочем, и у него с памятью было не слава богу, он ведь тоже забыл, как они целовались. И очень точно называл светскую жизнь «условным праздником» и совсем не помнил, с кем, когда и что праздновал… Главное, побольше успеть. Как советский человек, попавший в первый раз на шведский стол в «Балчуг», не может остановиться, чтобы не попробовать все. Он уже давно не хочет есть; давно не чувствует вкуса блюд; давно понимает, что всего все равно не попробовать; но это сильней…
Елена однажды с ужасом наблюдала одного профессионального мошенника, вполне богатого господина, добывшего удостоверение газеты и аккредитовывающегося с ним на презентации пожрать. Она жалостливо спросила:
– Ты не заболеешь?
– Я – тренированный! – сказал он и побежал за четвертой порцией горячего, разделавшись со всеми имеющимися супами.
Через несколько лет его нашли в своей квартире с перерезанным горлом. Видимо, опять в чем-то не мог остановиться… Вообще о людях, заболевших свободой и утративших способность отличать нужное от ненужного в количествах присваиваемых денег, квартир, ценностей, тусовок, сексуальных контактов, можно было написать отдельную книгу. Ужас был в том, что они бы ее не стали читать, вот как раз ее они сочли бы ненужной.
Елена как-то спросила Карцеву, почему у большинства новых русских совершенно пустые остановившиеся глаза. Та ответила, что гонка и усталость делают их эмоционально обедненными, а жизненная стратегия выражается в феномене «отложенной жизни»: поживу, когда я стану миллионером, олигархом, директором концерна и т. д. До этого они либо не доживают, либо приходят уже совершенно неспособными усваивать какие-либо эмоции. Что называется, умирают в пустыне за десять шагов до арыка. В психологии это называется ангедомия – неспособность радоваться… От этой заразы многих спасали встряска, религия, благотворительность, страх смерти… Патронова пока не спасло.
…Итак, Елена смотрела в окна Госдумы, а Зябликов сидел рядом в позе Достоевского у библиотеки Ленина. Пришлось придвинуться и рухнуть к нему на колени. Тут, конечно, понеслось… Но все как-то с перетягиванием каната. С обидами, замечаниями, его просьбами «не бить словами по половым органам». Она была привычно раскованна, мягко шутила, но он зверел на это:
– Для тебя секс – это спорт. А я отношусь к нему серьезно…
Оба были многоопытны, но он оказался не готовым к тому, что она привыкла быть в постели хозяйкой. Все получалось, но не так, как могло получаться; словно продирались друг к другу через что-то. И каждый винил в этом другого.
Его модель называлась: «Иди за мной, слушайся, и ты получишь все…»
Ее модель сопротивлялась: «Давай слушаться пополам, я хочу получить столько же, сколько отдать…»
Его модель отвечала: «Но я же лучше знаю, как надо!»
Ее модель усмехалась: «Лучше меня знаешь, как мне будет лучше?»
Все в результате, конечно, сходилось в техничный пазл, но потом они лежали и разговаривали, как вежливые чужие. И у каждого внутри расползалась черная клякса облома. И, чтобы легче ее пережить, она почувствовала себя умирающе-усталой и поняла, что, пожалуй, могла бы остаться здесь до утра. Впервые после развода захотела остаться с мужчиной до утра. И всем видом показала это, и всем телом ощутила совершенно определенное «нет» на это.
Конечно, можно было дожать, но, как говорила Гиппиус: «Если надо объяснять, то не надо объяснять…» В конце концов, причины ее вышвыривания могли быть связаны совсем не с ней, но от этого было не легче.
Посмотрела на часы и сказала:
– Я начну собираться через десять минут.
Тон означал: «Ты – полный козел, но это уже не имеет значения!» Он испугался, начал суетиться, сел рядышком, начал что-то объяснять.
– Все фигня! – поморщилась Елена. – Мне показалось, что я влюблена в тебя. А ты приехал – и все рухнуло. Зачем ты приехал?
– Я не могу так быстро влюбиться, как ты. Я долго запрягаюсь, быстро еду и потом долго остываю. К тому же я влюбляюсь неконструктивно. Это я сейчас такой милый и легкий, а как влюблюсь – тебе хана. Начну ревновать, права качать, проверки устраивать, сам при этом буду на голове ходить… – мрачно сказал он.
– А мне плевать… – зевнула Елена. – Мне главное, чтобы самой влюбиться… А объект я уж как-нибудь уговорю…
– Да ты чистый мужик! – вырвалось у него довольно раздраженно.
– То есть ты сейчас трахал мужика? Поздравляю! – съехидничала она; все вокруг начинало становиться плоским и серым.
– Лена, ты сама гробишь отношения. Ты со мной разговариваешь, как Артмане с Калныньшем в фильме «Театр»! Ты же не даешь мне расслабиться, повести тебя, сделать тебе хорошо…
– А ты можешь расслабиться только с бессловесной тварью? А вести меня никуда не надо! Поводырь, блин!
– Подожди, у нас все будет не хорошо, а волшебно, мне просто надо к тебе привыкнуть… Мы с тобой одной крови, все сходится. Только не спеши!
– Знаешь притчу про то, как путешественника спросили, какое время в его жизни самое главное, какие люди и какое действие?
