Три стильных детектива - Клод Изнер

– А водить автомобиль вы умеете? – с большим сомнением в голосе спросил Жозеф.

– Что же тут сложного? И ребенок справится – машиной можно управлять одним пальцем. Она выдает скорость двадцать пять километров в час и умеет взбираться на самые крутые склоны. Именно то, что вам с месье Легри нужно, чтобы проводить ваши расследования! Купить автомобиль – значит одновременно обзавестись лошадью, упряжью, каретой и конюшней!

– Ну да, только у нас на это не хватит средств, – сказал Жозеф, демонстративно зевая.

– Вы наверняка сможете позволить себе двухместную машинку фирмы месье Леона Болле. Бак в ней рассчитан на сто – сто двадцать километров, а расход на горючее составляет всего два сантима на километр.

– Мадемуазель Беккер, уж не желаете ли вы сказать, что женщине самое место в коробчонке на колесиках? Как-то это не изящно, – заметил Жозеф и яростно высморкался.

– Здравствуйте, мадемуазель Беккер. Привет, Жозеф.

Молодой человек живо обернулся – по винтовой лестнице спускалась Джина Херсон.

– Я слышала трубный глас – такой, будто кто-то созывал усопших в долину Иосафата, – испепелив Жозефа взглядом, но не меняя любезного тона, продолжила она. – Возможно, это кто-то высморкался.

Жозеф покраснел и быстро спрятал платок в карман.

– Мадам Херсон, я… э-э… Вы пришли к месье Мори? Он отлучился из лавки, можете подождать его здесь, если хотите…

Однако Джина умолкать не собиралась:

– Мужчины хотят, чтобы мы всецело от них зависели, мадемуазель Беккер, а нам остается лишь набраться терпения и проявлять к ним снисходительность. Они боятся потерять преимущества, которые сами себе присвоили, поэтому придумали правила приличия, этикет и условности. Вот я, к примеру, живу здесь с месье Мори уже несколько месяцев, но все делают вид, что не замечают этого. Я незримая любовница, не так ли, Жозеф?

– Э-э… я… хе-хе…

– К вашему сведению, месье Пиньо, я терпеть не могу эту вашу привычку глупо ухмыляться, когда предмет обсуждения не располагает к веселью, – ровным тоном проговорила Джина и обратилась к немке: – Мадемуазель Беккер, меня чрезвычайно интересуют автомобили. Я бы с удовольствием прокатилась с вами и послушала лекцию о достоинствах этого транспортного средства. Если вас не затруднит, конечно. Месье Пиньо, передайте месье Мори, что, если он по мне соскучится, я буду ждать его на улице Дюн.

– Но… но вы же не сядете в эту… в…

Джина села в машину рядом с Хельгой Беккер, и Жозеф некоторое время, стоя на пороге лавки, беспомощно глядел вслед «ришару», удалявшемуся по улице Сен-Пер. Из ступора молодого человека вывела телефонная трель. Звонил Виктор. Жозеф слушал его несколько секунд, не выдержал и в отчаянии перебил:

– Да знаю я, что инспектор сцены свернул себе шею – я тоже читал газету!.. Что? Если я правильно понял, вы опять оставили меня за бортом?!.. Ох, ладно, буду ждать… Как? Вы очаровали вахтершу в Опера́? Поздравляю!.. Хорошо, хорошо, Казанова, пустите в ход все свое обаяние, приворожите ее намертво и вытрясите всю правду. Возвращайтесь к пяти часам.

Виктор вышел из почтового отделения, откуда звонил Жозефу, злой как черт. Решительно, зятю не достает широты ума – надо же, Казановой обозвал! Сев на омнибус, он рассеянно размышлял некоторое время, чему обязана улица, соединяющая Пале-Руаяль и Опера́, громким званием «авеню», если на ней нет ни единого дерева. В Опера́ Виктор надеялся еще раз пообщаться с мадам Марсо, но нарвался на ее мужа – малоприятного типа в рединготе с медными пуговицами и фуражке с галуном. Он походил на сурового унтера, готового прямо сейчас влепить пару нарядов вне очереди какому-нибудь нарушителю устава. Монета в пять франков и упоминание «Пасс-парту» его, однако, смягчили. Виктор был допущен в запретные чертоги – комнату вахтеров, – но перед этим его заставили расписаться скрипучим пером в журнале посещений: указать имя и род занятий («Антонен Клюзель, псевдоним Вирус, репортер»), а также цель визита. Цербер почему-то сделался настолько любезен, что усадил гостя в то самое кресло, которое ему предлагала раньше мадам Марсо, и даже попотчевал отвратительным кофе со сливками.

– Вы сюда не первым из репортеров заявились – от ваших собратьев уже деваться некуда, летят как мухи на мед. А ничего нового я вам не скажу, разве что знайте: за все пятнадцать лет, что я тружусь в этом заведении, никогда не было такого, чтобы три покойника зараз. Беда за бедой, право слово, будто кто-то сглазил, а то и порчу навел на наш храм музыки. Один завсегдатай кулуаров тут рассказывал про ясновидящую негритянку, которая проездом в Париже. Говорит, ей сотня лет и она пророчит события страшные и пренелепейшие – чуму, войну, в общем чушь какую-то, верите? Чокнутая, видать, но от этих иностранцев, которые наш хлеб едят, всего ожидать можно. Поди знай, чего они там замышляют.

– Впервые слышу о предсказательнице.

– Как же? Это ведь ваша обязанность – новости ловить. Какие-то богачи устроили сеанс ясновидения, у них это сейчас модно. Сглазили нас всех, точно вам говорю.

– Я не занимаюсь светской хроникой. Мне бы хотелось побеседовать с мадам Фералес. Надо думать, она сейчас дома, никуда не выходит после такого несчастья. Не могли бы вы продиктовать мне ее адрес?

Вахтер озадаченно нахмурился, достал из кармана замшевую тряпочку и принялся протирать пуговицы на рединготе.

– Ишь чего вам… Такие сведения я только полиции выдать могу, а так не имею права. Нет-нет! – воскликнул он, с неохотой отказываясь от второй монеты, которую ему протянул Виктор. – Я на службе. Однако вы вполне можете побеседовать со старым Рике. Официально он в отставке, но все время тут ошивается у своих приятелей пожарных. Уж он вам много чего понарасскажет – как никак был закадычным другом Аженора.

Месье Марсо объяснил, как найти пожарный пост – здесь же, на первом этаже, рукой подать. А когда лже-репортер покинул комнатку вахтеров, цербер выглянул в коридор, ведущий к кухне:

– Прямое попадание, инспектор Вальми! У вас тоже пророческий дар! Вы сказали, что парень заявится, – он и заявился. Вот, можете вытереть руки чистой тряпкой.

…Рике Лёсюэр был не толще соломинки. На изможденном лице красовался выдающийся назальный отрог[335] в форме клубня пиона; обширную плешь, похожую на монашескую тонзуру, компенсировала буйная седоватая растительность на щеках и подбородке. Рике был женат вторым браком на молочнице, которая запрещала ему спиртное, а взамен закармливала творогом, сметаной и каждый вечер проверяла его пульс. Старик проводил дни, слоняясь по знакомым-приятелям в ожидании, не поднесут ли чарочку; страсть к горячительному он делил с Аженором Фералесом, под чьим патриотическим девизом: «Алкоголь убивает, но французский солдат не боится смерти!» и проходили совместные дружеские попойки, а после них оба жевали кофейные зерна, чтобы отбить запах перегара.

Удрученный потерей, Рике торчал на пожарном посту и угрюмо таращился на часы, как будто лишь зримое течение жизни могло умерить его печаль. Через равные промежутки времени старшина набрасывался на старика с требованием не путаться под ногами, потому что его людям надо совершать обход – а это вам не шутки, ведь во дворце Гарнье десятки мастерских. Так что Рике вздохнул с облегчением, когда появился Виктор и увлек его в сторонку.

Отставной пожарный тотчас разговорился:

– Короче, над сценой есть коронная шестерня, и еще одна, медная, под сценой. Резервуары связаны меж собой вертикальными трубами. В наличии имеются тросы на пожарных щитах, ведра, эпонж, топоры, пожарные насосы – работают на десять метров, не что либо как. А ежели…

– Простите, – перебил Виктор, – я пришел не для того, чтобы изучать вашу противопожарную систему, я…

Но Рике будто не слышал:

– А ежели потребуется, так компрессионные аппараты дадут струю помощнее торнадо. Двенадцать тысяч литров воды – это ж Везувий потушить можно! Короче, бояться нечего. А Жеже взял и шею себе свернул…

– Вы о месье Аженоре Фералесе?

– Какой был мужик! Тот еще брюзга, конечно, но чтобы друга из беды вытащить, пополам бы порвался. Десять лет назад я чуть было не потерял работу – черт меня дернул однажды набраться прямо на посту, ну и… В общем, Жеже меня отстоял тогда перед начальством – сказал, это он во всем виноват, мол, сам предложил мне выпить, и заверил, что такого больше не повторится. А теперь он танцует вальс-бостон со святым Петром…

У Рике на глазах выступили слезы, Виктор вывел его на улицу, и они устроились на скамейке.

– Вы будете участвовать в ночном бдении?

Старик покачал головой:

– Мария так убивается по мужу, что хочет побыть одна. Она потребовала, чтобы гроб на эту ночь поставили в их спальне, а нас ждет завтра, на похоронах. Лишь бы только чего над собой не сотворила, бедняжка…

– Она по-прежнему живет на улице Скриб? – бросил пробный камень Виктор.