Сожженные мосты - Александр Маркьянов

А здесь? Та же Драганка? Она ведь не просто стрелять умеет. Она — снайпер, она и в полевые выходы ходила и людей убивала.

Что теперь из нее получится? Что за жена, что за мать?

— Что пригорюнился, пан коммандер?

Сотник даже вздрогнул.

— Да так… Кубыть привиделось чего. Мысли недобрые.

— То плохо.

— А откуда ты слово это знаешь — пригорюнился?

— Богу знамо… У русских слышал.

— Слышал, значит… Теперь послухай меня. Ты ведь служил? Карту читать умеешь?

— То есть так.

— Тогда вот что. Работать придется не одну ночь, потому что мы не знаем — кто когда и как пойдет. Ты сколько человек выделить можешь?

Четный воевода подумал.

— Войков двадцать будет. Сам понимаешь, днем работать, а ночью по лесу шарахаться — не дело.

— Не дело. А как вы шарахаетесь?

— Так то ж не каждый день. И не такими группами. Войков десять — и добре. На ту сторону большой группой не пройти.

— Добро. Значит формируешь две группы. По десять человек в каждой. Смотри на карте.

Сотник развернул карту, где он уже прикинул план операции.

— Вот лазы — где проще всего пройти через границу с той стороны. С той стороны информация неполная — если знаешь, где находятся лагеря, военные объекты — можешь нанести. Лишним точно не будет.

Серб взял протянутый карандаш, покрутил его в пальцах, потом начал наносить по памяти расположение известных ему объектов с той стороны границы. Велехов отметил что и в самом деле служил — информация наносилась армейскими условными обозначениями, очень четко.

— Все?

— Все не упомнишь, пан коммандер.

Сотник «приложился» к карте, к новой информации — чтобы прикинуть, где проще всего пересекать границу — не только проще, но и быстрее всего — от лагерей и военных объектов. Теперь таких лазов было всего одиннадцать.

— Все мы враз не перекроем. Сил у нас хватит на один, максимум два коридора. Начнем вот с этих двух, потом пойдем дальше. План такой. Вы перекрываете два соседних коридора — но располагаетесь так, чтобы не быть обнаруженными. Ваша задача — просто оставаться незамеченными и когда пойдет группа — сообщить об этом нам — группе перехвата и группе огневой поддержки и маневра, которые будут в глубине территории. После того, как группа прошла незамеченной — ваша задача объединиться и отсечь пути к отступлению. Не скрою — опасно, тем более что приходится принимать во внимание возможность подхода подкреплений со стороны Австро-Венгрии и удара в спину с целью деблокирования попавшей в засаду группы. Но с нашей стороны — во-первых две бронемашины, причем способных работать и ночью. Во-вторых — при перестрелке время будет играть за нас и против них. Я никогда не буду предупреждать — чтобы не допустить утечки — но сам понимаешь, при перестрелке все поднимутся. Это наша земля, а не их.

— Наша то наша… Пан коммандер, а если на арнаутов наткнемся?

— Арнаутов?

— Ну, контрабандистов. Их так между собой называют.

— Мабуть так албанцев раньше называли.

— То есть так. А теперь и эти… так друг друга называют, прижилось.

Сотник подумал. Раскрывать сам факт засадных действий на границе не хотелось. С другой стороны — и пропускать тоже как то…

— Ты первым работаешь — тебе и решать. Хочешь — работай, не хочешь — пропускай. Мы пропустим, но дальше сообщим о проходе, чтобы их дальше взяли. Добро?

— Добре. То есть добре…

— Да не совсем добре. Верней — совсем не добре. Ты как своих головорезов маскировать собираешься?

— Камуфляж. И костюм такой… лохматый.

— Не пойдет. У них серьезное оборудование зараз есть, коли плохо обернется — попластают всех. На позиции выходи еще днем и засветло. Машины — свои, я тебе транспорт не дам, чтобы маскировку не нарушать. Отроешь окопы, неглубокие — как получится в общем — и осторожнее с землей, не рассыпай ее, а относи в стороны. Дальше. Возьми с собой воды. Нарви травы, возьми с собой веток — на месте лучше не ломать. Сделаешь что-то типа загородок, набьешь травой и польешь водой. Так, чтобы каждый был в окопе, укрыт этой самой загородкой, с мокрой травой. И еще… пусть каждый пленкой накроется на всякий случай.

— Работы много… — с сомнением проговорил серб — не управимся.

— Тогда возьми еще несколько человек — в помощь, если не управишься. Как сделаете — пусть они уходят к нам на позиции, будут в составе маневренной группы. Но сделать — надо если не хочешь, чтобы как в прошлый раз.

Серб думал долго. Оно и понятно — за ним, в отличие от того же сотника — не натасканные на боевую работу волки. За ним — местное ополчение, которому еще здесь жить. У каждого сербского четника здесь дети жена, семья — и ему, командиру, если он потеряет своих людей, подставит их под огонь ради непонятно чего — потом жить рядом с ними, с семьями, потерявшими отцов, мужей, кормильцев. Жить рядом с немым укором в глазах, с немыми вопросами — за что, почему? Сербы — не казаки и тем более не русские, их мало и каждый — на счету. Они — все что осталось от некогда большого и сильного южнославянского народа — изгнанники с родной земли, живущие милостью на чужой. Но если ты живешь на чужой земле достаточно долго — она становится твоей, не правда ли? А не защитить родную землю — грех.

— Добре — окончательно решил серб — командуй. С нами Бог.

Дневниковые записи

17 июня 2002 года

Афганистан

Интересно было бы знать — а дяде тогда так же было страшно? Или нет? Может, майор и в самом деле прав и героев не существует? Или он просто циник и уставший от войны человек?

Плохо жить в мире где нет героев…

Вчера у нас случилось летное происшествие — зависший над полосой Харриер рухнул на нее. Я помогал тушить огонь, потому что оказался недалеко и потому что должен был это сделать. Потом майор отругал меня — мог рвануть боекомплект, тогда бы нам всем была крышка. Но я понял, что часто майор ругается просто потому что у него плохое настроение. Ведь он сам полез, чтобы вытащить пилота.

Кормят здесь плохо, все продукты размороженные и какие-то водянистые. Хоть это и запрещено — мы скидываемся и покупаем местные продукты, бесхитростные и свежие. Считается что они могут быть отравлены — но никто не помнит кто и когда последний раз так отравился. Майор сказал, что для местных жителей отравить врага — это бесчестие, надо его застрелить или взорвать. Видимо, и у местных есть какие-то понятия о чести.

Национальностей здесь очень много и самых разных. Вообще Афганистан — это страна пуштунов, но здесь их не так много. Есть хазарейцы, есть таджики, есть узбеки, есть какие-то нури. Я начал зарисовывать их, пока получается плохо.

Сегодня был мой первый боевой выход. Говорят, что дворянин не должен показывать страха — но мне так было страшно, что я едва не обделался. Нас подняли утром, раньше всех посадили в вертолет. Две группы — наведение и прикрытие. Наведение — это мы пятеро, прикрытие — взвод капрала Фрезера-Стокса. Этот взвод — на случай, если все пойдет совсем уж хренов, он должен будет находиться на некотором удалении от нас и нанести удар, если нас будут окружать.

Утром в горах бывает ужасно холодно. Здесь вообще чудовищный климат тот, кто говори, что в метрополии отвратительный климат — должен побывать здесь. Ночью температура на камнях падает до нуля, днем же бывает за тридцать и даже за сорок. Воздух очень чистый, но нечем дышать — не хватает кислорода.

Мы зависли над горой — черт, я смотрел на эти горы издали, а вблизи они еще более красивые. Выпрыгивая, я едва не подвернул ногу, если бы такое произошло — это был бы позор — но нет, обошлось. Потом на тросе спустили аппаратуру — она тяжелая и устаревшая, как и многое другое в британской армии. Я читал про североамериканцев, у них аппаратура наведения пусть и не такая мощная как у нас — зато она настолько легкая, что крепится на винтовке и ей может воспользоваться каждый солдат. А у нас — ее надо тащить в рюкзаке, она не терпит ударов и весит не меньше тонны под вечер.

Мы долго шли по осыпям, по тропинкам. Здесь очень опасно, мои ангелы-хранители постоянно проверяли дорогу, нет ли мин. Потом мы поползли…

Осыпь казалась словно живой. Одно неверное движение — и ты потревожишь камень. Один — но за ним полетит еще один, потом еще и еще. Будет настоящий обвал. А если и не обвал — то шорох даже одного потревоженного камня может привлечь внимание духов. Пуштунов — местных жителей, воинов гор. Воинов, у которых дети в качестве первой игрушки получают кинжал, и которые могут добыть мясо выстрелом из БУРа[259] метров с восьмисот. И ладно бы, если только БУРа — а если вон там, на склоне затаился пулеметчик, и в руках у него пулемет, который ему любезно предоставили русские, чтобы он с его помощью убил как можно больше бедных Томми? Чтобы выковырять его из-за тех валунов — потребуется миномет, а сам он может остановить продвижение роты на время, пока не кончатся патроны.