Дитте - дитя человеческое - Мартин Нексе

— Нет, вы ведь не венчаны, отвечать за детей должна мать. Да поскорее! Фургон ждет у ворот!

— Я больна, — прозвучал жалобный голос Сельмы. — Штраф будет внесен завтра!

— Ладно, знаем мы вас! Какая такая болезнь приключилась? Нарыв прорвался? Дай-ка мы посмотрим!

Полицейские пытались отпереть дверь, слышно было, как они звякали связкой ключей.

— Мы не уйдем, пока вы не отворите! — кричали они.

Из окон всюду высунулись жильцы, кто бранился, кто острил.

— Убирайтесь-ка подобру-поздорову, ищейки! — крикнул хриплый голос рядом с Дитте. — Не то я запущу вам в головы черепицей!

Это был Поздравитель, он перевесился за подоконник и угрожающе махал руками. Наконец полицейские удалились.

На другое утро Сельма ходила по всему дому и занимала деньги, чтобы уплатить штраф. Она зашла и к Дитте и получила пять эре. Отец ее ребятишек был болея.

С ним случилась беда: при выгрузке угля с парохода ему уронили на спину мешок с углем. Он лежал в постели уже шесть недель, не получая никакого пособия, вот ребятишкам и приходилось пропускать занятия в школе, чтобы подрабатывать немножко. Но Сельма с честью вышла из затруднения; все жильцы гордились тем, что полиция осталась с носом.

IX

ВСЕГО ПОНЕМНОЖКУ

Карл забегал ежедневно, ему нечего было дорожить временем, — работы почти не было. Городские заправилы уже прекратили уличные работы.

— Эти важные господа там, наверху, страдают, видно, подагрой, — насмешливо говорил он. — Вот им и кажется, будто земля замерзла.

— Ну, как дела? — первым долгом спрашивал он. Опыт со швейной машиной интересовал его ничуть не меньше самой Дитте.

— Спасибо! Отлично! — отвечала она неизменно.

Это было не совсем верно. Самой Дитте казалось, что

она сделала отличные успехи, шила не хуже старших мастериц, хотя и несколько медленнее пока. Но курс ученья — последняя его часть — что-то затянулся; ей все еще приходилось шить на фрекен Йенсен, вырабатывая всего крону в день. Каждый раз, когда Дитте напоминала белошвейке обещание взять ее с собой в магазин, чтобы рекомендовать хозяину, та отвечала: «Это от тебя не уйдет! Тебе еще надо попрактиковаться».

Спасибо! Это прекрасно, но Дитте нужно было поскорее начать зарабатывать побольше: посулами сыт не будешь! И нельзя долгое время перебиваться на шесть крон в неделю, тем более что выплата за машину поглощала четыре. К счастью, сборщик взносов был очень покладист. И если у нее в субботу к его приходу не оказывалось денег, то ничего ужасного не случалось. Не полагалось только слишком запускать платежи.

— Приготовьте восемь крон к следующей субботе, ее то мы заберем машину, — говорил он.

Ну, до этого дело не дойдет, Дитте старалась не задерживать плату больше чем на неделю.

Но подчас туго приходилось, и так бы нужно было посоветоваться с кем-нибудь. Тем не менее она отвечала Карлу свое:

— Спасибо, все идет отлично!

Как-то стыдно было признаться, что ей приходится туго, или не хотелось напрашиваться на сострадание и помощь Карла. Дитте напоминала курицу, которая боится перешагнуть через проведенную мелом вокруг нее черту.

А больше ей некому было довериться. Она стеснялась даже Ларса Петера. Слишком рано, с самого детства, привыкла Дитте сама справляться со всякими затруднениями и брать всю ответственность на себя, вот теперь и трудно было ей обращаться к кому-нибудь за советом или поддержкой. Она ни за что не могла заставить себя попросить кого-нибудь о чем бы то ни было, и чем тяжелее становилось у нее на душе, тем больше замыкалась она в себе.

Но Карл сам заметил, что дело неладно, и однажды вечером припер Дитте к стене.

— Да она просто выжига, — сказал он про белошвейку, когда ему удалось мало-помалу выпытать у Дитте всю правду. — Она наживается на твоей работе, вот и все. У нее небось много таких батрачек, как ты?

Дитте не хотела верить.

— Фрекен Йенсен сама из бедноты, — возразила она.

— Ну, и что с того? Это не мешает ей обирать других. В конце концов все люди на свете одинакового происхождения.

Дитте не поняла хорошенько, что он хочет сказать, — на свете есть ведь и богачи и бедняки.

— Да, но каждый человек рождается на свет одинаково нагим и жалким!

— Ах, вот как это надо понимать! — Дитте сначала говорила неуверенно, боясь, что на Карла опять нашел религиозный стих. — Так вот она какая! — воскликнула она затем оживленно. — А еще смеет смотреть на нас сверху вниз и корчить из себя даму. Собирается замуж за полицейского надзирателя, а потом хочет открыть собственную мастерскую, — стало быть, сколачивает себе капитал на нашей работе. Окажите!

— Завтра тебе надо самой пойти в магазин и попросить работы, — посоветовал Карл. — Лучше, впрочем, обратиться в другое место, иначе она может насолить тебе. Люди безжалостны, когда стремятся повыгоднее устроиться.

Дети давно уже были в постели и спокойно спали. Вдруг Петер поднял голову.

— Мне так и снилось, что это ты пришел, — сказал он Карлу с сияющими глазами. Затем опустил голову на подушку и снова заснул. Малютка Георг тоже проснулся и принялся ворковать.

— Похоже, что он пытается выговорить: «мама». Недурно для семимесячного ребенка, — сказал Карл.

— Нет, это он зовет «папу», — серьезно ответила Дитте. — Он ведь мал еще и не понимает, что у него нет отца.

Карл посмотрел на нее, но ничего не сказал. Выражение его лица заставило ее умолкнуть и призадуматься, и вдруг Карл, забавляясь с малюткой, заметил, что Дитте плачет.

— Что с тобой? — спросил он.

— Не знаю… все как-то так… страшно. Я совсем перестала соображать.

— Перемелется, мука будет, надо только иметь терпение, — ответил он. Ласка, прозвучавшая в его голосе, заставила ее громко зарыдать.

— Почему ты не настоял на своем? — вдруг вырвалось у нее страстным порывом. — Тогда все это было бы пережито. Зачем ты ждешь, чтобы я сама пришла к тебе? Ведь ты мужчина!

Карл покачал головой.

— Я уже раз поступил против твоего желания, и это дорого обошлось мне, поверь. Каждый человек должен решать и действовать свободно, по доброй воле.

— Да, это по-твоему так. Но если человеку и хочется чего-нибудь, и он все-таки не может заставить себя самого решиться?.. Надо, чтобы кто-нибудь другой взял его за шиворот и сказал: «Так нужно!»

— От меня ты этого, во всяком случае, не дождешься! — сказал Карл, вставая. — Надеюсь, что мне никогда больше не придется прибегать к насилию над кем бы то ни было. А теперь мне пора на собрание безработных!

Он протянул ей руку.

— Там ты, верно, не боишься говорить о том, что надо силой заставить уважать свои требования! — И Дитте не сразу выпустила его руку, словно цепляясь за него.

— Ну, там дело другое! Каждый имеет право на кусок хлеба, хоть бы и приходилось брать его с бою! — твердо произнес Карл.

Дитте совсем задумалась и забыла о своей работе. Ей было досадно на себя за то, что она сказала, и за то, чего не сказала, да, верно, никогда и не решится сказать. Нуждайся Карл в ней, ей ничего не стоило бы поддаться своему сердцу и притянуть Карла к себе. Но тут было наоборот: ей нужно было разделить с кем-нибудь свое бремя, — вот что затрудняло дело. И почему он сам не придет ей на помощь, если она в нем нуждается? Почему нуждающийся должен непременно просить о помощи? Дитте всегда избавляла от этого других, угадывая их нужды, по опыту зная, как трудно просить. Почему Карл попросту не схватит ее и не покорит себе? Что ему мешает? Уважение к ней? Или он думает, что в ней еще жива привязанность к другому?

Да, первое время Георг не выходил у нее из головы. Казалось, будто он просто в отлучке или закутил и может вернуться в любую минуту. У Дитте сложилось такое представление еще и потому, что ведь так и не выяснилось в точности — действительно ли он погиб, или что с ним сталось? Дитте в сущности не горевала о нем, но с нежностью вспоминала его за своей работой. Она позабыла все плохое и помнила только, какой он был добрый и как нуждался в ней. Большой ребенок!

В конце концов ей стало ясно, что он исчез безвозвратно, и она поняла, что это было, пожалуй, наилучшим исходом. Борьба за существование и без того тяжела, но было бы еще тяжелее, если бы Дитте пришлось вдобавок ко всему еще заботиться о Георге. И после того как она перестала носить под сердцем его ребенка, она как-то невольно изменила свое отношение к Карлу. Он все больше занимал ее мысли, — если он долго не заглядывал, она начинала беспокоиться о нем. Карл был силен духом, и она смотрела на него снизу вверх. Как чудесно было бы снять с себя ответственность и подчиниться его воле! Но, если она любила его, почему же не могла показать ему свое расположение? Не потому ли, что между ними легло слишком многое?.. Дитте сама этого не знала, знала только, что что-то мешает ей смягчиться, сдаться. Так почему бы Карлу не помочь ей — не обнять ее властной рукой?.. Дитте даже говорила себе подчас: какой же это мужчина!..