Собачья работа - Галина Романова

Не желая никого видеть, я закрылась в своей комнате. Ко мне стучали, окликали по имени — я слышала голоса Агнешки, Витолда, госпожи Мариши, дрожащий голос княгини Эльбеты, даже повелительный — матери Любаны. Они звали, приказывали, просто просили — мне было все равно. Я не отзывалась, лишь иногда огрызалась, посылая всех подальше. Хотелось побыть одной.

Я убила двух человек. Обоих — за дело. Обоих — исполняя свой долг, действуя согласно приказу. Я много раз убивала на войне и уже потеряла счет трупам. Да мы и никогда не говорили, у кого сколько врагов на счету — не до того было, чтобы еще и хвастаться: «У меня сегодня восемь!» — «А я убил одиннадцать! Отстаешь на три головы!» Война — не красивая сказка, но там было намного проще. Вот тут — наши, свои, а там — враги, чужие. Врагов надо убивать. Их некогда рассматривать, с ними не о чем разговаривать. Образ врага всегда жесток и беспощаден. Даже в бою некогда разглядывать того, кто пал от твоего меча. Там вообще некогда смотреть по сторонам. Удар — отмашка — еще удар — блок — выставить щит — ударить из-под щита — идти дальше… Не озираясь, не глядя, убит твой противник или ранен. Бой — не место для размышлений о смысле жизни. Там бьешь всех подряд, отличая лишь своих от чужих. Упавшего не добиваешь — это сделает тот, кто идет позади тебя.

Иное дело — здесь. Трудно считать врагом того, с кем вместе сидел за одним столом, с кем делил хлеб и вино, с кем болтал о пустяках и спорил о важных вещах. Он не враг — ты с ним вместе сражался когда-то против общего врага. Нас породнила мутная вода Попятни, связав крепче кровной клятвы. И я сейчас ее нарушила. Более того — отец и сын Хаши защищали правое дело. Они действительно хотели избавить мир от оборотня, от опасной твари, от зверя, убивающего людей. Если бы речь шла о ком-то другом, не о князе Витолде, для меня было бы честью сражаться бок о бок с этими рыцарями — и да, убивать оборотней. А вместо этого…

Только на утро второго дня меня выгнал из добровольного заточения самый сильный враг — голод. Крепость пала, если можно так сказать, из-за отсутствия запасов продовольствия.

Госпожа Мариша аж руками всплеснула, когда я появилась на кухне. Вокруг меня засуетились, словно я была княгиней, к тому же только что вставшей со смертного одра. Мне подали пшенной каши, налили сбитня, отрезали кусок ветчины на толстый ломоть хлеба. Даже сласти откуда-то раздобыли. Это могло показаться приятным, если бы у проявленной заботы не было такого горького привкуса — в тот же самый день, когда я выбралась из добровольного заточения, состоялись похороны отца и сына Хашей, и кроме завтрака я получила вареные яйца и блины, чтобы помянуть покойников. Не знаю, как и где их похоронили. Да и не хотелось знать, если честно. Важнее было другое — в тот же самый день Коршун все-таки уехал к себе в Гнездо.

Он не зашел попрощаться, но я каким-то наитием угадала его отъезд и сразу после завтрака вышла на крыльцо, где он как раз проверял подпруги у своего коня. Вспомнилось, как почти два месяца назад, наткнувшись на него и тогда еще живого Тювика, я шарахнулась от них как от чумы.

Рыцарь-истребитель обернулся и подбодрил меня усмешкой. Я подошла.

— Вы все-таки уезжаете?

— Да.

— Почему?

— Меня зовут долг и честь.

— Долг? — Я вспомнила, что он осужден и долг как раз состоит в том, чтобы вернуться для приведения приговора в исполнение.

— Да. Я клялся честью исполнить свой долг. И я его исполнил.

— И вы теперь…

— Меня ждет пожизненный домашний арест. Собственно говоря, — он задрал голову к небу, глядя на бегущие облака, — это мое последнее путешествие.

— И вы больше никогда… И мы не увидимся…

— Даже с помощью магии, увы!

Я вспомнила наш ночной поход к волшебному зеркалу:

— А скажите, как же так все-таки получилось с тем… предметом? «Ястребы» следили за Пустопольем?

— Да. И очень давно. Практически с того самого дня, как некая женщина привела в Гнездо пятилетнего мальчугана и призналась, что родила его от оборотня. С той поры орден не спускал глаз с этой земли. Но поскольку по закону мы лишены очень многих прав, вмешаться удалось только в самый последний момент. И то, когда на горизонте замаячили «орлы».

— Хорошо, что это были именно вы! — вырвалось у меня.

— Ясная панна, — Коршун засмеялся, — если вы до сих пор желаете в меня влюбиться, последний раз советую этого не делать. Мало того что я намного старше вас и монах, так вы еще совершенно не в моем вкусе. Мне было приятно с вами работать, и если я о чем-то жалею, так это о том, что женщин в «ястребы» не принимают. И я не могу назвать вас сестрой по ордену.

— А я не могу назвать вас братом… Но, — это слово пробудило во мне другие воспоминания, — а как же ваша семья? Витолд — ваш племянник. Агнешка — племянница… Это вы должны были стать следующим князем Пустопольским!

— Но не стал. Дайна, не все стремятся к власти, даже когда есть возможность получить ее. Ни я, ни Витолд в конечном счете не были рождены для того, чтобы править. Он — художник, живущий в своем мире. Я — воин, ученый, монах. Вы знаете, что князь рисовал в камере?

— А… — признаться, меня это удивило.

— Рисовал. На стенах. Мне кажется, он был бы счастлив, если бы его оставили в покое и просто разрешили заниматься любимым делом, а не забивали мозги такой ерундой, как законы, налоги, политика… И, возможно, пан Матиуш или Хаши были бы гораздо лучшими новыми князьями Пустопольскими.

— И вы… жалеете о том, что произошло?

— Не совсем. Они избрали неверный путь. Что было бы с княжеством, если бы все пошло по-другому, — не знаю. История не знает сослагательного наклонения. Князь Волков стал князем людей. К добру это или к худу — судить не нам, а нашим потомкам. Вашим потомкам, ясная панна! — Он вдруг церемонно, преклонив колено, как на приеме у монарха, поцеловал мне руку. — Желаю вам счастья.

— Если бы у меня был сын, — слова вырвались сами собой, словно кто-то посторонний дернул за язык, — я бы посвятила его вашему ордену!

— Осторожнее, ясная панна. Как маг считаю своим долгом предупредить, что такие обещания, вырвавшиеся как бы случайно, потом обязательно приходится исполнять!

Выпрямился, взял за узду своего коня и направился к воротам, оставив за спиной много несказанных слов и несделанных дел.

После его отъезда стало пусто и одиноко. Словно я и в самом деле потеряла брата. Несколько дней ходила как потерянная, чувствовала себя ненужной и избегала людей. Последний часовой, забытый в крепости на боевом посту. Устав терзаться, направилась на поиски князя.