Однажды орел… - Энтон Майрер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, — застонала она, — пустите меня!
— Ну-ну, детка, спокойно, спокойно…
— Скотина! — крикнула она, задыхаясь. — Пьяная, грязная скотина! Я убью тебя.
— Конечно же убьешь, — бормотал он, не отпуская ее. Томми ткнула пальцами ему в глаза, он крякнул и крепко,
до боли, сжал ее грудь. Она с бешеной силой ударила ему коленкой в пах и ожесточенно, не останавливаясь ни на секунду, царапала и царапала его лицо ногтями.
— Грязная свинья! — хотела крикнуть она, но поняла, что это был почти шепот, потому что ей не хватало воздуха.
Джеррил повалил Томми спиной на стол, поймал правую руку и начал выворачивать ее. От нестерпимой боли Томми зажмурила глаза. Она попыталась снова ударить его коленкой и продолжала царапать мерзкое лицо свободной рукой.
В следующий момент Джеррил отпрянул от нее как ужаленный. Томми открыла глаза и увидела, что комнаты снова освещаются тусклым оранжевым светом. Она успела заметить, как Джеррил, несколько раз перевернувшись, сбивая своим грузным телом столы и стулья, отлетел по полу в сторону. Перед ней стоял Котни Мессенджейл.
Освещение снова потускнело, потом усилилось, замигало. Хватаясь за поваленные стулья, Джеррил с трудом поднялся на ноги и, наклонившись, словно тигр перед прыжком, начал медленно приближаться к ним. Томми услышала щелчок — слабый металлический щелчок. Джеррил остановился, удивленно заморгал. В руке Мессенджейла блеснуло длинное тонкое лезвие ножа. Он держал его легко, на уровне пояса, на открытой ладони, острием в сторону Джеррила.
— Ну, — гневно произнес Мессенджейл, — пошел вон отсюда! На какой-то момент Томми показалось, что офицер-тюремщик начнет драться. Но он выпрямился, слегка покачнулся, вытер тыльной стороной руки лицо. Его нос и щеки кровоточили.
— Может быть, вы уберете ваш нож, Мессенджейл? — спросил он заплетающимся языком.
Мессенджейл улыбнулся.
— Для честного боя? — Его голос был полон сарказма. — Не валяйте дурака, Джеррил.
Джеррил мрачно осмотрелся вокруг.
— Хорошо, — угрожающе рявкнул он, — нападение с применением холодного оружия — это действие, подпадающее под суд военного трибунала.
— Правильно, — ответил Мессенджейл слабо улыбаясь. — А пьянство, нарушение порядка и преднамеренное нападение на жену старшего офицера — это, по-вашему, действия, не подпадающие под суд военного трибунала?
Джеррил бросил на него мрачный взгляд, осторожно провел рукой по кровоточащим носу и бровям.
— Шаль, что у меня нет с собой ножа.
— Да, жаль, — согласился Мессенджейл, и с неожиданной яростью добавил: — А теперь убирайся — отсюда ты, грязная тварь!
Позади них на веранде хлестал проливной дождь. Джеррил постоял еще несколько секунд в нерешительности, затем, указав рукой на нож, проворчал:
— Я припомню это.
— Я тоже. А теперь убирайся и не попадайся мне больше на глаза.
Медленно, прихрамывая на одну ногу, Джеррил вышел из комнаты.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Мессенджейл, повернувшись к Томми.
— О, благодарю вас, Котни, он подкрался ко мне в темноте…
— Это зверь. Его надо посадить в клетку и отправить в Замбоангу пугать местных жителей. Вы действительно чувствуете себя нормально? Он не причинил вам страданий?
— Нет… Да… Я не знаю. Он разорвал мой костюм, и я вся растрепанная…
Мессенджейл подхватил ее рукой за талию, помог встать, привести себя в порядок.
— Пойдемте отсюда. У вас есть какая-нибудь накидка?
— Что? Ах, накидка… Нет, у меня ничего нет.
На Мессенджейле был костюм маршала наполеоновской армии с наброшенной на плечи гусарской курткой. Он расстегнул ворот и передал куртку Томми.
— Вот, накройте этим голову.
— Голову? — изумилась она.
— Да, на улице ведь проливной дождь.
Томми в смятении вышла на веранду, опустилась по ступенькам вниз. Она все еще чувствовала себя ошеломленной и плохо соображала. Тело было непослушным, ее качало из стороны в сторону. Мокрые ветки акаций хлестали по лицу: гонимые порывистым ветром холодные капли дождя кололи, как иголки. Через несколько минут они были в его машине. Мессенджейл дышал тяжело, его лицо было суровым, возбужденным. Встретившись взглядом с Томми, он сказал:
— У вас над левой бровью кровь.
Она достала носовой платок, намочила его языком и, проведя им по брови, почувствовала острую боль. — Кот… — тихо обратилась она к нему.
— Да.
— Где ваша жена?
— Она уехала домой, — ответил он дрожащим голосом. — Вы хорошо знаете, что она давно уже дома…
— Да.
Он посмотрел ей в глаза. Его бледное лицо стало властным, суровым.
— Моя жена — это вовсе не жена. Для меня, во всяком случае. Вы знаете это.
— Нет, я… не знала, — ответила она, запнувшись.
— Что?
— Я хочу сказать, что только подозревала…
— Ах, оставьте. Конечно же, вы знали. Почему это вы вдруг не знали? — почти воскликнул Мессенджейл.
— Ой, смотрите вперед, будьте осторожнее, — предостерегла она его. — Вы едете слишком быстро…
Он пристально взглянул на нее.
— А вы боитесь? Неужели в самом деле боитесь?
— О, нет, — ответила она. — Нет, нисколько не боюсь. Ведите так, как вам нравится.
Мрачная, сдерживаемая ярость Мессенджейла возбуждала ее. Ее чувства были обострены борьбой с Джеррилом, явными сексуальными мотивами этой борьбы и напряженной, необычной дуэлью между ним и Мессенджейлом. Ну и пусть. Она сейчас готова ко всему. Их соединил, заставил скользить сквозь тропическую темноту этот хлещущий, как из ведра, дождь, этот порывистый холодный ветер… Когда он остановился в небольшой рощице позади ее дома и выключил двигатель, она подумала: «Сейчас он бросится на меня, сейчас он…»
— Бедная милая девочка, — сказал Мессенджейл. — Бедная Андромеда. Осужденная на печальные, безнадежные, романтические мечтания. — Его лицо было совсем рядом с ней, так же как там, в клубе, но выражало оно уже иное — неудержимую страсть. — Это не имеет к вам никакого отношения. Никакого. Вы ничего этого не хотите… — Он снял руку с руля и махнул ею на пальмы, цветы, пустынный из-за шторма залив. — Вы хотите, чтобы все было по-другому, чтобы вещи были у ваших ног, чтобы у ваших ног был весь мир…
— Да, — согласилась она напряженно. — Я хочу этого…
— Я знал это! — сказал он возбужденно, торжественно. — О. если бы мы были вдвоем, вы не можете себе представить, каких бы вершин мы достигли! Мы без труда собрали бы в свою корзину все звезды неба!..
— О, это правда, Котни! — Томми прильнула к нему. Она страстно хотела, чтобы он крепко обнял ее, прижал к себе, горячо расцеловал. Она понимала, что не устоит, не подавит своего желания, не остановится, так же, как не может остановиться человек, летящий с высокой скалы в море.
— И не только это, — продолжал Мессенджейл. — Вы обладаете неугасимой энергией, необычной утонченностью и повиданной гармоничностью… Давайте заключим между собой договор, вы и я. Договор о…
— Возьмите меня, — прошептала Томми. — Возьми меня, сейчас…
— Что?
— Сейчас, прямо здесь, я хочу… — Она потянулась к нему, обвила его шею руками.
— Нет, нет, подождите. — В его глазах плеснулся испуг, выражение лица стало таким, будто он неожиданно оказался перед необходимостью страшного выбора. Она смотрела на него в безмолвном оцепенении. Он неловко отодвинулся от нее. — Вы меня не поняли, — пробормотал он. — Я говорил совсем не об этом, это не то… — Уголки его губ нервно дернулись. — Нет, вы ничего не поняли…
Наблюдая за его лицом, за глазами, Томми начала медленно понимать. Ее охватили гнев, чувство унижения и отвращения.
— Вы бессовестный пройдоха! — воскликнула она.
— Нет, послушайте… — Он поднял руку, как бы защищаясь от ее гнева. Его глаза были полны страха, она хорошо это видела. — Вы совсем не поняли, о чем я говорил…
— Я все поняла! Все, до единого слова! — Если бы у нее в этот момент было в руках оружие, она могла бы убить его. — Я слишком хорошо поняла! — Она дрожала, глаза ее помимо воли наполнились слезами. — Да, да, я поняла. Не утешайте себя обратным. — Ей теперь стало совершенно ясно то, чего не знали о Котни Мессенджейле ни Фаркверсон, ни Макартур, ни канцелярия генерального адъютанта, ни сам начальник штаба сухопутных войск. Ей все стало ясно. Но какой ценою! Какой ценою она это узнала!
Томми распахнула дверь машины. Ее правую руку и плечо моментально намочил дождь. Мессенджейл наклонился, пытаясь остановить ее.
— Томми, послушайте… Вы не…
— Нет!
— Томми…
— Her! Я же сказала, нет! не хочу вас больше ни слышать, ни видеть! — Она сдернула с себя гусарскую куртку и бросила ее в лицо Мессенджейлу. — Вы грязная… О боже! Вы трус!..