Адаптер - Борис Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне надо это обдумать. Давайте вернемся к проекту.
— Хорошо, у Вас в голове много вопросов, которые лучше обдумать самостоятельно. Что же касается проекта, то я бы хотел предложить Вам участвовать в нем.
— Но я не математик, не ученый, не программист, в конце концов. Я простой клерк и все.
— Именно. Вы же не хотели бы остаться без работы, человек без работы подобен обезумевшей машине, не знающей куда деть свою энергию.
— Ну почему же, многим это очень даже нравится.
— Но не Вам. Что для Вас деньги?
— Деньги? Да то же, что и для всех.
— Подумайте, ведь Вам удалось сломать вскормленную с молоком матери социальную парадигму накопления, разве не так.
— Хм, пожалуй, да. Я их более не воспринимаю, как раньше. Деньги, что есть деньги. Я думаю, что это инструмент, инструмент производства или достижения цели.
— Так я дам Вам инструмент, а цель Вы знаете.
— Но откуда у Центра столько денег? Космический проект требует космических же инвестиций? И почему же Вы думаете, что я справлюсь?
— Справитесь, это не сложнее Вашей предыдущей работы. Если воспринимать деньги, как инструмент, то их всегда можно создать — это не проблема!
Они чокнулись и опустошили стаканы.
— Но все же, — Евгений замялся, — меня не отпускает мысль о… не знаю, как вернее выразиться.
— Подлость, Вы это слово подбираете? — Роберт перестал улыбаться, внимательно смотря ему прямо в глаза. — Да, это подло, но отчасти. Вы никогда не задумывались о других людях. Как им живется, какие они испытывают трудности?
— Честно говоря нет, мне это не было интересно.
— А сейчас?
— И сейчас тоже не сильно волнует.
— Это все потому, что нельзя объять весь мир. Вы столкнулись с болевой точкой, Ваш гнев оправдан, но, скажите честно, что Вас больше волнует? Волнует ли именно торговля детьми или само существование Комбината?
— Все!
— Но согласитесь, Комбинат дает шанс на жизнь, свободную и счастливую. Не стоит мерить все своим пониманием жизни — это была ошибка человечества.
— А разве не этим и занимается Система? Разве можно оправдать торговлю детьми?
— Нет, оправдать нельзя. Но и победить нельзя. Это заложено в людях, глубоко. Комбинат необходим, иначе некому будет работать. Подумайте, чем занимается большинство людей? Ведь это искусственные профессии, по сути дублирующие то, что уже есть. Те, кто разрабатывал Систему, учли ошибки прошлого, и дали людям то, чего они хотят взамен свободы выбора.
Евгений играл стаканом в руке, напряженно обдумывая сказанное Робертом. Внутри себя он чувствовал и правоту и, в то же время, невозможность доводов Роберта.
— Получается, что в итоге все довольны? Вам не кажется, что так не бывает? — усмехнулся Евгений.
— В математическом смысле все довольны, та часть, например мы с Вами, которая остро чувствует реальность, ничтожна мала. И главное, а имеете ли Вы право решать за других их судьбу? Лишая людей выбора, Система освобождает их. Вспомните, встречали ли Вы действительно несчастных людей в своей жизни?
— Пожалуй, нет, — пожал плечами Евгений. — Но это не значит, что я должен ее полюбить.
— Система и не желает Вашей любви, бросьте эти идеи антиутопий, они сильно устарели. Мы даем Вам в руки инструмент, Вы можете менять Систему, но, не забывайте, что Ваше решение, Ваше действие — это и Ваша ответственность. Готовы ли Вы к ответственности?
— Это очень сложный вопрос, — Евгений со звоном поставил стакан на стол. — Да, готов.
— Это и будет Ваша плата, как и моя. Поверьте, она не столь уж мала. Каждый платит за свою жизнь — всю жизнь.
— Как дела? Поговорил? — Альбина села рядом с Евгением на диван, стоящий в небольшом холле, соединяющим три коридора, уходящих лучами звезды под равными углами друг к другу.
Евгений только кивнул головой, она прижалась к нему и поцеловала в щеку.
— Ты что? — смутился он.
— А что? Я разве похабщиной занимаюсь?
— Дети увидят, — буркнул он.
— А что дети, во-первых они все в спортивном зале, а во-вторых, насмешил, чего они не видели? — рассмеялась она и стала его толкать. — Давай, рассказывай.
— Ох, не могу мысли в кучу собрать, не знаю за какую первой хвататься.
— Да ладно, сообразишь. Что с Ритой? Обсудил ее проект?
— Да, если все как задумано, то это действительно здорово.
— Ну вот, а ты боялся. А что с тобой, чем будешь заниматься? Ну не сейчас, тебе еще три недели терапию проходить, после твоей дурацкой голодовки! — Альбина больно ущипнула его за локоть, — чтобы больше не смел заниматься такой ерундой.
— Надеюсь, больше не понадобится.
— Я сказала — даже не думай об этом, тоже мне герой одиночка. Так что с работой?
— Меня тоже пригласили в проект.
— Ух ты! Поздравляю, но что ты там будешь делать?
— Что и всегда, считать чужие деньги.
— Ну и нормально, ты не рад?
— Рад.
— Что-то лицо у тебя больно грустное.
— А ты никогда не задумывалась, что такое свобода?
— Свобода? А что? Не понимаю.
— Что для тебя свобода?
— Я смотрю, в камере у тебя было много времени подумать.
— И все же. Ты же тоже думала об этом, не ври.
— А что толку думать! — воскликнула Альбина. — Нет ее и не было никогда. Вот и все, что я думаю. Что ты дома, что на улице, да в той же камере, хотя нет, там совсем плохо. Но в принципе разница не велика, разве мы с тобой свободны?
— А может свобода в другом? Если человек может делать свободный выбор, разве он не свободен?
— Пф, какой еще выбор, не смеши меня. Когда это простому человеку давали возможность свободного выбора? Да и не зачем это, представляешь, какой ужас начался бы? Нет, свобода — это что-то космическое, неземное.
А разве ты можешь знать, что будет, если дать человеку свободный выбор?
— Я знаю людей, и поэтому не жду ничего хорошего. А что ты затеял на ночь глядя?
А ведь Даша меня предупреждала, что с Робертом надо быть осторожными.
— Я смотрю, вы подружились, — улыбнулся Евгений.
— Да, конечно, — довольно улыбнулась Альбина. — Очень хорошая и умная, не в пример многим, женщина.
— А ты оказывается сексистка.
— Еще какая, — она игриво укусила его за ухо.
— Мне кажется, что нас мало.
— Как это мало? Нас двое, да еще пятеро детей в придачу, достаточно!
Он долго смотрел ей в глаза, а потом нежно поцеловал.
— Ты действительно этого хочешь? — спросила она, прижавшись лицом к его груди.
— Да, а ты?
— Но мы с