Жюстина, или Несчастья добродетели - Маркиз де Сад

Однажды вечером, предаваясь таким грустным мыслям, я заметил записку, упавшую к моим ногам, и поспешно подобрал ее. О, Небо! Каково было мое удивление, когда я узнал почерк и увидел имя Жозефины… той самой несчастной, которую я продал в Берлине с уверенностью, что она станет жертвой извращенного убийства.

«Приятно платить добром за зло (говорилось в записке). Вы полагали, что я погибну от рук злодея и с этой целью продали меня, однако моя звезда охранила меня от ужасной судьбы, которую вы мне предназначили. И если мне суждено быть счастливой, так это будет в тот момент, когда я разорву ваши цепи. Завтра, в этот же час, вы получите в знак моих чувств к вам кошелек с тремястами веницианскими цехинами и портрет той, которая когда-то любила вас… В нем будет письмо, оно подскажет вам средства спасти нас обоих. Прощайте, чудовище… которого я все еще люблю против своей воли; если ты не отвечаешь мне тем же, по крайней мере уважай ту, которая мстит тебе только благодеяниями. Жозефина».

О непостижимые движения самого ужасного из всех характеров! Моей первой мыслью было отчаяние оттого, что от жуткой смерти спаслась жертва, которую я на это осудил; второй мыслью была досада: я буду чем-то обязан женщине, над которой всегда хотел только властвовать. Ну ладно, решил я, примем сей дар судьбы, главное — вырваться отсюда. Когда я воспользуюсь ею, она узнает, что такое моя признательность.

Вторая записка, деньги, портрет — все я получил в назначенный час. Я поцеловал деньги, плюнул на портрет и жадно прочитал письмо. Меня извещали, что Жозефина владеет значительным состоянием, которое я могу разделить вместе с ней, если пожелаю и, особенно, если заслужу это; что я должен немедленно отправиться в указанное место к хозяину судна, который ждет, и договориться с ним о цене за переправку нас обоих в Марсель и о том, какие следует принять для этого меры.

Я помчался к этому человеку и получил от него утешительные разъяснения. Дельмас был раскаивающийся ренегат, который жаждал вновь увидеть свою родину и вырваться из лап турок как можно изящнее. Окошко захлопнулось; на следующий день я получил последнее послание, где говорилось, что наше предприятие произойдет ночью; мне предлагалось хорошенько запомнить это, чтобы наверняка найти Жозефину, ее сердце и ее сокровища ранним утром в глухом трюме судна Дельмаса.

Я был пунктуален. Не стану рассказывать вам о сцене встречи: она была нежной со стороны Жозефины и даже окроплена слезами, с моей стороны она была довольно сухой и сопровождалась тем внутренним чувством злобы и яростного протеста: когда кто-то попадет в мои объятия, я тотчас ощущаю живейшее желание подчинить его своей власти. Жозефина была в том возрасте, когда все черты переходят из стадии утонченности и очарования в красоту: она, действительно, была очень красивой женщиной. В ожидании, пока капитан поднимет паруса, мы выпили бутылку сиракузского вина, и моя милая спутница поведала мне о своих приключениях.

Человеком, купившим ее у меня, был Фридрих, король Пруссии, узнавший о ней от своего брата и пожелавший принести невинное создание в жертву своей злодейской похоти. Чудом избежав мучительной смерти, предназначенной ей — кстати, с помощью лакея, который ее обрюхатил, — она в ту же ночь скрылась из Берлина и уехала, как и я, в Венецию. В этом городе ей помогали многочисленные галантные приключения, пока ее не выкрал один тунисский пират и не продал ее бею, чьей фавориткой она не замедлила стать. То, что она захватила с собой, было большим богатством, однако составляло только треть сокровищ, подаренных ей властителем, но всего унести она не смогла; я насчитал около пятисот тысяч франков.

— Прекрасно, дорогая, — сказал я Жозефине, — этого хватит, чтобы нам обосноваться в Марселе; мы оба еще достаточно молоды, чтобы не экономить эти деньги и надеяться когда-нибудь разбогатеть. Моя рука, — продолжал я с напыщенностью, — будет вознаграждением за твои заботы сразу по прибытии, если ты и вправду способна простить мне мое ужасное преступление.

Ответом были тясячи нежных поцелуев Жозефины. Мы были скрыты от чужих глаз, на судне царила тишина, сладость свободы и пары Бахуса воспламенили нас до такой степени, что мешки, на которых мы сидели, послужили троном сладострастия. Я долго не испытывал оргазма. Я снова встретил женщину, против которой мое коварное воображение уже готовило ужасные злодейские планы. Юбки Жозефины были задраны, великолепие ее ягодиц покорило меня — настолько прекрасно они сохранились, — и я проник в ее зад.

— Расшевели меня, — произнес я, когда кончил, — расскажи подробнее об утехах бея. Как он ведет себя с женщинами?

— Его вкусы очень странные, — начала Жозефина. — Прежде чем приступить к делу, он требует, чтобы женщина, совсем голая, лежала плашмя на ковре в течение трех долгих часов. В это время его усиленно ласкают два «икоглана»[41]. Когда господин возбудится, они поднимают женщину и подводят к нему. Она низко склоняется, и «икогланы» связывают ей руки и ноги. После этого она должна вращаться как можно быстрее, пока не упадет. Вот тогда он бросается на нее и содомирует. Только таким способом он наслаждается женщинами, и его любовь к ним определяется скоростью, с которой они вращаются. Именно благодаря такому таланту я ему и понравилась, а все подарки, которые я получила, — это знак признания моих способностей.

Подогретый этим рассказом, я еще раз совершил содомию с Жозефиной и, признаться, ощутил при этом какое-то сладострастное самодовольство оттого, что прочищаю задницу, в которую извергался турецкий император; как раз в эту минуту появился Дельмас. Он решил предупредить, что сейчас поднимают паруса и что через час или два мы можем навестить его в капитанской каюте. Там Жозефина рассказала хозяину о своем намерении обосноваться вместе со мной в Марселе и создать торговый дом, а по его вопросам я сразу сообразил, что у него достаточно денег и что он не прочь быть третьим нашим компаньоном. Тогда у меня созрел план ограбить и убить обоих моих благодетелей, завладеть их деньгами и судном и направиться вместо Марселя в Ливорно, чтобы замести следы. С такой мыслью я вскружил голову Дельмаса в отношении Жозефины, а ее попросил не слишком сопротивляться домогательствам отступника от родины.

Первые же его попытки оказались удачными, как я и ожидал, и во вторую ночь Дельмас улегся с Жозефиной. Выждав некоторое время, я собрал вокруг себя как можно больше членов команды, достал нож и оттолкнул часового от двери каюты.

— Поглядите, друзья, — обратился я к присутствующим, — поглядите на подлость этого негодяя: я доверил ему свою жену, и вот чем это кончилось.