Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг. - Сергей Волков

С уходом 1–го дивизиона из Симферополя никаких войск там больше не оставалось. На вокзал были посланы трубаческий взвод и команда связи. Запасных полков больше не существовало, они были демобилизованы и запасные солдаты уже успели разъехаться по домам. В городе никаких выступлений большевиков не произошло, но чувствовалось какое‑то волнующее затишье; ходили люди с винтовками, изображая собой блюстителей порядка.

На Альминском фронте начальника вооруженных сил нигде не было видно. В офицерской роте, жидкие цепи которой находились левее эскадронов крымцев, говорили, что начальство находится у выхода из города на Севастопольском шоссе, где сосредоточилось несколько мелких отрядов наспех набранных добровольцев. Появились весьма неприятные слухи от прибывших одиночных всадников из штаба полка, что 2–й полк отказался от дальнейшего сопротивления и что в полку решено начать мирные переговоры с большевиками.

К вечеру перестрелка с матросами стихла, и неожиданно передали по фронту слева, что приказано отступать Этого только и ожидали, и удержать на позиции наших всадников было невозможно. Отступление происходило в полном порядке, но на левом фланге все маленькие добровольческие отряды просто бежали. 1–й дивизион, как на ученье, отходил не спеша в линии взводных колонн.

Почти у окраины Симферополя на параллельной фронту дороге из строя вдруг увидели небольшую группу людей, среди которой узнали начальника вооруженных сил полковника В. Командир ближайшего к этой группе эскадрона подъехал к полковнику В. и спросил, что же дальше делать. На это был ответ, что все уже кончено и остается лишь войти в город и поднять там население для защиты от нашествия большевиков. Этот ответ был передан другим командирам и, конечно стал известен и всадникам. На окраине Симферополя эскадроны были остановлены, и от командира полка получено было приказание выставить сторожевое охранение; узнали здесь также, что «штаб Крымских войск» в полном составе еще днем покинул свое помещение в полковом собрании Крымского Конного полка и разбежался кто куда смог. Командиру полка пришлось отменить свое приказание о сторожевом охранении, т. к. у наших всадников, еще утром горевших желанием сражаться, теперь наступила полная деморализация. Из всех командиров только один командир 2–го Конно–татарского полка подполковник Осман–Бей князь Биарсланов отчаянно пытался поднять дух в своем полку и призывал своих подчиненных идти за ним против большевиков–матросов, шедших по направлению к Симферополю. Никто за своим командиром не пошел; полк уже фактически не существовал, а оставалась лишь морально подавленная толпа вооруженных людей, еще накануне, 12 января, представлявшая собою 2–й Крымско–татарский конный полк, хотя и потерпевший поражение, но смело защищавшийся, а 1–й эскадрон во главе с командиром эскадрона даже в конном строю атаковавший матросов и основательно их потрепавший.

Ночь с 13–го на 14 января эскадроны 1–го дивизиона с конно–пулеметной командой и штабом полка провели в казармах. Поздно вечером 13 января прибыл к полку и 5–й эскадрон. О стрелковом эскадроне сведений никаких не было, должен был эскадрон вернуться в Симферополь по железной дороге.

В полковом собрании собралось множество офицеров, находившихся в Симферополе и прибывших из других городов Крыма. Не пожелали они своевременно вступить в офицерские роты, а теперь пришли в ожидании, что их кто‑то спасет. В любой момент можно было ожидать нападения на полковое собрание, но никто не решался взять организацию обороны в свои руки. Тогда наш крымец штабс–ротмистр Селим Мурза Муфтий–Заде [197] громким голосом заявил, что т. к. никто из старших офицеров не проявил желания взять на себя руководство самозащитой всех собравшихся, то он объявляет себя начальником обороны и предлагает всем исполнять его распоряжения. Были поставлены пулеметы, назначены были караулы и патрули; господа офицеры воодушевились, но не надолго. Одновременно велась агитация за установление мирных переговоров с матросами и о высылке им навстречу парламентеров; особенно старался в этом отношении уговаривать военный врач, крымский татарин, пока никому еще не известный, но в будущем проявивший свои крайне левые убеждения. Агитация его не имела успеха, но и обороняться тоже большинство из присутствовавших не имело желания. Господа офицеры в ночной темноте постепенно исчезали, и под утро собрание опустело.

Рано утром 14 января передан был в эскадроны приказ (от кого именно, так и осталось неизвестным) о том, чтобы группами или по одному, кто как хочет, верхом или пешком, с оружием или без оружия, пробиваться куда кому удобнее. Многие думали, что можно пробиться в горы и там дождаться более благоприятного времени. Так или иначе, но пришлось «распылиться». Трогательно прощались всадники со своими офицерами. Было проявлено очень много внимания и доброго сердечною чувства по отношению к своим командирам (уже теперь бывшим). Зная, что офицерам угрожает большая опасность, уговаривали их снимать свои офицерские отличия, галуны, кокарды и др. Многие подходили к офицерам, целовали их или крепко пожимали им руки. У большинства были слезы на глазах; видно было, что тяжело переживается ими эта страшная полковая трагедия. Спасибо нашим славным «куйды–шам» за их верную старательную службу и за их доброе сердечное отношение к своим офицерам. Во многих других полках русской конницы после революции постепенно отношения нижних чинов к офицерам ухудшались и становились грубыми и враждебными.

13 января утром полковник Достовалов в сопровождении поручика Губарева и еще одною офицера из «штаба Крымских войск» на автомобиле отправился в город Ялту для руководства действиями нашего 4–го эскадрона. Поздно вечером, при возвращении в Симферополь, автомобиль полковника Достовалова при въезде в город был задержан большевиками, уже занявшими эту часть города. Полковник Достовалов и его два спутника были арестованы; поручик Губарев и офицер штаба в ночь на 15 января были расстреляны; полковник Достовалов после двухдневного ареста был освобожден и уехал на север, как говорили, в Москву. 4–й эскадрон еще два дня оставался в Ялте, подавив попытки местных большевиков захватить власть в городе, но 15 января в Ялтинскую гавань вошел один из миноносцев 3–го дивизиона, матросы которого считались особенно жестокими и кровожадными. Городские власти стали просить ротмистра Баженова ради спасения города от бомбардировки уйти за пределы города. Зная, что в Симферополе уже все кончено, и, принимая во внимание создавшуюся местную обстановку, а также и настроения всадников, ротмистр Баженов увел эскадрон из Ялты. Почти полностью эскадрон ушел в горы и уже оттуда постепенно «распылился».