Пепел победы - Дэвид Вебер

— «Грейсон-один», нахожусь на позиции, — четким сопрано сообщила Хонор. — По моему сигналу взять девяносто градусов право по борту, плоскость та же.

— Так точно, миледи, ясно, — ответил голос и после секундной паузы добавил: — Да благословит вас Испытующий…

Она не ответила, неотрывно следя за дисплеем и держа руку на джойстике. В глубине души она ощущала присутствие Нимица, его любовь, мужество и поддержку. Он никогда ни на миг не сомневался в правильности ее решения. А еще она ощущала ужас и почти равную этому ужасу твердую решимость Уэйна Александера, находившегося в инженерном отсеке, и Эндрю Лафолле, остававшегося в пассажирском.

ЛАКи по-прежнему вели огонь, и ее губы искривились в невеселой улыбке. Вот будет здорово, если один из ЛАКов случайным попаданием уничтожит «Кэндлесс» до подлета вражеской ракеты! Но отослать ЛАКи она не могла, ибо имела возможность прикрыть собой только один корабль. «Королева Адриенна» оставалась беззащитной. Поскольку ни один из кораблей эскорта не находился достаточно близко, чтобы повторить безумный маневр Хонор, единственный шанс яхты на спасение сводился к случайному попаданию в ракету одного из ЛАКов.

Тем временем обе ракеты уже заходили на цель — чуть выше и слегка опережая мишени, что означало, что они нацелились в горловину клина. А поскольку они уже находились на дистанции активации лазерных головок, значит…

Одна из ракет неожиданно отклонилась в сторону.

— Поворот! — выкрикнула Хонор в микрофон коммуникатора. — «Грейсон-один», поворот!

Яхта завалилась на правый борт, а «Джейми Кэндлесс» прилип к боку корабля Бенджамина Мэйхью как банный лист. Этот маневр не был ни отрепетирован, ни даже продуман, и Хонор совершила его, подчиняясь инстинкту. В следующее мгновение днище клина «Джейми» отрезало ракету от корабля. Объект исчез с дисплея, а Хонор затаила дыхание, ожидая, что она появится снова, и тогда…

Боеголовка в двадцать мегатонн взорвалась менее чем в пятидесяти километрах от ее корабля. На мгновение «Кэндлесс» оказался в сердце вспыхнувшей звезды, и прозрачная крыша кабины почернела в результате поляризации бронепласта. Но даже сквозь мгновенную вспышку ужаса она ощутила ликование, ибо это оказалась не лазерная, а стандартная ядерная боеголовка. Что давало шанс выжить, если только…

Вслед за вспышкой перпендикулярно курсу «Грейсона-1» хлынула волна плазмы, но Хонор предвидела это. Ее приказ развернуться уберег от энергии взрыва уязвимые открытые горловины клина яхты и ее собственного корабля. Ярость взрыва впустую расплескалась о клин «Кэндлесса» и лишь часть энергии, миновав края клина, обрушилась на поля, предназначенные для защиты против радиации и космических частиц и метеоритов, летящих в пространстве со скоростью до восьмидесяти процентов скорости света. Скорость «Грейсона-1» и «Кэндлесса» составляла едва девять тысяч километров в секунду, однако их защитные генераторы не были рассчитаны на энергетический поток такой силы. Генераторы взвыли на всю Вселенную. Хонор налегла на рычаг, отводя ослепший «Кэндлесс» в сторону от того, что, как она надеялась, оставалось курсом «Грейсона-1». Ее почерневшая полетная кабина превратилась в ловушку, безумный адский карман, где ей суждено сгореть в огне ядерного взрыва.

Не выдержат! Она точно знала, генераторам такого не выдержать.

Внезапно рев смолк.

Взгляд Хонор метнулся к дисплею технического контроля, и из груди вырвался глубокий, прерывистый вздох. Один из ее защитных генераторов был уничтожен, другой поврежден — возвращаться на Грейсон придется очень медленно, — но она уцелела. И уцелел «Грейсон-1». Перенастроив наружный дисплей, она увидела, что клин яхты Протектора замерцал и опустился. Связь не прервалась, хриплый голос сообщил по коммуникатору, что хотя корабль получил серьезные повреждения, он на ходу… и никто из пассажиров не пострадал!

Но следом за волной радости на Хонор обрушился ужас. На дисплее остался только один золотой значок.

Глава 45

— Следовательно, как только последние подвески погрузят на борт «Никатора» и «Нестора», мы будем готовы к возобновлению боевых действий, — закончила доклад капитан Гранстон-Хенли собравшимся офицерам Восьмого флота. — Адмирал Белой Гавани, — она коротко поклонилась в сторону Хэмиша Александера, — решил продолжить операцию на основе плана «Шеридан-один». Как вы знаете, этот оперативный план предусматривает…

Она оборвала фразу, поскольку коммандер МакТирни, офицер связи штаба Белой Гавани, подскочила в кресле. Движение это было настолько резким, настолько неуместным, что привлекло всеобщее внимание, хотя МакТирни, похоже, этого не заметила. Она прижала ладонью наушник, постоянно настроенный на флагманский центр связи, и все увидели, что она смертельно побледнела.

Затем на мгновение прикрыла глаза, нажала кнопку на пульте и рявкнула:

— Повторите! Все полностью!

Собравшиеся в совещательной адмиралы и коммодоры с недоумением, молча наблюдали за тем, как МакТирни, все сильнее ссутуливаясь, слушает повтор сообщения. Когда она подняла глаза на графа Белой Гавани, в них стояли слезы.

— Что случилось, Синди? — быстро спросил он.

Она нервно облизала губы.

— Срочная депеша, милорд, курьер только что прибыл на флагманский центр связи. Там сказано… Сэр, там сказано, что премьер-министр и министр иностранных дел мертвы!

— Что? — Хэмиш Александер наполовину поднялся в кресле.

— Они послали сообщение прежде, чем выяснили подробности, но, судя по тому, что уже стало известно, это масадские Истинные. Они раздобыли пару каких-то секретных устройств — наши пытаются выяснить, каких именно, — и направили их в «Грейсон-один» и «Королеву Адриенну».

Грейсонские офицеры, присутствовавшие на совещании, застыли в ужасе; МакТирни продолжала говорить, обращаясь к графу.

— Это были контактные ядерные заряды, сэр. Не понятно, каким образом удалось навести их на цель, но точность наведения была исключительно высока. Правда, «Грейсон-один» успела прикрыть клином собственного прогулочного корабля герцогиня Харрингтон, — (ужаса, отразившегося при этих словах в глазах Хэмиша Александера, не заметил никто), — но «Адриенна» погибла. В живых не осталось никого.

МакТирни глубоко вздохнула, сглотнула и продолжила:

— На борту «Адриенны» находились канцер Прествик, советник Ходжес, премьер-министр и граф Золотого Пика. Королева и Протектор летели на «Грейсоне-один». Если бы не герцогиня Харрингтон…

Она умолкла.

— А что с самой герцогиней? — спросил граф Белой Гавани, надеясь, что во всеобщем потрясении никто не заметит, как дрожит его голос.

— Она уцелела, сэр. Ее корабль получил серьезные повреждения, но Адмиралтейство сообщает, что с ней все в порядке.

— Хвала Испытующему! — выдохнул Иуда Янаков.

Александер отрывисто кивнул. Радость от того, что Хонор не пострадала, боролась в его сознании с ледяным шоком, вызванным этим неожиданным и страшным известием. Он закрыл глаза и постарался взять себя в руки.

Вокруг звучали приглушенные голоса, но непосредственно к нему никто не обращался. Он задумался, хорошо ли это. «Они ждут, — понял он. — Они ждут когда я, их командующий, скажу им, что все это означает и что делать дальше. Но, боже правый, откуда мне знать?»

Мозг его, однако, уже преодолел шок и восстановил работоспособность. Из всех присутствующих офицеров он, несомненно, был наиболее осведомлен относительно сильных и слабых сторон правительства Кромарти, поскольку его брат был в этом правительстве министром финансов — канцлером казначейства. По давней традиции эта должность считалась второй в правительстве, и человек, занимавший ее, в случае непредвиденных обстоятельств становился новым премьером.

Но так происходило в обычной ситуации, нынешний же расклад сил в палате лордов, судя по тому, что рассказывал брат…

Хэмиш Александер заглянул в пропасть будущего и то, что он там увидел, устрашило его.

— Ваше величество, графиня Нового Киева, леди Декро и барон Высокого Хребта ожидают приема.

Елизавета Третья кивнула лакею, и тот пригласил лидеров оппозиции в ее кабинет. Внешне все выглядело как обычный визит, но видимость была далека от действительности. Карие глаза королевы при виде посетителей сделались тверже стали. Под глазами залегли темные круги скорби по любимому дяде, кузену и премьер-министру, некогда заменившему ей отца. Но скорбь отступала перед осознанием того, в какой хаос ввергла внутреннюю политику Мантикоры гибель Аллена Саммерваля… и пониманием, зачем явились сюда эти гости.

Мысленно стиснув зубы, она заставила себя улыбнуться и попыталась взглянуть на каждого из «гостей» так, словно они никогда прежде не встречались.

Мишель Жанвье, барон Высокого Хребта, был высок, худощав, а холодными глазами и улыбкой напоминал Елизавете стервятника или какого-то другого падальщика. Она знала, что ее неприязнь к этому человеку коренится в отвращении к проповедуемой им изоляционистской, реакционной политике, и обычно пыталась заставить себя проявить беспристрастность. Сегодня это особенно не удавалось. Ариэль на плече королевы дрожал от переполнявших ее эмоций. Больше всего Елизавете хотелось собственноручно придушить лидера консерваторов.