Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953 - Джеффри Робертс

Военная угроза 1946 года

Хотя считается, что первым объявлением «холодной войны» стала произнесенная Черчиллем в Фултоне 5 марта 1946 г. речь о «железном занавесе», в ней не использовался сам этот термин и враждебность по отношению к Советскому Союзу была далеко не главной ее мыслью. Лекция Черчилля на самом деле называлась «Мускулы мира», и говорил он о том, чтобы продлить срок действия англо-советского соглашения о союзничестве 1942 г. на 20–50 лет (Бевин предложил это Сталину еще в декабре 1945 г.). «Нашей единственной целью является взаимная помощь и сотрудничество с Россией, – говорил Черчилль. – Я глубоко восхищаюсь и чту доблестный русский народ и моего товарища военного времени маршала Сталина. В Англии… питают глубокое сочувствие и добрую волю ко всем народам России и решимость преодолеть многочисленные разногласия и срывы во имя установления прочной дружбы. Мы понимаем, что России необходимо обеспечить безопасность своих западных границ от возможного возобновления германской агрессии. Мы рады видеть ее на своем законном месте среди ведущих мировых держав. Мы приветствуем ее флаг на морях». Однако внимание общественности – как в то время, так и в ретроспективе – больше всего привлекла другая часть его речи: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес . По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София. Все эти знаменитые города и население в их районах в пределах того, что я называю советской сферой, все они в той или иной форме подчиняются не только советскому влиянию, но и значительному, все возрастающему, контролю Москвы… Коммунистические партии… достигли исключительной силы, намного превосходящей их численность, и всюду стремятся установить тоталитарный контроль».

Далее Черчилль рассуждал о коммунистической угрозе в Западной Европе и особо отмечал беспокойство, вызванное политикой Советского Союза по отношению к Турции, Ирану и Дальнему Востоку. Из всего этого Черчилль делал следующий вывод: западные демократические державы должны держаться вместе и твердо защищать свои принципы. Русские не питают уважения к слабости, сказал Черчилль своим слушателям. Он проводил параллель с тем, как политика умиротворения позволила Гитлеру развязать войну. Чтобы этого не случилось вновь, с Россией должно быть достигнуто «доброе понимание»48.

Черчилль уже не был премьер-министром Великобритании, но его статус выдающегося политического деятеля не оспаривался. Трумэн даже пригласил бывшего премьер-министра в Фултон (свой родной штат) и сидел рядом с ним на сцене в Вестминстерском колледже. Черчилль выступил с речью, а затем был удостоен почетной степени. Первой реакцией со стороны Советского Союза стала выдержанная во враждебном тоне передовица в «Правде» от 11 марта и не менее агрессивная статья, опубликованная на следующий день в «Известиях» и написанная ведущим советским историком Евгением Тарле. В обеих статьях приводились длинные выдержки из речи Черчилля, в том числе – обидные высказывания о «железном занавесе». Тарле указывал на то, что этот термин использовал Геббельс во время войны для описания процесса освобождения Красной Армией Восточной Европы от немецких оккупантов49. 14 марта к дискуссии присоединился Сталин, который дал длинное «интервью» газете «Правда». Как и всегда в таких случаях, и вопросы, и ответы были тщательно составлены самим советским диктатором. Черчилль, по словам Сталина, пытался спровоцировать новую войну и выступал за доминирование англоговорящих стран во всем мире. Он не упомянул о «железном занавесе», но открыто заявил, что СССР имеет право на создание дружественных ему правительств в Восточной Европе, учитывая, какую роль восточноевропейские государства сыграли в создании платформы для немецкой агрессии против Советского Союза. В заключение Сталин напоминал о роли, сыгранной Черчиллем в антибольшевистской коалиции, которая многими годами раньше вмешалась в ход русской гражданской войны, и пообещал, что если «Черчиллю и его друзьям» удастся организовать «новый марш против Восточной Европы», они будут «снова разбиты, как они были разбиты в прошлом»50.

Александр Верт, корреспондент «Санди таймс» в Москве, вернулся в Россию из поездки в Финляндию в самый разгар скандала по поводу Фултонской речи, и «обнаружил, что люди сильно напуганы разговорами о новой войне»51. Как отмечает Верт, Фултонская речь вызвала непритворное беспокойство в Советском Союзе и стала психологически важным поворотным моментом в развитии «холодной войны». Еще более усугубил критическую обстановку ряд других конфликтов между СССР и Западом, имевших место в 1946 г. В их числе был кризис вокруг вывода советских войск из Ирана весной и конфликт СССР с Турцией по поводу Черноморских проливов летом.

Иранский конфликт вырос из оккупации страны британско-советскими войсками во время Второй мировой войны52. Британские и советские войска были введены в страну в августе 1941 г., чтобы свергнуть находящееся под влиянием Германии правительство Ирана, обезопасить запасы нефти и маршруты ее поставки в СССР. В договоре с Ираном, подписанном в январе 1942 г., Великобритания и СССР обещали вывести войска через полгода после окончания войны с Германией. Позже, по инициативе Москвы, соглашение получило новую трактовку – было заявлено, что имелось в виду окончание войны с Японией, следовательно, крайний срок вывода войск был отложен до 2 марта 1946 г. Судя по всему, Сталин был намерен вывести из Ирана советские войска, однако окончательному выполнению соглашения помешали два осложняющих фактора. Первым было желание Москвы подписать соглашение с Тегераном по разработке нефтяных месторождений в Северном Иране, а вторым – подъем в 1945 г. возглавляемого коммунистами националистского движения в азербайджанской части Ирана, требовавшего автономии и развития связей с соотечественниками в Советской Республике Азербайджан.

Цели движения согласовывались со склонностью Сталина поддерживать этническую автономию и единство всегда, когда это ему было удобно. Кроме того, оно позволяло надеяться на возможность усилить политического влияния СССР в Иране. Когда приблизился назначенный срок – март 1946 г. – Москва заявила, что из-за нестабильной ситуации в некоторых частях Ирана выведет лишь часть своих вооруженных сил. На высшем уровне Советский Союз продолжал попытки договориться о соглашении с Ираном по нефтяному вопросу. Тем временем, однако, иранцы затронули проблему вывода советских войск на совещании Организации Объединенных Наций, а в марте 1946 г., после того как назначенные сроки истекли, вновь привлекли к ней внимание ООН. Москва в ответ приказала Громыко отказаться обсуждать вопрос вывода войск в ООН на том основании, что он должен быть предметом двустороннего обсуждения между Советским Союзом и Ираном. На самом деле уже к началу апреля по всем дискуссионным моментам между Москвой и Тегераном было достигнуто согласие, и к началу мая советские войска были выведены из Ирана. Требования Советского Союза по нефтяному вопросу были удовлетворены, хотя позже иранцы отказались выполнять соглашение, поскольку его не ратифицировал тегеранский парламент. Можно с полным правом утверждать, что иранский кризис представлял собой лишь незначительный конфликт, непропорционально раздутый современной прессой, а в дальнейшем – западными исследователями периода «холодной войны», стремившимися найти подтверждение тому, что Советский Союз в послевоенные годы проводил политику экспансии.