Рассказы. Прощай, оружие! Пятая колонна. Старик и море - Эрнест Хемингуэй

Анита. Да.

Филип. Никогда еще мне не было хуже.

Анита. Только это? Я думал, ты будешь говорить, как ты ловил все люди из Пятая колонна.

Филип. Я всех не ловил. Я поймал только одного. Паршивый был тип, надо сказать.

Стук в дверь. Это управляющий.

Управляющий. Прошу покорнейше извинить — не помешал?

Филип. Пожалуйста, пожалуйста. Только здесь дамы.

Управляющий. Единственная цель — войти и посмотреть, — все ли в порядке. Также наблюдение за поступками молодой дамы в случае вашего отсутствия или пассивного состояния. Кроме того, горю желанием принести искреннейшее, восторженнейшее поздравление: блестяще проведенная операция против неприятельской разведки — в вечерних газетах сообщение об аресте трехсот членов Пятой колонны.

Филип. Это есть в газетах?

Управляющий. Все подробности — арест большого числа предосудительных личностей всякого рода, виновных в убийствах, заговорах, вредительстве, связях с неприятелем и прочее тому подобное.

Филип. И все это есть в газетах?

Управляющий. Безусловно, мистер Филип.

Филип. А я тут при чем?

Управляющий. О, все знают, что вы занимаетесь ведением подобного рода расследований.

Филип. Интересно только, откуда все это знают.

Управляющий (укоризненно). Мистер Филип. Это же Мадрид. В Мадриде все известно, иногда даже раньше, чем успеет случиться. Если уже случилось, возможен спор — кто сделал. Если еще не случилось, все абсолютно точно знают — кто должен сделать. Принося поздравления, предваряю упреки недовольных, которые, без сомнения, скажут: «Как? Только триста? А остальные где?»

Филип. Не будьте таким пессимистом. Кажется, впрочем, мне теперь придется уехать.

Управляющий. Также предусмотрено, мистер Филип, и, в частности, имею сделать существенное предложение, надеюсь, успешно. В случае отъезда, полагаю, нецелесообразно везти в багаже продовольственные консервы.

В дверь стучат. Это Макс.

Макс. Salud, camaradas.

Все. Salud.

Филип (управляющему). Ну, вот что, camarada филателист. Мы об этом поговорим потом.

Управляющий уходит.

Макс (Филипу). Wie geht's?[151]

Филип. Gut.[152] He слишком, впрочем.

Анита. Можно, я буду принять ванна?

Филип. Даже должно, дорогая моя. Но только закрой дверь, хорошо?

Анита (из ванной). Горячий вода идет.

Филип. Это хороший признак. Ну, теперь закрой дверь.

Анита закрывает дверь. Макс подходит к кровати и садится рядом в кресло. Филип, свесив ноги, сидит на кровати.

Что-нибудь нужно?

Макс. Нет, товарищ. Ты был там?

Филип. Был. Все время был. До самого конца. Понадобились некоторые сведения, и меня вызвали опять.

Макс. Как он держался?

Филип. Подло. Но вначале выкладывал не сразу, понемногу.

Макс. А потом?

Филип. О, потом как начал сыпать, так стенографистка за ним бы не поспела. Я, знаешь, многое могу переварить…

Макс (не обращая внимания на его последние слова). В газетах есть про аресты. Зачем они печатают такие вещи?

Филип. Не знаю, дорогой. Зачем, в самом деле?

Макс. Это поднимает дух — и это хорошо. Но еще лучше было бы всех переловить. А что, принесли этого… гм… этого…

Филип. Да. Ты говоришь о трупе? Его притащили оттуда, где мы его оставили.

Макс. Я очень рад, что мне не нужно было оставаться.

Филип. А я остался. Потом я ушел совсем, но меня вызвали опять. Я пришел оттуда с час назад и больше не пойду. Мой рабочий день окончен. Завтра начнем что-нибудь новое.

Макс. Мы хорошо поработали.

Филип. Сделали все, что могли. Все было очень эффектно и очень ловко, только сеть оказалась дырявая и много рыбы ушло. Впрочем, можно закинуть еще раз. Но меня тебе придется перебросить в другое место. Здесь я уже не гожусь. Слишком много народу знает про мою работу. Это не потому, что я болтаю. Просто так вышло.

Макс. Работы везде много. Но ты еще не кончил здесь.

Филип. Знаю. Только ты все-таки не держи меня здесь очень долго. Я что-то развинтился.

Макс. А как будет с женщиной из соседнего номера?

Филип. О, с ней я порву.

Макс. Я этого не требую.

Филип. Нет. Но рано или поздно потребуешь. Не стоит деликатничать, Макс. Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал договор на весь срок. Не помню, когда именно, но я подписал.

Макс. Не ты один. Дело тут не в договорах. И незачем говорить с такой горечью.

Филип. Я говорю без всякой горечи. Просто я не хочу дурачить самого себя. И не хочу, чтобы что-нибудь занимало во мне то место, которое ничто не должно занимать. А это уже подобралось довольно близко. Но ничего, я знаю, как вылечиться.

Макс. Как?

Филип. А вот увидишь как.

Макс. Не забывай, Филип, я человек добрый.

Филип. Согласен. Я тоже. Ты бы на меня посмотрел иногда на работе.

Во время их разговора дверь номера 109 отворяется, и входит Дороти Бриджес. Она зажигает свет, снимает пальто и надевает свою пелерину из чернобурых лисиц. Стоя перед зеркалом, она медленно поворачивается во все стороны. Она очень красива в этот вечер. Она подходит к патефону и ставит мазурку Шопена, потом берет книгу и садится в кресло, поближе к настольной лампе.

Вон она пришла. Вернулась, так сказать, домой. Итак?

Макс. Филип, друг мой, в этом нет надобности. Честное слово, я не вижу, чтобы она чем-нибудь мешала твоей работе.

Филип. Зато я вижу. И ты скоро тоже увидишь.

Макс. Решай сам, я тебе уже говорил. Но помни — нужно быть добрым. Для нас, которым причинили столько зла, доброта — самое важное.

Филип. А я очень добрый, ты же знаешь. Я добрый. Даже страшно, до чего я добрый!

Макс. Нет, я этого не знаю. А я хотел бы, чтоб ты был добрым.

Филип. Вот что. Подожди меня здесь.

Он выходит в коридор и стучит в дверь номера 109.

Постучав, тотчас же толкает дверь и входит.

Дороти. Здравствуй, дорогой.

Филип. Здравствуй. Ну, как ты?

Дороти. Очень хорошо — а сейчас и совсем чудесно, раз ты здесь. Где ты был? Ты вчера так и не вернулся домой. Как я рада, что ты пришел.

Филип. У тебя есть виски?

Дороти. Да, милый. (Наливает ему виски пополам с водой.)

В соседней комнате Макс неподвижно сидит в кресле и смотрит в электрический камин.

Где ты был, Филип?

Филип. Так, в разных местах. Узнавал новости.

Дороти. Какие же ты узнал новости?

Филип. Были хорошие. А были и похуже. В общем, средние.

Дороти. А сегодня тебе никуда не надо уходить?

Филип. Не знаю.

Дороти. Филип, дорогой, что случилось?

Филип. Ничего не случилось.

Дороти. Филип, давай уедем отсюда. Мне здесь незачем больше оставаться. Я уже послала три корреспонденции. Мы можем поехать куда-нибудь под Сен-Тропез, ведь дожди еще не начинались, и там будет так чудесно сейчас, когда мало народу. А потом можно поехать куда-нибудь походить на лыжах.

Филип (почти злобно). Да, да, потом в Египет, а потом еще куда-нибудь. Так мы и станем наслаждаться любовью во всех отелях мира и тысячу раз просыпаться прекрасным солнечным утром и завтракать в постели — а может быть, только девяносто раз — смотря по тому, три года или три месяца понадобится, чтобы я успел надоесть тебе или ты — мне. И все наши заботы будут только о развлечениях. Мы поселимся в отеле «Крийон» или в отеле «Ритц», и осенью, когда с деревьев в Булонском лесу облетят все листья и станет сыро и холодно, мы будем ездить в Отейль на скачки, и греться у больших жаровень с углем в паддоке, и смотреть, как лошади прыгают через водяной ров и берут банкетку и каменный барьер. Чудесно. А потом глотать коктейль с шампанским в баре и спешить к обеду у Ларю, а в субботу ездить в Солонь стрелять фазанов. Да, да, чудесно. А потом еще слетать в Найроби и посидеть в уютном «Матайга-клубе», а весной немножко рыбной ловли для разнообразия. Да, да, чудесно. И каждую ночь вдвоем в постели. Чудесно, правда?