По ту сторону фронта - Антон Бринский

Необходимо добиться того, чтобы фашистские законы и приказы не выполнялись населением, чтобы крестьяне не давали врагу хлеба и скота, чтобы не платили налогов; добиться, чтобы украинская молодежь не вывозилась больше в Германию на рабский труд. Налоговые списки надо жечь, вербовщиков и заготовителей уничтожать.

Необходимо усилить агитационную работу среди населения, разъясняя подлинные цели фашистов и украинских буржуазных националистов, открывая смысл каждой их новой провокации. Надо ввести в систему беседы, собрания и митинги в деревнях. Каждый партизан должен быть агитатором. Надо увеличить количество выпускаемых нами листовок и ежедневно распространять среди населения сводки Совинформбюро. Но и этого мало: надо втягивать крестьян в активную борьбу с врагом, привлекать их в качестве проводников и повозочных во время наших операций, поручать им самим уничтожение фашистских предприятий. В этой работе мы должны прежде всего опираться на антифашистские комитеты, являющиеся как бы предварительной стадией, первым шагом к борьбе с фашизмом.

Особо пришлось поставить вопрос о полиции, о шуцманских батальонах и о так называемых «казаках». В большинстве своем это враги, но среди них есть темные, обманутые или запуганные люди. Надо разъяснить им настоящее положение вещей, показать всю неприглядность и ненадежность их положения, заставить задуматься и в конце концов вырвать их из вражеских рядов. Связь с ними можно установить через родственников, при помощи «подметных» писем или листовок, расклеенных в районе казарм. Это (как мы уже на опыте знали) повлечет разложение полицейских и так называемых «казачьих» частей, и часть из них приведет на путь борьбы с захватчиками. Но, вылавливая из этого сброда лучших, нельзя в то же время забывать, что остальные, особенно командный состав, остаются врагами народа, а следовательно, и нашими врагами. Борьбу с ними не только нельзя прекращать, но надо еще усилить, уничтожая и обезвреживая предателей.

Все перечисленное чрезвычайно важно, но не это для нас главное; основной нашей задачей остается война на коммуникациях врага. Подрывная работа велась у нас ежедневно, и поэтому необходимо было уточнить направления отрядов, строго определить те железнодорожные линии, за которые отвечает каждый из них. Ни одного дня не должны нормально работать дороги, подвозящие к Сталинграду живую силу и технику. Каждый день должны взрываться поезда и разрушаться пути, чтоб ремонтники не успевали с починкой.

Много говорилось на совещании о местных подпольных организациях. Члены их обычно помогали партизанам, сообщали ценные сведения о враге, служили проводниками и связными, а порой и самостоятельно выполняли довольно сложные боевые задания. Кроме того, и пополнение партизанских отрядов шло главным образом за счет подпольщиков. Значит, надо было знать их, вести с ними постоянную работу, руководить ими. В ближних селениях это не представляло трудностей, а с местами отдаленными поддерживали связь наши оперативные группы. Мы не только давали специальные указания командирам этих групп, но и прикрепляли их к определенным районам в качестве наших уполномоченных и на совещании в Езерцах могли уже подвести кое-какие итоги их деятельности.

Антифашистские группы на Волыни начали создаваться с того самого момента, как немцы захватили область. Разумеется, гитлеровцы преследовали патриотов, и многие подпольщики погибли, но на смену им приходили новые люди — группы не уменьшались, а росли. Количество групп увеличивалось. И характерно, что большинство их было создано осенью 1942 года, в самое трудное для Родины время, когда фашисты прорвались к Волге и шли бои под Сталинградом. Недаром один из гитлеровских чиновников в письме, которое подало к нам в руки, жаловался: «Чем больше наши успехи на фронте, тем большее сопротивление оказывают нам русские в нашем же собственном тылу».

Ко времени совещания в Езерцах подпольные группы были уже в каждом районе, и активность их с каждым днем усиливалась. Вот примеры.

Хвищук, из отряда Макса, еще весной 1942 года встретился с Шульгачом — руководителем подпольной комсомольской организации села Билин. Комсомольцы просились в партизанский отряд, и Хвищук поручил им готовиться — вооружаться. Позднее, когда основным оружием волынских партизан стала взрывчатка, мы снабжали эту группу (тоже через Хвищука) толом, и билинские комсомольцы взорвали в разное время четыре поезда и железнодорожный мост.

Целая сеть подпольных молодежных групп по 10–15 человек была в Луковском районе. Логинов связался с руководителем их Белым (Назаруком), провел с ними несколько операций, давал им самостоятельные задания. К весне 1943 года на счету луковских подпольщиков было уже двадцать шесть взорванных эшелонов, и до полусотни бойцов пришли в наши отряды из этих групп.

Такую же сеть подпольных организаций встретил Рыбалко в окрестностях Луцка. А в самом Луцке мы установили связь с группой медицинских работников, через которых добывали медикаменты.

В Ковеле, помимо Евтушко и Лаховских, о которых я упоминал, связались мы с группами Дашко, инженера Кошелева, с группой Иванова на железной дороге и т. д.

После совещания не только заметно усилилась наша борьба с фашистами, но стали появляться и новые формы ее. Как раз около этого времени начали рваться в поездах минированные чемоданы Острого. Комсомольская группа Лаховского-младшего бросила гранату в окошко гестапо. Были убитые и раненые, а бросившие гранату скрылись.

В Рафаловке партизаны установили связь с неким С. — переводчиком начальника станции. В один прекрасный день начальник взялся за телефон у себя в кабинете, и вдруг телефонная трубка взорвалась у него в руке, разорвав его и полуразрушив стены комнаты.

Там же — в Рафаловке — связана была с подпольщиками одна из сотрудниц жандармерии и через нее мы знали многое из того, что делают и что думают фашисты. Наша растущая активность беспокоила их, они усилили разведку, завели многобумажную переписку с другими областями и в конце концов установили кое-какие данные о партизанах. Им удалось дознаться, что на Украину пришел из Белоруссии один из отрядов страшного Бати. И моя настоящая фамилия, и мой псевдоним дядя Петя тоже стали известны им. Казалось бы, после этого псевдоним сделался ненужным, но отменять его было уже поздно: и для своих товарищей, и для населения я сделался дядей Петей.

Так называемые «женихи» — группа бывших партизан, историю которых я уже рассказывал, — заглядывали к сварицевичскому священнику — семидесятилетнему старику Ивану Ивановичу Рожановичу. Это было еще до того, как мы прибрали «женихов» к рукам, и уж если они не особенно стеснялись с крестьянами, то по отношению к попу у них и подавно не было никаких церемоний. Еще меньше церемонились со стариком другие любители легкой жизни под бирку партизан — «зеленовцы», настоящие паразиты и мародеры. «Женихи» остепенились, занялись своим цивильным лагерем, а «зеленовцы» так и продолжали мародерствовать и снова навещали Рожановича. Обчистили как липку. Старик не выдержал и составил жалобу высоцкому бургомистру, предателю, который раньше тоже был попом. Написал, что больше не может жить в таких условиях и просит или перевести его из этого прихода, или как-то помочь ему и усмирить бесчинствующих партизан. Разницы между настоящими партизанами, «женихами» и «зеленовцами» он не знал. Не знал он и того, что мы уже усмирили «женихов».