Баффетт. Биография самого известного инвестора в мире - Элис Шрёдер

Баффетт говорил: «У Земли есть предел прочности. Он намного выше, чем мог представить Томас Мальтус[975]. При расчетах всегда лучше его немного занизить, чем завысить. Если вы снаряжаете для полета на Луну огромный космический корабль с запасом провизии, достаточным для двухсот человек, и при этом не знаете, сколько именно времени займет путешествие, вы, скорее всего, посадите на корабль не более ста пятидесяти человек. Земля – что-то вроде такого космического корабля. Мы не знаем, на сколько хватит провизии. Вряд ли планета сможет обеспечить средний достаток на более высоком уровне при двенадцати миллиардах населения вместо шести[976]. У нее есть предел. Если вы не знаете, каков он, вам лучше перестраховаться. В этом заключается подход к выживанию Земли с точки зрения ее запаса прочности».

С 1970-х годов Баффетт решил дать ответ на неконтролируемый рост населения и сосредоточился на том, чтобы сделать контрацептивы и аборты доступными для женщин. Эти вопросы были близки сердцу Сьюзи и стали стандартной точкой зрения гуманитарных организаций того времени[977].

Особенно тронула Баффетта логика американского эколога Гарретта Хардина – лидера движения, выступающего за контроль численности населения. В своей статье 1968 года «Трагедия общего достояния» Хардин обосновывал, что люди, не имеющие доли в праве собственности на общие блага – на воздух и море, – чрезмерно ими пользуются и таким образом уничтожают[978]. Согласившись с многими принципами Гарретта, Баффетт отверг предлагаемые им решения. Хардин был социал-дарвинистом и сторонником авторитаризма, он считал, что «кроткие уже унаследовали землю», называя это «генетическим самоубийством». Эколог писал: «Оглянитесь вокруг. Сколько героев среди ваших соседей? Или среди ваших коллег? Где герои минувших дней? Где теперь Спарта?»[979].

Баффетт думал о том, что вернуть Спарту уже пытались, – этим занимался Адольф Гитлер. Спартанцы следили за своей генетической чистотой, сбрасывая слабых и «бракованных» детей со скалы. Принципы современной евгеники или социального дарвинизма сформулировал Фрэнсис Гальтон. Опираясь на работы своего двоюродного брата Чарльза Дарвина, он пришел к выводу, что качество населения можно улучшить с помощью искусственной селекции. Эти идеи получили чрезвычайно широкую поддержку в начале XX века, но были дискредитированы экспериментами, проводимыми в нацистской Германии[980]. Безопасного способа мыслить по принципам Хардина не было: они вполне могли привести к смертельному разделению человечества на конкурирующие группы[981]. От этого подхода Уоррен отказался в пользу концепции, в основе которой лежала идея о гражданских правах.

Таким образом, к 1994 году Баффетта сместил фокус внимания на проблему репродуктивных прав[982]. Эта перемена соответствовала эволюции взглядов внутри мирового движения, заявлявшего, что женщины не должны рассматриваться как «средство для достижения целей по контролю над численностью населения»[983]. Баффетт и раньше считал, что в подходе к решению демографической проблемы принуждение недопустимо[984]. Теперь он сделал следующий шаг в этом направлении: «Даже если бы мир был чрезвычайно перенаселен, я бы ни в коем случае не стал ограничивать право женщины рожать детей. И даже если бы на планете осталось всего два человека, а рождаемость была бы близка к нулю, я бы не отнял право выбора. Думаю, что в первую очередь нужно ограничиться желанными детьми – их количество нельзя определять числовыми показателями. Даже если бы у всех было по семь детей, я бы не стал поступать, как предлагал Гаррет Хардин, связывая право рожать с количественными ограничениями». Таким образом Фонд Баффетта выступил в поддержку репродуктивных прав.

Постепенно сложности и нюансы вопросов о гражданских и репродуктивных правах, а также контроле над численностью населения затерялись в спорах об абортах. Пожертвования Баффетта в это время основывались на том, что он называл «Лотереей родов»[985], – на идее, которая вызывала у него наибольший отклик[986].

«Я очень удачно попал в этот мир. Шансы на то, чтобы я родился в Соединенных Штатах в 1930 году, были пятьдесят к одному. Я выиграл лотерею в тот день, когда вышел из утробы матери. Я оказался в США, а не в какой-то другой стране, где мои перспективы были бы совсем другими», – говорил Уоррен.

Он объяснял: «Представьте, что в утробе матери находятся два однояйцевых близнеца, оба одинаково умные и энергичные. Волшебный Джинн говорит им: “Один из вас родится в Соединенных Штатах, другой – в Республике Бангладеш. Во втором случае вы не будете платить налоги, но какой процент своего дохода вы готовы отдать, чтобы родиться в США?” Я к тому, что к вашей судьбе имеет отношение общество, в котором вы родились, а не только ваши врожденные качества. Человек, который говорит: “Я всего добился сам”, многое бы отдал, чтобы родиться в Соединенных Штатах, а не в бедной аграрной стране. Это и есть лотерея родов».

Эта концепция окончательно сформировала взгляды Уоррена на политику и филантропию. Его идеалом был мир, где победители могли стремиться к достижениям, но обязаны были сокращать разрыв с проигравшими, помогая им. Баффетт вырос в эпоху борьбы за гражданские права: когда те, кто их отстаивали, подвергались не только избиениям, но и угрозе линчевания; когда во время бунта в здании суда толпа пыталась повесить представителя власти. Возможно, сам того не осознавая, Баффетт много лет назад отрекся от либертарианских взглядов своего отца[987] и обратился к демократическому идеализму Уильяма Дженнингса Брайана из Небраски, который рассуждал о «классе, на котором держатся все остальные».

Уоррен, менее всего склонный к философским поискам – как мыслительным, так и географическим, – иногда был способен пересмотреть ключевые взгляды. Но лишь если аргументов накапливалось достаточно много. Уоррен со Сьюзи вернулись из Ирландии и встретились в Ванкувере с Гейтсами, чтобы отправиться в семнадцатидневное путешествие по Китаю. Билл и Мелинда приложили немало усилий, чтобы сделать поездку комфортной. Они заранее отправили гостям анкету с вопросами об их вкусовых предпочтениях. «Я не ем китайскую еду, – ответил Баффет. – Подайте мне рис – я подвигаю его по тарелке, а потом вернусь в номер, чтобы съесть арахис из мини-бара. Еще мне каждый день нужна свежая Wall Street Journal, иначе мне будет очень тяжело»[988].

Итак, Баффетты отправились в Китай.

Заселившись в великолепный старинный пекинский отель «Палас» на Голдфиш-лейн, они съели великолепный сычуаньский ужин в «Изумрудном зале». Гейтсы договорились с туристической компанией Abercrombie & Kent о том, чтобы они заранее прислали людей, которые научат поваров готовить гамбургеры и картошку фри для Баффетта. В первый вечер с каждой переменой блюд ему подавали