Хроники объявленного Апокалипсиса - Александр Абердин

— Я проклинаю тебя, грязная шлюха, разбивающая семьи! Тебя и твою проклятую воду, ожесточающую сердца мужчин. Ты отродье шайтана! Чтоб ты сдохла! Мы не дадим твоим кобелям убивать наших детей. Убирайся прочь из нашего города!

Моим первым желанием было соскочить с машины и врезать по морде этой гнусной бабище за её враньё и я даже дёрнулась вперёд, но меня не пустили. Зато Тенгиз одним махом перепрыгнул через борт "Камаза" и его сапоги с громким звуком ударили по земле. Он метнулся вперёд, схватил толстуху правой рукой за шею и поднял её в воздух. Та моментально перестала вопить и засипела что-то, отчаянно маша руками и дрыгая ногами, но это длилось недолго. Огромная лапа Тенгиза сдавила её горло ещё сильнее и резко повернулась, отчего в тишине все услышали громкий хруст сломанных позвонков. Казашка умерла мгновенно, а мой телохранитель проревел вслед за этим таким громким голосом, что его уловил даже микрофон и передал в колонки:

— Гнусные старые кликуши! К чему вы нас призываете, выжившие из ума ведьмы? Вы при жизни наплодили вместо детей самых настоящих ублюдков, которые теперь стали не просто колбитами, а людоедами, и теперь хотите, чтобы они нас всех сожрали? Этого не произойдёт! Как и колбиты, я тоже побывал под волной и та дала мне огромную силу. Именно потому вы все живы. В отличие от них, я не стал бегать голым по степи, а бросился откапывать то убежище, в котором спрятался от волны Тимофей. Почему? Да, потому, что в него вошли настоящие мужчины. Три дня я голыми руками раскидывал обломки и рыл землю, а они копали проход мне навстречу. Кроме них этого не делал никто и потом мы два дня откапывали вас. Так неужели вы думаете, что мы будем сидеть и ждать, когда колбитов соберётся такая орда, что они сомнут нас? Да, никогда в жизни! Вы их жалеете? Прекрасно, сейчас мы посадим вас в две большие клетки, отвезём на развилку и там оставим. Вот тогда у вас появится реальная возможность поговорить с ними, приголубить и пожалеть. Как знать, может быть они и послушают, но мы не станем проверять этого, а поедем туда на бронепоезде и убьём их всех до одного, а вас нам даже хоронить не придётся.

Тенгиз махнул левой рукой и по его команде на площадь с двух сторон выехало два "Краза" со стоящими на платформах стальными клетками, развернулись и стали быстро сдавать задом к тому месту, где он стоял. Двери клеток открыты. Как только обе машины, рыча моторами, приблизились, Тенгиз зашвырнул в одну из клеток тело мёртвой казашки, а остальные бойцы народного ополчения стали приглашать сердобольных дам прокатиться. Что тут началось. Вообще-то я бы назвала это моментальным протрезвлением, прозрением и просветлением ума, так как все жалельщицы разом завопили:

— Нет! Не надо отдавать нас на съедение людоедам! Мы больше не будем, пощадите нас!

Тенгиз забрался в кузов "Камаза", взял в руки микрофон и громким, гневным голосом закричал:

— Подыхать в их лапах вы не хотите! Так какого же тогда чёрта вы их жалеете и не даёте нам сделать то, что мы должны были сделать ещё весной? А ведь они уже тогда убили многих людей. Запомните, если я услышу ещё хоть один вопль — "Убийцы!" или ещё что-нибудь такое, то голыми руками разорву каждую сумасшедшую кликушу надвое. И вот что я вам ещё скажу, неблагодарные твари. Валентина святая женщина. Она ждёт ребёнка, но не смотря на это работает больше других мужчин спасая ваши никчёмные жизни и не спит ни с кем из нас. Если я услышу хоть одно злобное слово, сказанное против неё, то точно так же, как я свернул голову этой старой пьянице Айше, задушу любого, будь то мужчина или женщина. А теперь вон отсюда! Не мешайте настоящим мужчинам делать за вас грязную работу, вычищать степь от колбитов-людоедов.

Если сгонять людей на площадь приходилось часа полтора, то разбежались они за три минуты. Правда, солдаты и бойцы народного ополчения остались и, не смотря на смерть кликуши, подстрекавшей женщин, да, и мужчин особенно рьяно, настроение ни у кого не испортилось. К Тенгизу подходило немало людей. Они хлопали парня по плечам и говорили, чтобы тот выбросил из головы даже мысль о том, что он поднял руку на женщину и сравнивали Айшу с коброй. Сразу после этого мы стали готовиться к рейду. В него отправлялись все солдаты во главе с полковником Бекбулатовым и сотня бойцов народного ополчения под командованием Тимофея. Когда кто-то заикнулся о том, чтобы я осталась, ему пришлось выслушать очень гневные слова, причём добрая половина из них была непечатными. В общем от меня быстро отстали. Где-то через час на станцию прибежала Нина, красивая, высокая женщина лет сорока пяти. Вся в слезах. Она упала на колени перед мужем, обхватила его за ноги и закричала чуть ли не на весь город:

— Тимошенька! Прости меня, дуру! Век себе не прощу, что стала слушать эти бредни про смирение.

Как на грех, я находилась рядом и Тимофей, до этого злой, как чёрт, посмотрел на меня молящим взглядом. Я состроила гневное лицо, покрутила у виска пальцем, а потом сделала рукой жест, словно глажу по головке ребёнка. Он всё понял правильно, поднял жену с колен, прижал к груди и стал утешать её. Всю ночь мы грузились и готовились к предстоящему бою. Во всех восьми вагонах электрички, борта которой были обшиты стальными листами изнутри, как же нас выручили оставшиеся семь алмазных дисков, было тесно из-за ящиков с патронами. Вместе с нами в рейд отправлялось два десятка женщин, в том числе и Халида вместе со своим мужем, тот в армии был пулемётчиком. Рана Халиды уже полностью затянулась и, как она говорила, совсем не болела. Ехала с нами и Нина. Она нашла в себе силы подойти ко мне и попросить прощения, естественно, я её простила. Рано утром мы выехали в рейд и к семи утра уже были на развилке. С бронепоезда соскочил стрелочник и перевёл стрелки на Караганду. В том направлении мы проехали километров десять, а потом стали медленно возвращаться, пока машинист не увидел на рельсах здоровенный бетонный блок. Он резко затормозил, постоял пять минут и поехал обратно. Насосы заработали и погнали в лафеты бензин. Судя по всему, нападения нужно было ждать со стороны реки. Мы не проехали и километра, как наблюдатель доложил, что путь на Караганду тоже перекрыт.

Ну, что же, снова настало время стрелять из "Шмеля", но на этот раз мой бинокль с лазерным дальномером был в руках у Айдара. Я быстро поднялась по лесенке, откинула бронированную крышку люка и вскинула на плечо гранатомёт. Вместе со мной это сделали ещё сорок девять солдат и офицеров. Ждать нам пришлось минут десять, а потом на нас устремилась огромная толпа колбитов. К этому времени полковник Бекбулатов уже выдал всем точное целеуказание и когда эти нелюди приблизились на дистанцию открытия огня, прогремел наш залп. Перед нами встала огненная стена взрывов, но и она не остановила колбитов, но вслед за первым прозвучал второй, третий и четвёртый залпы, после чего, под свист пуль я захлопнула над головой люк, повернула рукоятку, спустилась вниз и бросилась к "Печенегу". Колбиты были уже в каких-то трёхстах метрах от нас, но их число резко сократилось. Тем не менее, этих хищных тварей оставалось ещё очень много и потому я стреляла длинными очередями. Цинк с патронами опустел за каких-то две минуты, я подсоединила второй, передёрнула затвор и снова открыла огонь. Колбиты вели ответный огонь и в нашем вагоне появились раненые. Слава Богу, что не убитые. Колбиты сделали ещё один бросок и вошли в зону, пролитую бензином. Его тут же подожгли, а мы продолжили стрелять из пулемётов. Из огня на нас выбегали лишь считанные единицы этих обезумевших, кровожадных нелюдей.