Демон отверженный - Ким Харрисон

Нахмурившись, я опустила глаза и стерла грязное пятно с ботинка. Папа приводил меня сюда от случая к случаю. Обычно это бывало, когда они с мамой ссорились, или когда мама впадала в меланхолию и на все мои вопросы, что с ней, отвечала только улыбкой и поцелуем. Сейчас я подозревала, что эти приступы депрессии были связаны с мыслями о Такате.

Я вздохнула, наблюдая за мыслью, уходящей от меня как пар дыхания и вливающейся в коллективное сознание. У мамы тихо поехала крыша в попытках отделить себя от реальности, в которой она родила детей от Такаты, находясь в браке по любви с моим отцом. Она любила их обоих, и каждый день видеть Такату в Роберте и во мне — было пыткой, которую она сама на себя навлекла.

— Никогда ничего невозможно забыть, — сказала я, глядя, как уходя слова в ничто. — И если даже получится, забытое всегда вернется неожиданной пощечиной.

Прохладный туман наступающего дня был влажным и приятным, и я закрыла глаза, подняв лицо к светлеющему небу. Очень уж долго я была на ногах.

Обернувшись на месте, я посмотрела назад, туда, на узкую ленту парковки между двумя искусственными прудами и широкий пешеходный мост, соединяющий их. За мостом проходила неровная лей-линия, которую не заметишь, если не вглядываться пристально. Я ее нашла в прошлом году, помогая Кистену драться с приезжей камарильей, которая пыталась похитить его племянника Одрика. Потом я про нее забыла, и только недавно почувствовала ее диссонансное звучание с помощью Биса. Линия слабая, но ее хватит.

Задумавшись кстати, как там маленький Одрик, я слезла со скамейки, похлопала по замерзшим в джинсах ногам и пошла через стоянку. Проходя мимо, погладила красную краску своей машины. Она мне дорога. Если все получится, я успею ее забрать до того, как ее эвакуируют.

Медленными шагами я прошла через мост, поглядывая вниз, нет ли ряби от Шарпса — это мостовой тролль, живущий в парке. Но либо он прятался на глубине, либо его опять выгнали. Слева от меня была широкая бетонная площадка на закруглении верхнего пруда. Там стояли две статуи, а между ними как раз пролегла вот эта линия. Чем ближе к восходу, тем слабее становилось красноватое сияние, видимое ментальным зрением. Но все же можно было рассмотреть, где она проходит — между волком с одной стороны и забавного вида мужиком с тиглем в руках с другой. Оба они держали среднюю точку линии, тянущейся от края до края парка. Она шла через мелкую воду, и потому имела столь жалкий вид. Будь пруд хоть сколько-нибудь глубже, линия не выжила бы вовсе. А сейчас из нее утекала сила так, что у меня кожу кололо, пока я искала чистое место на бетоне, чтобы сесть рядом с ней.

Взяв камешек, я наклонилась и кое-как нацарапала круг прямо внутри линии. Если даже взойдет солнце и разорвет мои чары, я все равно смогу говорить с Алом, если стану в линию, хотя он не будет тогда обязан оставаться и слушать. Но я не думала, что заставить Ала остаться будет проблемой.

Сердце колотилось, меня бросило в холодный пот, когда я прошептала:

— Джариатджекджунисджумок, вызываю тебя.

Мне не нужны были ловушки, чтобы форсировать его появление — нужно было лишь открыть канал. И вот он явился — воспользовавшись именем, которое я выбрала для себя.

Он возник из дымки в сидячем сгорбленном положении, и я не могла оторвать от него глаз в неприятном завороженности — потому что он выглядел грубой на меня пародией. Ноги скрещены в щиколотках, колени торчат, голые костлявые плечи сгорбились, покрытые красными царапинами с засохшей кровью. Лицо с отвисшей челюстью, глядевшее на меня в ответ, было моим, но без малейшего выражения или мысли. Вяло болтались рыжие волнистые пряди. А хуже всего были глаза — по-демонски красные, с козлиным разрезом, они таращились на меня с моего же лица.

Терпеть не могу, когда он показывается в моем виде.

— Симпатично, — сказала я, отодвигаясь от круга.

Пустое лицо осветилось вспышкой злости, и демона окутало дрожание безвременья. Он стал коренастее, увесистей. До меня донесся запах сирени, чистый аромат жатого бархата. Демон повернулся ко мне лицом, полный изящества и благородной утонченности, он сидел по-турецки на холодном цементе, с кружевами на манжетах, в начищенных до блеска сапогах, с чистым румяным лицом без следов синяков или ссадин.

— Я знал, что это ты, — сказал он, и от этого насыщенного ненавистью голоса меня пробрала дрожь. — Только ты знаешь это имя.

Я проглотила слюну, заправила прядь за ухо.

— Мне не нужно было твое имя. Я только хотела, чтобы ты оставил меня в покое. И какого черта ты не мог просто от меня отстать?

Он шмыгнул носом, лишь теперь оглядевшись с высокомерным презрением.

— И вот ради этого ты меня и вызвала в… — он еще раз огляделся, — в какой-то парк? Хочешь поменяться обратно? Боишься, что тебя с восходом солнца затянет обратно в безвременье? Знаешь, не без оснований. Мне самому в высшей степени любопытно.

У меня пересохло во рту, но ответила я храбро:

— Я не демон, и я тебя не боюсь.

Едва заметное напряжение в этом демоне стало сильнее — я видела, как вдруг чуть сжались его пальцы.

— Рэйчел, лапушка. Если не будешь бояться, долго ты не проживешь. — И тут же его манера сменилась на агрессивную и мрачную. — Ну вот, ты перехватила мое имя, — произнес он со своим идеальным и благородным британским акцентом. — Приятно ли тебе быть в чьей-то полной власти? По чужой воле сидеть в крошечном пузыре? И тебя еще удивляет, что мы пытаемся вас убить? — Приподняв бровь, он вдруг проявил проницательность: — Томасу Артуру Бансену удалось сбежать?

Я кивнула, и он понимающе улыбнулся.

— Послушай, — начала я, поглядывая на разгорающийся рассвет. — Верь или не верь, но мне жаль, что так вышло. И если ты сейчас заткнешься насчет бедного маленького обиженного демона и послушаешь, может быть, оба мы что-то от этого разговора получим. Или ты хочешь вернуться в свою уютную камеру?

Ал замолчал, потом наклонил голову:

— Я слушаю.

Я вспомнила, как остерегала меня Кери, как Дженкс хотел рискнуть жизнью для этой экспедиции, в которой нам не победить, как Айви знала, что только я могу себя выручить, и мучилась, заставляя себя мне не мешать. Я вспомнила, как сдавала в ОВ черных колдунов, жалея их за глупость, говоря себе, что демоны опасны, коварны и их не перехитришь. Но я сейчас и не пыталась их перехитрить, я пыталась в каком-то смысле вступить в их ряды.

Чтобы успокоиться, я сделала глубокий вдох:

— Вот чего я хочу.

Ал невежливо хмыкнул и взбросил в воздух руку в кружевных манжетах, будто привлекая внимание несуществующей публики. Слабый запах жженого янтаря защекотал мне ноздри, и я не знала, это правда или моя память услужливо подсказывает.