Виват император! Армагеддон - Роман Злотников

Все изменилось в тот день, когда его старый университетский друг и младший компаньон в фирме его отца (каковая должность досталась ему по наследству) Рутгер Эмерсон (для друзей просто Ругги) влез в махинации с акциями БЗЛ. Причем он умудрился сделать это втайне не только от своего отца и отца Дэймонда, но и от всех остальных, включая мистера Деккероуза (что считалось совершенно невозможным). Как ему удалось провести такого волшебника аудита, каким был старый плешивый Деккероуз, никто не мог понять до сих пор. Первое время для Ругги все складывалось довольно удачно. Русские как будто взялись за ум и всеми силами принялись опровергать устоявшееся мнение по своему поводу. Так что Ругги в первые же полгода получил заметную прибыль на одном только росте курсовой стоимости, не говоря уж о дивидендах, которую и пустил тут же в дело. Естественно, по отработанной схеме. Но удача улыбалась ему не очень долго. Через полгода грянул знаменитый дефолт БЗЛ, и тут выяснилось, что Ругги влез в такие долги, что даже продажа фирмы со всеми потрохами не покроет и десятой части. Перед обоими семействами замаячила близкая перспектива разорения. Разъяренный отец орал так, что в окнах дрожали стекла (до того дня самым серьезным признаком раздражения, который Дэймонд наблюдал у отца, был холодный, подчеркнуто вежливый тон), и, что самое странное, гневался он не столько на остолопа Ругги, сколько на Россию, которая в очередной раз стала причиной их бед.

Но даже в тот момент Дэймонду и в голову не пришло, что это трагическое происшествие толкнет его на дорогу, которая приведет к тому, что он решит навсегда покинуть родную, такую уютную Филадельфию и связать свою дальнейшую судьбу с непредсказуемой и пугающей с точки зрения обычного американца Россией. Или, как ее теперь все чаще называли, Империей.

Когда художества Ругги выявились во всей красе, был срочно созван семейный совет. Или, скорее, межсемейный, поскольку кроме представителей рода Урусовых-О'Кинли в совете участвовали еще и члены семьи Эмерсон-Рейли. Ну и, конечно, должен был сказать свое веское слово Эшли Деккероуз, которого дела задержали в Нью-Йорке, но который обещался непременно быть.

Семейный совет, естественно, начался с публичной «порки» Ругги. В университете Ругги носил кличку Красавчик Мустанг, первоисточником которой одни считали его раритетный «Форд-Мустанг», по слухам принадлежавший в свое время самому Кливу Хернестону, до сих пор не закатившейся звезде кантри, а другие — некие широкоизвестные наклонности Ругги, коими в той или иной степени страдает подавляющее большинство представителей мужского пола, а особо отличившиеся на этом поприще именуются «жеребцами». Впрочем, истина, как оно всегда бывает, должно быть, находилась посередине. Но дело не в этом. Просто Дэймонд никогда еще не видел Ругги в таком жалком состоянии. До сего дня Красавчик Мустанг умудрялся из самых, казалось, безнадежных ситуаций выходить сухим и незапятнанным. Одно время Дэймонда это несколько раздражало, поскольку он сам такой способностью не обладал. Более того, несколько раз ему пришлось в прямом смысле отдуваться за Ругги. Но сегодня он простил ему все и понял, что простил бы и гораздо больше, лишь бы только никогда не оказываться на его месте.

Хорошо хоть разговор довольно быстро перешел в более практическую плоскость, к инвентаризации семейного имущества, акций и иных активов, которые можно было обратить на покрытие долгов. Однако таковых отыскалось не так много. В лучшем случае они покрывали семьдесят процентов долга, да и то лишь в том случае, если б акции удалось продать по наиболее выгодной цене. Но надежды на это были довольно призрачными. Рынок был крайне неустойчив. Оказалось, что дефолт БЗЛ ударил по очень многим. Ах, эта демократическая Америка! Как презрительно она кривила нос при всяком упоминании о России. Ну как же, эти недалекие русские в разгар XXI века не нашли иного пути решения своих проблем, кроме как ввергнуть свою страну в пучину средневековья, утвердив в качестве государственного строя некий модернизированный вариант абсолютизма (а как еще можно расценивать предоставление несменяемому монарху прав демократически избранного президента?). И вот пожалуйста, оказалось, что в этой самой Америке множество людей доверили недалеким русским самое важное достояние любого американца — свои деньги. Мало-помалу обсуждение на межсемейном совете сошло на нет, поскольку строить дальнейшие планы без веского мнения мистера Деккероуза было пустым сотрясением воздуха, а старина Эшли запаздывал. Главы семейств решили прерваться на ужин, к концу которого наконец появился и Деккероуз. Отказавшись от ужина, он тут же уединился в кабинете с дядей Эмерсоном и Урусовым-старшим, где они проторчали почти два часа. После чего в кабинет был приглашен Дэймонд…

— Вот, проверьте и распишитесь.

Дэймонд вздрогнул, вынырнул из воспоминаний и вновь сфокусировал взгляд на паспортистке Любе. Та изо всех сил старалась казаться серьезной и деловой, но в исполнении девятнадцатилетней девушки, обуреваемой отчаянным любопытством, это выглядело несколько смешно, хотя и очень мило. Дэймонд пододвинулся к экрану ноутбука, вчитался в разнесенные по графам сведения о себе, любимом и, взяв протянутое ему световое перо, поставил размашистую роспись. Вот и все. Два года жизни в этой стране завершились закономерным итогом. Он выполнил то, что обещал отцу и дяде Эмерсону, но, странное дело, сейчас это совершенно не вызывало у него того внутреннего… нет, не то чтобы отвращения — неприятия, с которым он выслушал их предложение в тот день…

Когда он вошел в кабинет, отец сидел у окна, отвернувшись и подперев щеку рукой, дядя Эмерсон утопал в большом кресле, в котором так любил сиживать дедушка Даниил, и смотрел на Дэймонда взглядом побитой собаки, а Эшли Деккероуз с суровым видом возвышался над письменным столом. Именно он и начал разговор:

— Садись, Дэймонд. — Старина Эшли молча смотрел, как молодой человек садится в единственное остававшееся незанятым кресло, и, сухо кашлянув, заговорил: — Для начала я должен ввести тебя в курс некоторых изменений, которые произошли в руководстве вашей семейной фирмы. Дело в том, что теперь я — старший партнер — Тут мистер Деккероуз вновь сделал паузу, а Дэймонд мысленно присвистнул. Несмотря на конфуз с Ругги, авторитет Эшли Деккероуза в денежных делах оставался в глазах Урусова-младшего очень высоким. И то, что плешивый Эшли решился вложить деньги во вроде бы практически разоренное предприятие, показывало, что дела фирмы не столь уж плохи, как им представлялось.

— Но я согласился войти в долю только при одном условии… — Судя по тому, что знаменитая плешь нынешнего старшего партнера изрядно побагровела, следующая фраза должна была стать самой важной в его речи. — Это условие состоит в том, что ты, Дэймонд, станешь подданным Империи.