Взлет и падение третьего рейха (Том 2) - Уильям Ширер

Но удар этот дивизия уже нанесла, не дожидаясь приказа Роммеля. Генерал Пемзель, находившийся на другом конце провода, когда Роммель звонил в штаб 7-й армии, дал конкретный ответ на требование Гитлера ликвидировать плацдарм союзников — а таких плацдармов было три — не позднее сегодняшнего вечера.

«Это невозможно», — отрезал он.

Всемерно разрекламированный Гитлером Атлантический вал был прорван за несколько часов. Некогда хваленые люфтваффе были полностью изгнаны из воздушного пространства, немецкий флот — с морского, а сухопутные войска оказались застигнуты врасплох. Битва еще не завершилась, но исход ее уже был предрешен. «Начиная с 9 июня, — констатировал Шпейдель, — инициатива перешла в руки союзников».

Рундштедт и Роммель решили, что пора сообщить Гитлеру обо всем напрямую и потребовать, чтобы он примирился с последствиями высадки. Они убедили его провести 17 июня совещание в Марживале, что севернее Суасона, в надежно защищенном от бомбежек бункере, который был построен для ставки Гитлера еще летом 1940 года, перед планируемым вторжением в Англию, и который ни разу с тех пор не использовался. Теперь, четыре года спустя, нацистский диктатор объявился там впервые.

«Бледный от бессонницы, — писал позднее Шпейдель, — нервно перебирая свои очки и целый набор цветных карандашей, которые он держал между пальцами, он сидел сгорбившись, в то время как фельдмаршалы стояли. Его гипнотическая сила, казалось, иссякла. Он отрывисто и холодно поздоровался. Затем громко и желчно стал выражать свое недовольство по поводу успешной высадки союзников, ответственность за которую он пытался возложить на командующих».

Однако перспектива нового ошеломляющего поражения придала храбрости генералам, во всяком случае Роммелю, которому Рундштедт предоставил возможность говорить от имени всех с Гитлером, когда тот сделал короткую паузу в своей обличительной речи. «С беспощадной откровенностью Роммель заявил… — отмечал Шпейдель, присутствовавший на совещании, — что борьба против превосходящих сил (союзников) в воздухе, на море и суше является безнадежной»[242]. Впрочем, не такой уж безнадежной, если бы Гитлер отказался от своего абсурдного требования удерживать каждый метр территории, а затем сбросить силы союзников в море. Роммель с согласия Рундштедта предложил, чтобы немецкие войска отошли за пределы дальности смертоносного огня корабельной артиллерии противника, отвели свои танковые части в тыл и перегруппировали их для последующего удара. Такой удар мог бы привести «к поражению союзников в бою, который будет происходить вне пределов досягаемости морской артиллерии противника».

Но верховный главнокомандующий и слышать не хотел об отходе. Немецкий солдат обязан сражаться, а не отступать. Предмет обсуждения был ему неприятен, и он поспешил переменить тему. В хвастливой речи, которую Шпейдель назвал странной смесью цинизма и ложной интуиции, Гитлер заверил генералов, что Фау-1, или самолеты-снаряды, которые накануне были впервые выпущены по Лондону, «станут решающим оружием против Великобритании… и заставят англичан заключить мир». Когда фельдмаршалы обратили внимание Гитлера на полный провал люфтваффе на Западе, фюрер возразил, что «массы реактивных истребителей» — у союзников не было реактивных самолетов, а немцы уже запустили их в производство — вскоре лишат английских и американских летчиков возможности действовать в воздушном пространстве Германии. «После этого, — заявил он, — Англия падет». В этот момент приближение авиации союзников заставило их перенести совещание в бомбоубежище.

Находясь в безопасности в подземном бетонированном бункере, они продолжали беседу[243]. Но теперь Роммель предложил переключиться на политические вопросы.

«Он предсказывал, — говорит Шпейдель, — что немецкий фронт в Нормандии развалится и что невозможно будет предотвратить прорыв союзников в Германию. Одновременно он высказал сомнение в способности удержать русский фронт, подчеркнув при этом полную политическую изоляцию Германии… В заключение… Роммель настоятельно призвал всех положить конец войне».

Гитлер, который несколько раз перебивал Роммеля, наконец резко оборвал его: «Будущий ход войны — это не ваша забота. Лучше займитесь фронтом вторжения».

Оба фельдмаршала ничего не достигли ни военными, ни политическими доводами. Как позднее вспоминал в Нюрнберге генерал Йодль, Гитлер полностью проигнорировал их предостережения. В конце совещания генералы начали убеждать верховного главнокомандующего посетить хотя бы штаб группы армий «Б» Роммеля, чтобы обсудить с войсковыми командирами положение в Нормандии. Гитлер неохотно ^огласился совершить поездку через два дня — 19 июня.

Но поездка не состоялась. Вскоре после того как вечером 17 июня фельдмаршалы разъехались из Марживаля, сбившийся с курса на Лондон Фау-1 перевернулся и упал на бункер фюрера.

Никто не был ни убит, ни ранен, но Гитлер так расстроился, что решил немедленно отправиться в более безопасное место, и не останавливался, пока не добрался до спасительных гор Берхтесгадена.

Однако здесь его настигли еще более неприятные вести. 20 июня началось наступление русских на Центральном фронте, которого долго ждали и которое стало развиваться, причем с таким все сокрушающим размахом и так стремительно, что в течение нескольких дней немецкая группа армий «Центр», где Гитлер сосредоточил самые мощные силы, была полностью разгромлена, образовался широкий фронт прорыва и открылся путь на Польшу. 4 июля русские пересекли границу 1939 года с Польшей и устремились в Восточную Пруссию[244]. Впервые в ходе второй мировой войны были срочно собраны все наличные резервы верховного командования и брошены на защиту фатерланда. Это означало, что теперь немецкие армии на Западе обречены. Отныне они уже не могли рассчитывать на сколько-нибудь значительные подкрепления.

29 июня Рундштедт и Роммель вновь обратились к Гитлеру с просьбой реально оценить создавшееся положение на Востоке и на Западе и попытаться положить конец войне, пока еще сохранялась значительная часть немецкой армии. Эта встреча состоялась в Оберзальцберге, где верховный главнокомандующий, приняв обоих фельдмаршалов на редкость холодно, резко отклонил их призывы и пустился в длинные рассуждения о том, как он выиграет войну с помощью нового «чудо-оружия». «Этот монолог, — говорит Шпейдель, перешел затем в область фантастических построений».

Два дня спустя Рундштедт был заменен на посту главнокомандующего Западным фронтом фельдмаршалом фон Клюге[245]. 15 июля Роммель направил Гитлеру длинное обращение, передав его по армейскому телетайпу. «Войска повсюду сражаются героически, — сообщал он, — но неравная борьба подходит к концу». И добавил постскриптум от руки:

«Я прошу вас сделать необходимые выводы незамедлительно. Как командующий группой армий, считаю своим долгом заявить об этом со всей ясностью».

«Я дал ему последний шанс, — сказал Роммель Шпейделю. — Если он не воспользуется им, мы начнем действовать».

Два дня спустя, вечером 17 июля, возвращаясь в свой штаб из Нормандии, Роммель, находившийся в штабной машине, был обстрелян с бреющего полета истребителями союзников и настолько серьезно ранен, что сначала посчитали: он не проживет и нескольких часов. Для заговорщиков это была катастрофа, поскольку Роммель — и Шпейдель клянется в этом — бесповоротно решил сыграть свою роль в избавлении Германии от нацистского правления в течение ближайших нескольких дней, хотя по-прежнему противился убийству Гитлера. Но, как выяснилось, энергии и решимости Роммеля крайне недоставало армейским офицерам, которые теперь, в июле 1944 года, когда немецкие армии стали разваливаться и на Востоке и на Западе, предприняли последнюю попытку покончить с Гитлером и национал-социализмом.

«Заговорщики остро почувствовали, — говорит Шпейдель, — что лишились сильной опоры»[246].

В последний час перед покушением

Успешная высадка союзников в Нормандии повергла заговорщиков в Берлине в полное замешательство. Штауфенберг, как мы убедились, считал, что в 1944 году она не произойдет. И даже если бы она состоялась, шансы на ее успех составили бы менее 50 процентов. Казалось даже, он рассчитывал на неудачу высадки, поскольку правительства США и Англии после такого провала, который стоил бы им огромных людских и материальных потерь, стали бы более сговорчивыми на мирных переговорах с новым антинацистским правительством, способным в этом случае добиться более благоприятных условий.

Когда же стало очевидно, что высадка прошла успешно, что Германия терпела еще одно крупное поражение, а на Востоке тем временем назревало еще одно, Штауфенберг, Бек и Герделер засомневались в целесообразности подготовки своих планов. Если они успешно осуществятся, то на заговорщиков ляжет вина за окончательную катастрофу Германии. Хотя сами они считали, что теперь она неизбежна, массы немецкого народа этого еще не осознавали. Бек в конце концов пришел к выводу, что, поскольку успешное антинацистское выступление не спасет Германию от оккупации врагом, оно поможет побыстрее покончить с войной и избавить фатерланд от новых людских потерь и разрушений. Мирный договор предотвратил бы также опустошение и большевизацию Германии русскими. Он показал бы всему миру, что, помимо нацистской, существует другая Германия. И, кто знает, возможно, западные союзники, несмотря на выдвигаемые ими условия безоговорочной капитуляции, окажутся не слишком жестоки по отношению к завоеванной ими Германии. Герделер соглашался с этим, возлагая еще большие надежды на западные демократии. Он говорил, что ему известно, насколько Черчилль опасался угрозы «полной русской победы».