Волк среди волков - Ханс Фаллада

— Честное слово! — говорит она и протягивает руку.

— Ну хорошо. Идемте. Под тем или другим предлогом пошлите ко мне сегодня вечером попозднее вашего лакея Редера.

— Замечательно! — в восторге воскликнула Виолета. — Что вы с ним сделаете?

— Он, голубчик, у меня напляшется, — мрачно сказал Пагель. — Изводить вас он больше не будет.

— А если он побежит к папе?

— Придется пойти на риск. Но он к папе не побежит, я на него такого страха нагоню, что у него пропадет всякая охота. Вымогатели всегда трусы.

— Послушайте-ка: говорят они еще там в конторе? Господи, в каком я, должно быть, ужасном виде. Пожалуйста, дайте мне поскорее ваш носовой платок, свой я, верно, потеряла — нет, я просто забыла платок. Вам я не хочу врать, даже в мелочах. Господи, какой же вы молодец, никогда бы не подумала. Не будь я уже влюблена, я бы тут же влюбилась в вас.

— С этим раз навсегда покончено, фройляйн, — сухо говорит Пагель. Пожалуйста, не забывайте, вы поклялись.

— Ну конечно. И вы думаете, что вы…

Пагель пожимает плечами…

— Милая барышня, никто не может помочь человеку, которого тянет в грязь. Мне, право, не до шуток. Так, а теперь опять походим под окнами, чтобы нас заметили. Спорам в конторе, кажется, конца-краю нет.

— Извините, что я попросил вас зайти, — сказал Штудман и пододвинул фрау фон Праквиц стул, с которого поспешно встал ротмистр. — У нас беседа, при которой вам следовало бы присутствовать. Разговор идет о деньгах…

— Неужели? — сказала фрау Эва, взяв зеркальце, и стала внимательно себя разглядывать. — Тема для меня совершенно новая! Ахим говорит о деньгах не чаще, чем ежедневно…

— Эва, прошу тебя! — взмолился ротмистр.

— А почему Праквиц каждый день говорит о деньгах? Потому что у него их нет. Потому что самый пустяковый счет волнует его. Потому что взнос за аренду первого октября гнетет его как кошмар. Потому что он все время думает, внесет он его или нет…

— Совершенно верно, Штудман, я стараюсь все предусмотреть… Я купец предусмотрительный…

— Давай обсудим твое финансовое положение. Сбережений у тебя нет, текущие расходы покрываются из текущих поступлений, то есть из поступлений от продажи скота, от продажи раннего картофеля, зерна… Сбережений у тебя нет…

Штудман задумчиво тер нос. Фрау Праквиц гляделась в зеркало. Ротмистр стоял, прислонясь к печке, он томился, но всей душой надеялся, что у Штудмана («ох, уж эти мне вечные няньки!») хватит такта не поднимать вопроса о долге.

— Приближается первое октября, — сказал Штудман все еще очень задумчиво. — Первого октября деньги за годовую аренду должны быть полностью выложены на стол господину тайному советнику фон Тешову. Годовая аренда составляет, как это должно быть тебе известно, три тысячи центнеров ржи. Насколько я осведомлен, цена на рожь установилась от семи до восьми марок золотом за центнер, это составит сумму от двадцати до двадцати пяти тысяч марок золотом, сумму, которую не выразить в миллионах и миллиардах. Хотя бы потому, что цена на рожь к первому октября в бумажных марках нам неизвестна…

Фон Штудман задумчиво поглядел на свои жертвы, но они еще ничего не понимали.

Наоборот, ротмистр даже сказал:

— Я чрезвычайно тебе признателен, Штудман, что ты занимаешься всеми этими делами, но они, извини меня, нам известны. Арендная плата несколько высока, но урожай отличный, и теперь, когда у меня будут люди…

— Прости, Праквиц, — перебил Штудман, — ты еще не уяснил себе всей проблемы. Первого октября ты должен уплатить господину фон Тешову стоимость трех тысяч центнеров ржи. Так как золотая марка — понятие фиктивное, то в бумажных марках стоимость ржи к первому октября…

— Это я все понимаю, милый Штудман, я знаю, что…

— Но ты не можешь поставить в один день три тысячи центнеров ржи, продолжал неумолимый Штудман. — Если судить по записям в хозяйственных книгах, тебе потребуется на это около двух недель. Итак, скажем, ты поставишь двадцатого сентября триста центнеров ржи. Хлеботорговец даст за нее, ну, скажем, триста миллиардов. Ты положишь эти триста миллиардов в несгораемый шкаф для платежа, предстоящего первого октября. За время с двадцатого по тридцатое сентября марка опять упадет, как мы это видим все последнее время. За триста центнеров ты получишь тридцатого сентября от зерноторговца, ну, скажем, шестьсот миллиардов. Значит, триста миллиардов у тебя в шкафу будут составлять уже стоимость ста пятидесяти центнеров ржи. Тебе придется поставить добавочно еще сто пятьдесят центнеров… Это же ясно?

— Но позволь, — сказал оторопевший ротмистр. — Как же это получается? Было триста центнеров и вдруг сто пятьдесят центнеров…

— Господин фон Штудман совершенно прав, — живо подхватила фрау фон Праквиц. — Но ведь это же ужасно. Этого же никому не осилить…

— Двухнедельный бег наперегонки с инфляцией, — сказал Штудман. — И в результате мы выдохнемся.

— Но ведь инфляция не обязательно будет идти такими темпами! возмутился ротмистр.

— Ну, разумеется, не обязательно. Но заранее ничего не скажешь. Тут надо учесть очень многое: поведение французов на Руре, устойчивость теперешнего правительства, которое во что бы то ни стало собирается продолжать борьбу за Рур, а следовательно, нуждается в деньгах и деньгах, поведение Англии и Италии, которые все еще против Рурской авантюры французов. Словом, тысячу вещей, на которые мы повлиять не можем, — но так или иначе уплатить за аренду первого октября мы обязаны.

— А мы можем уплатить, господин фон Штудман?

— Можем, сударыня!

— Ай да наш милый Штудман! — полусмеясь, полусердито воскликнул ротмистр. — Сначала напугал, а потом протягивает руку помощи.

— Дело в том, — невозмутимо сказал Штудман, — что существуют люди, которые думают, что марка будет падать беспредельно, которые, как говорится, играют на падении. Они готовы хоть сегодня закупить у тебя рожь на корню, с уплатой первого октября и с поставкой в течение октября ноября… У меня уже имеется несколько таких предложений…

— Бешеные деньги заработают эти типы на моей ржи! — с горечью воскликнул ротмистр.

— Но ты в срок и полностью внесешь папе арендную плату, Ахим! А в этом все дело!

— Дай-ка сюда эти бумажонки, Штудман, — сказал Праквиц угрюмо. — Я посмотрю их. Время пока терпит. Во всяком случае, я тебе очень благодарен…

— Второй вопрос, — снова начал Штудман, — имеет ли вообще смысл выплачивать аренду…

Он замолчал и посмотрел на них обоих. «Точно с луны свалились, подумал он. — Совсем младенцы…»

— Как же так? — спросила фрау фон Праквиц оторопев. — Ведь должен же папа получить то, что ему следует?

— Что ты опять выдумал, Штудман! — рассердился ротмистр. — Словно и без того недостаточно неприятностей! Еще новые неприятности придумываешь!

— Ведь в договоре же написано, — снова заговорила фрау фон Праквиц, что мы теряем право на аренду, если не уплатим в срок всю сумму!

— Я выполню взятые на себя обязательства! — решительно заявил ротмистр.

— Если сможешь! — заметил Штудман. И оживившись: — Выслушай меня, Праквиц, и не перебивай. Выслушайте, будьте добры, и вы. Это будет вам несколько неприятно, мне придется говорить о вашем папаше… Итак, поговорим о владельце и об арендаторе. Тебе тоже придется выслушать горькие истины, мой милый Праквиц, тебе, арендатору… Изучить данный арендный договор небезынтересно. Данный арендный договор можно бы озаглавить: «Горе арендатору!»

— Отец…

— Владелец, сударыня, только владелец. Я не буду говорить о всех тех бессовестных мелких пунктиках, которые могут привести к настоящему бедствию. Случай с электричеством открыл мне глаза. Милый мой Праквиц, не будь я здесь, ты бы уже споткнулся об эту мелочь, и предназначалась она как раз для того, чтобы ты о нее споткнулся. Но я оказался тут, и враг отступил. Он ждет, что ты свернешь себе шею на выплате аренды, и на ней ты свернешь себе шею…

— Тесть…

— Отец…

— Владелец, — сказал Штудман, повышая голос, — установил арендную плану в полтора центнера ржи с моргена. Первый вопрос: посильна ли такая аренда?

— Она, возможно, несколько и высока… — начал было ротмистр.

— Государственные имения по соседству с нами платят шестьдесят фунтов ржи с моргена, ты платишь значительно больше чем вдвое. И заметь: арендаторы казенных имений платят в рассрочку и в ближайший срок, верно, ничего не заплатят. И это не лишает их права аренды, ты же, если не заплатишь в срок и полностью… ну, да ты сам знаешь, твоя жена сейчас при тебе сказала…

— Брат в Бирнбауме…

— Правильно, сударыня, ваш бирнбаумский братец, как он сам повсюду горько жалуется, платит владельцу за аренду столько же. Но что одному арендатору под силу, для другого зарез. Видите ли, есть такой слух, будто ваш брат платит в действительности только девяносто фунтов, но ему пришлось дать слово отцу, что трезвонить он будет о ста пятидесяти фунтах. Почему он вынужден это делать…