Ева Луна. Истории Евы Луны - Исабель Альенде

И все же природная доброжелательность взяла верх над ревностью, и буквально через минуту я почувствовала, что сестры приняли меня как родную; они сходили за детьми и похвастались ими передо мной; затем я была представлена их мужьям – большим добродушным увальням, от которых исходил восхитительный аромат свечей. Сестры помогли родителям приготовить обед, и вскоре я уже сидела за столом в окружении приветливых и гостеприимных людей, чувствуя себя едва ли не полноценным членом семейства. В ногах у меня дремал щенок немецкой овчарки, на тарелке передо мной лежал огромный кусок свиного окорока с горой картофельного пюре; в общем, я ощутила себя так далеко от тюрьмы Санта-Мария, от Уберто Наранхо и от поддельных гранат из Универсального Материала, что, когда хозяева включили телевизор, чтобы посмотреть новости, и на экране появился какой-то штабной офицер, рассказывавший о деталях побега девяти повстанцев, мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы понять, о чем вообще идет речь.

Весь покрытый потом и трясущийся, словно загнанный в угол, начальник тюрьмы заявил, что группа террористов организовала штурм вверенного ему учреждения с использованием вертолетов, гранатометов и пулеметов; тем временем внутри тюрьмы преступники перебили бо́льшую часть охраны, забросав часовых невесть откуда взявшимися бомбами. Развернув перед камерой план тюрьмы, он дрожащими руками взял указку и подробно описал все перемещения заговорщиков по охраняемой территории, начиная с того момента, когда они выбрались из камер, и до их исчезновения в непроходимой сельве. Я не могу объяснить, откуда у мятежников появилось оружие, бубнил начальник тюрьмы, ума не приложу, как они его пронесли через металлодетекторы, гранаты просто как будто материализовались у них в руках. В субботу, в пять часов вечера, когда заключенных собирались отвести в уборную, перед тем как вновь запереть в камерах, те стали размахивать гранатами перед часовыми и конвоирами, угрожая взорвать себя вместе с охраной, если им окажут сопротивление. По словам начальника тюрьмы, бледного как смерть и с двухдневной щетиной на щеках, дежурная смена охраны оказала ожесточенное сопротивление, но выхода у них не было, и им пришлось сложить оружие. Эти доблестные защитники родины – в настоящее время находящиеся в Центральном военном госпитале и получившие от командования распоряжение ни с кем не общаться, особенно с журналистами, – были ранены выстрелами в упор и заперты в одном из карцеров, что помешало им своевременно дать сигнал тревоги. Одновременно с тем, что происходило в секторе особой охраны, сообщники бежавших затеяли массовые беспорядки в центральном дворе тюрьмы, а многочисленные диверсионные группы нападавших перерезали провода электроснабжения, взорвали взлетно-посадочную полосу аэродрома, находящегося в пяти километрах от острова, устроили завал на дороге, преградив таким образом путь моторизованным группам поддержки, и похитили патрульные катера. Затем они перекинули тросы с крюками через стены тюрьмы и подвесили к ним веревочные лестницы, по которым и бежали пленные мятежники, завершил свой доклад начальник тюрьмы, в руках которого указка просто ходуном ходила. После выступления офицера службы охраны на экране появился диктор, сообщивший сухим, будто сдавленным голосом официальное мнение властей о случившемся: по всему выходило, что речь идет о крупномасштабной диверсии международного коммунизма, что мир на континенте висит на волоске и что сами власти будут без устали проводить все необходимые мероприятия, чтобы как можно скорее схватить виновных в этом чудовищном преступлении и установить всех их сообщников. Выпуск новостей подытожило короткое сообщение: генерал Толомео Родригес назначается главнокомандующим вооруженными силами.

Хорошенько приложившись к пиву и удостоверившись, что в кружке еще осталось что-то, чем можно промочить горло, дядя Руперт высказал свои комментарии. Всех партизан нужно сослать в Сибирь, и посмотрим, как им там понравится; никто еще не перелезал через Берлинскую стену, чтобы оказаться там, где правят коммунисты, все бегут в обратном направлении, рискуя жизнью, лишь бы не оставаться в стране красных; а взять Кубу? Вы же сами знаете, что у них творится, там даже туалетной бумаги днем с огнем не найдешь, и не морочьте мне голову всякими там системами здравоохранения, образования и прочей хренью, на кой черт все это сдалось, когда в нужный момент тебе нечем подтереть задницу, бубнил он. По выразительному взгляду Рольфа Карле я поняла, что разумнее всего будет воздержаться от комментариев. Тем временем тетя Бургель переключила телевизор на другую программу, где как раз начиналась новая серия телеромана; она со вчерашнего дня с нетерпением ждала этого часа, заинтригованная последними кадрами предыдущей серии, где злодейка Алехандра подслушивает из-за приоткрытой двери разговор Белинды и Луиса Альфредо, которые к тому же под самый финал серии начинают страстно целоваться, вот это мне по душе, наконец-то стали показывать крупным планом, как люди целуются, раньше все сплошь вранье было, вот влюбленные смотрят друг на друга, вот протягивают друг другу руки, а как только начинается самое интересное, нам показывают какую-нибудь дурацкую луну, господи, да сколько же этих полных лун и полумесяцев мы были вынуждены видеть, когда смотрели эти фильмы, вечно чувствуешь себя обманутой, а ведь так интересно, что у них там потом будет, и, кстати, обратите внимание, эта Белинда, у нее ведь глаза двигаются, похоже, на самом деле она вовсе не слепая. Я уже собралась поведать хозяйке кое-какие подробности из сценария, который знала наизусть после долгих репетиций с Мими, но в последний момент благоразумие взяло верх, и я воздержалась, решив, что было бы жестоко разрушать иллюзии тети Бургель. Обе кузины Рольфа и их мужья продолжали пялиться в телевизор, не заметив, что их дети уже уснули прямо в креслах гостиной; день клонился к вечеру, начинало темнеть, жара спала, и на улице сразу стало свежо и приятно. Рольф взял меня за руку и повел прогуляться по окрестностям.

Мы прошли по извилистым улочкам этого странного поселка, словно перенесенного в наше время из прошлого века и инкрустированного, как драгоценный камень, в склон холма под тропическим небом; мы шли мимо чистеньких домиков, цветущих садиков, витрин с выставленными часами с кукушкой, мимо небольшого ухоженного кладбища, где все могилы были расположены строго по законам симметрии: все здесь блестело и сверкало и при этом казалось каким-то нереальным. Мы остановились на повороте последней улицы, где можно было одновременно видеть вечерний небосвод и огни уходящей вниз по склонам колонии, раскинувшейся перед нами, как огромный сверкающий ковер. Когда стих звук наших шагов, у меня возникло ощущение, будто я попала в какой-то новый, только что рожденный мир, создатель которого еще не удосужился придумать звук. Первый раз в жизни я слушала тишину. Раньше вокруг меня всегда