Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1] - Константин Путилин

— Не думаю... Однако идите-ка один за другим к воротам и сделайте вид, как будто совсем уходите. Я попробую поискать его один...

Все быстро оставили Путилина. А он пошел по дворовым за­коулкам и шепотом говорит:

— Можно выйти! Полиция ушла...

Хитрость выручила. Не успел Иван Дмитриевич закончить своей стереотипной фра­зы возле мусорной ямы, как вдруг в ней послышался шорох.

— Выходи, выходи! — продолжал Путилин, приглушая голос, как человек, который опасается, что его могут услышать.

Из мусора выставилась голова и спросила:

— Ушли?

— Да, да! Ушли одураченные.

— Дай-ка мне руку, а то не выползти.

Путилин подал ему руку и помог выбраться из ямы. Да так за руку его и довел до ворот. Преступник опомнился только после ареста.

— Поддели! — простонал он, видя себя окруженным полицией.

— И на какую простую удочку! — сказал ему в тон Путилин.

До слуха управляющего морской петербургской таможней до­шло, что провозится немало заграничного товара, не оплачиваемого пошлиной. Обвинение падало на заведующих пакгаузами. А од­нажды ему прямо было заявлено, что в таком-то пакгаузе нахо­дится тюк дорогой привозной клеенки, не значащейся в пропускных свидетельствах.

— Не может быть! — вспылил управляющий. — Такое мошен­ничество в моем ведомстве невозможно... А если возможно, никого не пощажу, всех виновных предам суду!

Прихватив с собой чиновника и опись товаров, управляющий отправился в указанный ему пакгауз и самолично стал проверять по ведомости все в нем находящееся. Заведовавшие пакгаузом спокойно перебирали «места», перекла­дываяих из одного угла в другой, и без запинки давали подробное объяснение всех товаров.

— Не угодно ли присесть, ваше превосходительство, — сказал один из них, подавая какой-то тюк вместо стула.

Управляющий опустился на тюк и продолжал зорко следить за ревизией, которая вскоре была окончена очень благополучно. Ни­чего лишнего не оказалось. На всех «местах» красовались пломбы.

— Напрасно только беспокоят! — сердился про себя управля­ющий. — Я был уверен, что клевета... Все в порядке!

Перед уходом он не скрыл перед пакгаузными причину внезап­ной ревизии:

— Мне было донесено, что у вас тут происходят мошеннические сделки...

— Помилуйте, ваше превосходительство! — обиженным тоном воскликнули пакгаузные. — Мыслимо ли это?

— Я и сам не верил, но больноуж категорически заявляли то мне...

— Клевета-с!

— Вижу.

— Мы служим верой и правдой.

— Нисколько в этом не сомневался, но злые люди заронили подозрение. Даже указали на товар, который будто бы хранится у вас здесь контрабандой...

— Какойже это товар?

— Клеенка.

— Ах, подлецы! — возмущались пакгаузные. — С чего это вы­думывают! Вот, ваше превосходительство, сами изволите видеть, какие на нас небылицы возводят. И если б только вы указали человека, нас опозорившего, мы бы его за оскорбление в суд!

— Нет, нет... этого не надо... Лучшим удовлетворением для вас может послужить то, что в другой раз не поверю никому, что бы про вас ни говорили...

Управляющий ушел.

— Кто это о клеенке пронюхал? — удивлялись пакгаузные, убирая тюк, на котором сидел начальник.

— Надо нынче же ее на всякий случай вывезти...

— Непременно!

Тюк, заменявший стул для управляющего, немедленно был увезен.

А на другой день по таможне ходил анекдот, возбуждавший неудержимый смех, как управляющий собственной персоной своей охранял контрабанду.

ИЗ ХРОНИКИ СВЯТОЧНЫХ ПРОИСШЕСТВИЙ

На четвертый день рождественских праздников часу в десятом вечера раздался сильный звонок в квартире известного купца пер­вой гильдии. В прихожую вошла старая прислуга и, не открывая дверей, спросила:

— Кто там?

— А, это ты, бабушка Авдотья? — послышался с лестницы от­вет, очевидно, знакомого человека. — Впусти ряженых... Повесе­литься пришли...

— У, чтоб вам пусто было! Чего зря людей-то беспокоите! Про­ходите мимо с песнями...

— Впусти!

— Нельзя к нам! — категорически заявила старуха. — «Само­го» нет дома...

— Все равно, мы хозяйку посмешим и ребятишек.

— Нельзя, нельзя... проходите... поздноуж колобродничать...

— Да ты бы, бабушка Авдотья, хозяйку спросила: может, она и разрешит. Мы ненадолго — нам бы только обогреться.

Авдотья прошла в столовую, где все семейство сидело за ве­черним чаепитием, и доложила о навязчивых гостях. После не­большого колебания хозяйка приказала впустить в зал ряженых, которых оказалось много. Костюмы на них были хотя и незамыс­ловатые, но потешные. Особенно был забавен гармонист в рубахе сумасшедшего и белом колпаке.

Начались оживленные танцы. Сама хозяйка с дочерью и под­ростками-сыновьями уместилась на диван, а весь штат прислуги, то есть горничная, кухарка и старая нянька Авдотья, стояли в дверях и с большим любопытством следили за ряжеными, пытаясь угадать имена скрывавшихся под масками гостей.

Одна из костюмированных изображала цыганку. Она не прини­мала участия в танцах, а занимала хозяйку дома и прислугу гаданьем по руке. Купчихе она предсказала ломаным русским языком:

— У тебя будет большая пропажа! Ты не сокрушайся и мужу сокрушаться не вели! Вы люди богатые и счастливые! Воры же, конечно, бедны и несчастны...

— Ну чего ты мне лихо пророчишь?

— Это не от меня, это тебе так судьбой положено! Поэтому пропажи не ищи, не тохуже будет: убьют тебя...

Горничной цыганка шепнула:

— Будь наготове: скоро тебе здесь не служить!

На руке няньки она прочла:

— Стара, но глупа. Ничего уже не понимаешь. Будешь пла­кать, но поздно...

Через час ряженые скрылись.

Минут через десять после их ухода поднялась в доме суматоха. Чуть не вся квартира оказалась разграбленной. Многие драгоцен­ные вещи из кабинета, столовой и спальни были украдены. Воры обшарили все комоды, столы и шкафы.

Для всех было ясно, что грабеж совершен в то время, когда хозяйка и прислуга любовались на гостей, очевидно участников преступления. Сейчас же снарядились на поиски ряженых, ноих, конечно, и след простыл.

Когда явился домой купец, жена со слезами на глазах расска­зала ему о случившемся и умоляла не поднимать об этом дела, причем дословно передала угрозу цыганки.

— Вздор! — кричал купец. — Меня не запугаешь! Яих найду, яих проучу.

— Убьют меня, — рыдая, повторяла купчиха.

— Не бойся! Пальцем не тронут.