Мастер возвращений (сборник) - Кристин Раш

— Люди в самом деле получают такое? — затаив дыхание, спрашивает Эстебан.

— Каждый год.

— А что в других письмах? — У Карлы дрожит голос. Она говорит так тихо, что мне приходится напрягать слух.

— В других письмах сказано примерно следующее: «Ты можешь прожить эти годы лучше, чем я», но при этом ни одно письмо не объясняет — просто не может объяснить, — что именно пошло не так. Дело в том, что каждый имеет право предупредить себя прошлого только о каком-то одном критическом событии. Но в жизни случается и так, что один промах влечет за собой целый вал ошибок, однако писать об этом подробно запрещают правила. Вот почему взрослым подчас остается уповать только на то, что их прошлые «я» — другими словами, вы, ребята, — не только избегут чего-то одного, но и впоследствии (порой, в течение многих лет) будут совершать только правильные поступки.

Теперь хмурится и Джей-Джей:

— Что вы хотите этим сказать?

— Вот представь, — говорю я, — что сегодня ты все же получил письмо. Письмо, в котором говорится, что ни одна твоя мечта не осуществится. Письмо, в котором просто сказано, что тебе придется принимать все как есть, потому что изменить ничего нельзя.

— Я бы этому не поверил.

С этим я согласна. Он не поверит. Во всяком случае, не сразу. Но с этой самой минуты маленький червячок сомнения примется точить его постоянно, влияя на любое его последующее действие, мысль или слово.

— В самом деле? — говорю я вслух. — Разве ты из тех, кто готов лгать самому себе, чтобы уничтожить себя нынешнего? Готов ли ты своими руками убить последнюю надежду?

Джей-Джей еще гуще краснеет. Естественно, он не из таких. Конечно, этот парень обманывает себя — мы все обманываем, — но при этом он внушает себе, какой он замечательный и как мало у него недостатков. Когда Лизбет начала за ним бегать, я вызвала Джей-Джея к себе в кабинет и посоветовала не обращать на нее внимания.

«Иначе ты введешь девушку в заблуждение, — сказала я тогда. — Она может подумать, что ты…»

«Ничего подобного, — перебил меня Джей-Джей. — Она прекрасно понимает, что нисколько меня не интересует».

На самом деле это он знал, что она его не интересует. А бедняжка Лизбет об этом даже не догадывалась.

В окно мне хорошо видно, как она слоняется по переходу, ожидая своего Джей-Джея, — наверняка хочет узнать, что сказано в его письме. В одной руке она держит свой красный конверт, другую засунула в карман мешковатой юбки. Лизбет выглядит привлекательнее, чем обычно, как будто специально принарядилась для этого дня, а возможно, и для неизбежной вечеринки.

Каждый год на День красных писем обязательно находится какой-нибудь кретин, который устраивает вечеринку, хотя мы настоятельно советуем этого не делать. И каждый год туда отправляются выпускники, получившие хорошие письма. Другие же либо отказываются, либо заскакивают на короткое время и вдохновенно врут о том, что написали им их будущие «я».

Лизбет, видимо, хочет спросить, пойдет ли Джей-Джей на вечеринку.

Интересно, что он ей ответит.

— Может быть, не стоит писать письмо, раз правда приносит так много вреда? — спрашивает Эстебан.

Ну вот и начинаются сомнения, предчувствия дурного.

— Бывает и так, — говорю я, — что ваши успехи превосходят все ваши самые смелые ожидания. Но обязательно ли вам знать об этом заранее? Ведь тогда любое ваше действие будет вас сковывать: вы начнете колебаться и раздумывать, а не испорчу ли я этим свое замечательное будущее?

Они снова внимательно на меня смотрят.

— Не сомневайтесь, — киваю я. — Я обдумала все варианты и не нашла ни одного хорошего.

Дверь кабинета, скрипнув, приоткрывается, и я мысленно чертыхаюсь. Мне нужно, чтобы ребята сосредоточились на моих словах, и любой, кто столь бесцеремонно вваливается в кабинет, может их отвлечь.

Я оборачиваюсь.

Это Лизбет. Она, похоже, нервничает. Впрочем, она всегда нервничает в присутствии Джей-Джея. Прерывающимся голосом она произносит:

— Мне нужно… поговорить с тобой, Джей-Джей.

— Не сейчас, — отвечает тот. — Позже.

— Нет, сейчас, — настаивает Лизбет. Я никогда не слышала, чтобы она разговаривала таким тоном — решительным и робким одновременно.

— Лизбет, — устало говорит Джей-Джей, и по его голосу мне становится окончательно ясно, насколько он измучен. Парень сыт по горло и сегодняшним мероприятием, и этой девушкой, и этой школой. К сожалению, он не такой человек, чтобы легко справиться с тем, что кажется ему катастрофой. — Лизбет, я занят.

— Ты не собираешься на мне жениться, — ни с того ни сего выпаливает Лизбет.

— Конечно же, нет! — в ярости рычит он.

И тут догадка молнией вспыхивает в моем мозгу. Я знаю, почему никто из нас четверых не получил письма. Я знаю, почему не получила письма я, хотя до пятидесятилетия мне осталось каких-то несчастных две недели, и я уже твердо решила написать себе прошлой хотя бы несколько строк.

Лизбет крепко сжимает красный конверт, в другой ее руке внезапно появляется маленький пластиковый пистолет. Оружие, которое нельзя иметь никому — ни учащимся, ни взрослым.

Никому.

— Ложись! — кричу я, а сама бросаюсь к Лизбет.

Но она уже стреляет, только не в меня, а в Джей-Джея, который не успел упасть.

К счастью, Эстебан уже лежит на полу, а Карла… Карла, стоявшая на полшага позади меня, прыгает вперед почти одновременно со мной.

Вместе мы сбиваем Лизбет с ног, и я вырываю у нее оружие. Потом мы с Карлой держим ее, а к нам отовсюду бегут люди: взрослые и ученики, все еще сжимающие в руках свои красные письма.

Вскоре в кабинете собирается целая толпа. Наручников у нас нет, но кто-то приносит веревку. Кто-то связывается с экстренными службами через вживленный под кожу специальный чип. Такой есть и у меня; я должна была бы им воспользоваться и, вероятно, воспользовалась в какой-то другой реальности, в другой жизни — в той, где я так и не написала свое письмо. Наверное, тогда я отправила тревожный сигнал, а потом попыталась что-то сказать, как-то успокоить Лизбет, но она начала стрелять и убила всех четверых.

Сейчас же пострадал только Джей-Джей. Он неподвижно лежит на полу, под ним медленно растекается лужа крови. Тренер по футболу пытается остановить кровотечение, и кто-то, кого я никак не могу узнать, ему помогает. Я им не нужна — они и так делают все, что полагается, — и мне остается только ждать «скорую» вместе с остальными.

Прибегает школьный охранник, он надевает на Лизбет наручники и кладет пистолет на стол. Мы все смотрим на оружие, и учительница английского Энни Сэндерсон выговаривает охраннику: