Собрание сочинений. Т. 1. Повести - Владимир Тендряков

Мнения критиков о повести были разноречивы. Взрывчатая острота конфликта, отсутствие готовых рецептов и решений дали основание некоторым критикам признать повесть «Не ко двору» творческой неудачей автора. Они считали, что в ней не показан «воинственный характер положительных сил нашего общества», что привело к «размытости идейных позиций» (Сб. «Жизнь колх. дер. и лит-ра». М., 1956, «Сов. писатель», В. Дорофеев).

Критик А. Тарасенков утверждал: «Радостно, что в нашей литературе появилось новое, честное, талантливое имя» («Знамя», 1955, № 7, «На темы дня»).

Сам автор критически относился к этой повести. «Это было время бурных перемен в нашей общественной жизни и в литературе, и мои первые вещи отразили эти перемены. Но сам я тогда еще не мог дать достаточно глубокого анализа изображаемого. И в самом деле, что за анализ жизни в „Падение Ивана Чупрова“ или „Не ко двору“, — весьма примитивный, я не хочу этого скрывать», — говорил Тендряков («Лит. учеба», 1979, № 3, интервью).

В повести впервые появляется герой — предтеча длинной галереи художественных образов героев, отстаивающих свое право быть человеком.

В 1956 году по сценарию Тендрякова на Ленфильме М. Швейцером был снят фильм «Чужая родня». Отметив «отличную литературную основу» фильма, кинокритики восприняли ее как «большую творческую победу, свидетельство роста нашего киноискусства на тех путях, где оно уже имело убедительные завоевания в прошлом».

Впервые — в альманахе «Наш современник», 1956, № 2. Рассказ «Ухабы» не раз менял свою жанровую принадлежность — очерк, рассказ, в первом Собрании сочинений автор определил его как повесть. Как повесть, он включен и в данное Собрание сочинений.

«Два несвязанных друг с другом события, услышанные мною от разных людей, дали материал для „Ухабов“, — сообщал автор в интервью („Сов. литература“, 1983, № 11). „Ухабы“ открывают путь к сложным образам повестей „Тройка, семерка, туз“, „Суд“, „Поденка — век короткий“. А. Т. Твардовский, выступая на собрании Московской писательской организации, выделил рассказ „Ухабы“. Он говорил: „Напомню превосходное произведение нынешнего года — рассказ Владимира Тендрякова „Ухабы“. Трагические события на убийственной дороге. От таких рассказов возникает ощущение, что жизнь невесела — недостатки, нехватки… Рассказ с трагической концовкой…“ („Моск. литератор“, 1956,17 окт.). „Бюрократ! До убийцы выросший бюрократ!“ Так писатель вскрывал процесс деформации личности — бюрократизм нравственно растлевает человека, губит и все живое, что попадает в сферу его действия.

В „Ухабах“ Тендряков впервые сближает свою позицию с позицией героя. Он сам находится внутри повествования. „Ухабы“ оказались понятием не столько бытовым, сколько социальным.

После выхода „Ухабов“ в одном из интервью Тендряков признался: „После „Ухабов“ казалось, больше не смогу написать ни строчки. Знаю, что это состояние проходит. Спасение в одном — в работе“. („Лит. газета“, 1979, № 16, апр.)

„Ухабы“ вышли миллионным тиражом, были переведены на многие языки мира, издавались в Германии, Франции, Англии, Норвегии.

Впервые — в журнале „Знамя“, 1958, № 5.

Интерес Тендрякова к атеистической тематике казался неожиданным. Острая антирелигиозная полемика 20–30-х годов стихла. Религиозный вопрос считался решенным, давно снятым с повестки дня.

В статье „Нравственность и религия“, опубликованной в журнале „Наука и религия“ (№ 2, 1987), В. Ф. Тендряков пишет: „Вспоминаю события тридцатилетней давности. В начале 50-х годов я попытался реализовать давно назревшее желание написать что-либо серьезное по проблемам веры, безверия, атеизма… Появились наброски о верующей в бога студентке, о ее встрече с умным, толковым парнем, атеистом, твердым и в то же время деликатным.

Первым серьезным произведением считаю повесть „Чудотворная“. Возникла она далеко не вдруг и не сразу была напечатана в журнале „Знамя“.

Своеобразным прототипом моего героя Родьки Гуляева стал школьник из очерка, помещенного в одной из центральных газет. Но документальная публикация была лишь импульсом, ибо мальчишка из „Чудотворной“ в своем неприятии религии стал образом собирательным.

Меня прежде всего волновали проблемы ценностные, нравственные, так сказать, критерии души. И я как писатель старался показать, что религию никогда не интересовало и не интересует, в какие условия поставлена человеческая личность, что ее конкретно радует, волнует, тревожит“.

В интервью журналу „Наука и религия“, членом редколлегии которого Тендряков был многие годы, он говорил: „Убежденным атеистом я стал только в зрелые годы, когда смог отнестись к религии и религиозному сознанию серьезно и ответственно“ (1973, № 12). Этот глубокий подход к проблеме дал право критикам сказать, что у писателя „наступает период, когда он становится нужным в духовном обиходе народа“ („Коме, правда“, 1958, 22 июня, „Чудотворная“, В. Кулемин). Именно с „Чудотворной“ начался нравственно-философский поиск писателя. Тема эта становится одной из центральных, принципиально значимых для всего творчества художника.

В 1960 году на Мосфильме В. Скуйбиным по сценарию Тендрякова был создан фильм с одноименным названием, который в многочисленных откликах был отмечен как страстный и светлый, нужный времени.

В театре „Современник“ в 1963 году повесть получила свое сценическое воплощение. Спектакль „Без креста“ в постановке Олега Ефремова много лет был в репертуаре театра.

Впервые — в журнале „Новый мир“, 1960, № 3.

„Древняя как сама жизнь“ история — человек не поладил с человеком», — так определяет Тендряков конфликт повести. «Подглядеть нрав и быт сплавщиков мне пришлось невольно. Я бродил по Онеге и застрял у сплавщиков. Не выйти, не выехать назад! Мы жили со сплавщиками вместе, много разговаривали. Я и раньше немного знал об их быте и нравах. А тут столкнулся вплотную». (Стенограмма выступления в Моск. пед. инст., 1982 г.)

Исследуя сложность так называемой «простой жизни», автор как бы предупреждает, что среди нравственно чистых людей может возникнуть ситуация, при которой большинство отступит, храбрый малодушно спасует, а хилый наглец будет диктовать свои условия.

И вновь мнения критиков оказались полярными. Ю. Лукин в «Правде» писал, что автор «несправедливо обвинил советского человека, коллектив советских людей, как ячейку советского общества… Мы знаем, как высоко держит знамя чести советский человек… почему же автору повести захотелось возвести на них такое обвинение» (1960, 28 марта). Критик Б. Соловьев: «…повесть ложь, которая свидетельствует о том, насколько узким оказалось поле зрения автора» («Нева», 1961, № 3, «Источник и повседневность»), Д. Стариков советует лучше изучить жизнь «простых людей» и понаблюдать за ними «снизу» («Лит. Россия», 1962 г.). «Литературная газета», «Правда» поместили подборки читательских откликов. В спор с критикой вступили читатели не только у нас в стране, но и за рубежом. Писатель Николай Чуковский отмечал: «Для меня ясно, что Тендряков очень большой писатель, идущий своим путем. Критика, которая не чувствует величины художественного явления — плохая критика. И недостатки, которые мы чувствуем в некоторых его вещах, — это недостатки совсем в другом масштабе, в другом плане, чем очень большие достоинства меньших литераторов» («Моск. литератор», 1960, 19 мая).

Повесть была инсценирована театрами Польши, ГДР, Венгрии.

Впервые — в журнале «Новый мир», 1961, № 3.

Проблема нравственного выбора — центральный стержень «малой прозы» — проступает все отчетливее. В архиве писателя нет точных упоминаний, что послужило толчком к созданию повести. В устных рассказах он не раз возвращался к своему путешествию с детским поэтом Ю. Коринцом по Северу в конце пятидесятых годов. Пешком они прошли много километров по Онеге, Каргополью, по глубинкам, которые становились привычным местом действия в повестях Тендрякова. Там и произошли, в основном, встречи с будущими прототипами его повестей и рассказов — охотниками, лесорубами, сплавщиками, — с людьми «простыми» и «сложными», с людьми, духовный мир которых был интересен писателю.

Вызванный к жизни писательским воображением главный герой «Суда» охотник-медвежатник Семен Тетерин воспринимается как лицо реальное, он узнаваем и любим читателями, обрушившими на Тендрякова целый поток почты. Для писателя Тетерин был «олицетворением народа». Суд совести, нравственный закон оказывается самым серьезным испытанием для героев. «Нет более тяжкого суда, чем суд своей совести». Совесть личная. Совесть гражданская. В каком сопряжении этих двух начал формируется личность человека? Как в фокусе, автор выделяет главное — «Истина и личное счастье неотделимы друг от друга».