Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как приехал, никуда не пошел. С массами беседовать стал. Предъявил документы, полномочия и сижу. День сижу, два сижу! Никуда! Ни синь порох. Смотрю: их уж разбирать стало. Сойдутся потихоньку и все что-то говорят; в чем дело? Почему ничего смотреть не хочет? Значит — берегись. А я как вечер, так незаметно шмыгну и все хожу мимо окон, прислушиваюсь. Смотрю, собрались трое в конторе, дверь заперли и что-то шушукаются. Потом, гляжу, половицу поднимают и деньги туда прячут.
Наутро я выхожу, собираю всех служащих и начинаю им докладывать все про их начальство (в присутствии, конечно, товарищей из партийной организации), потом иду к половице и поднимаю. Те, конечно, побелели и повинились во всем.
— Да, — сказал Петушихин, нервно пошершавив волосы, — я тоже думаю, что ревизию нужно производить косвенным, так сказать, путем, а не путем открытых осмотров и бесед. Я уже начинаю волноваться, знаете ли.
— Волноваться нечего, а помните правило: раз вас ведут в одну сторону — идите в другую и слушайте не то, что вам говорят открыто, а то, что говорят потихоньку и без вас. А книжечку на ночь все-таки просмотрите.
Выходя утром из вагона и отдавая спутнику книжку, Петушихин сказал:
— Да, знаете, книжка дельная — у меня точно другие глаза раскрылись: она научает каждой мелочи придавать значение.
Когда он приехал, директор совхоза хотел было вести осматривать хозяйство, но Петушихин испытующе посмотрел на него и сказал:
— Я устал с дороги, осматривать буду завтра. — Ему не понравилось, что директор очень уж спокоен.
Спать его положили за перегородкой. Через полчаса он уже храпел, притворившись спящим. Вдруг он испуганно открыл глаза и, затаив дыхание, стал прислушиваться к тому, что происходило в соседней комнате.
Кто-то вошел туда на цыпочках и тихо спросил:
— Спит?
— Укачался. Должно быть, дорогой растрясло.
— Что же, начнем?
— Давай, — послышался голос директора. Он на цыпочках прошел в дальний конец комнаты, выдвинул, очевидно, какой-то ящик. Что-то следом загромыхало. Потом установилась подозрительная тишина. Толь-ко директор сказал негромко:
— Главное — решительность! — И чем-то стукнул.
— Главное спокойствие! — ответил другой голос и тоже чем-то стукнул. «Я вам покажу — спокойствие», — мысленно сказал Петушихин и вдруг замер…
Послышался голос директора. Он сказал:
— А зря ты спустил обеих лошадок. Это все твой паршивый офицеришко напортил тебе.
— Ежели лошадок и спустил, зато у меня два трактора в целости, кормить не надо. А вот твоей женотдельше каюк будет! В другой раз не будет лезть, куда не следует.
— Пока ей еще каюк будет, а я ее на твоего наркома выпущу.
«Что же это такое? — почти с ужасом подумал Петушихин. — Да тут целая воровская шайка или даже бандитская, даже нарком попал в их сети… мокрым делом пахнет…»
Разговор продолжался целый час, потом опять что-то загремело, послышались шаги на цыпочках, и все затихло.
Наутро Петушихин под видом прогулки бросился на станцию и послал телеграмму-молнию с сообщением об уголовщине, которая свила себе гнездо в совхозе. Потом пришел домой.
— Как спали? — спросил директор, как ни в чем не бывало, войдя к нему.
— Спал плохо. Очень дурные сны видел, какие-то разбойники все снились. — И посмотрел, прищурившись, на директора.
— Это, должно быть, с дороги. Может быть, книги сначала посмотрите?
— Нет, я книг сначала не посмотрю, — ответил Петушихин. Директор, удивленный странной интонацией приезжего, озадаченно посмотрел на него.
— Тогда прямо пройдемте осматривать?
Директор вышел и, позвав помощника, пошел впереди ревизора куда-то вперед. Но Петушихин сейчас же, указав в противоположную сторону, сказал:
— Не хочу туда, ведите сюда.
Директор удивленно оглянулся на него и сказал:
— Да ведь там колхозная земля…
Петушихин покраснел.
— Ну, тогда в конюшню ведите. Кстати, что у вас делает женотдельша? — невинно спросил он.
Директор с помощником переглянулись.
— Какая женотдельша?
— Ах, у вас нет женотдельши. Хорошо. Это я только так спросил.
Директор с помощником опять значительно переглянулись. Когда вошли в конюшню, Петушихин долго смотрел на стоявших в стойлах лошадей, обошел их всех, потом опять вернулся и, не глядя на директора, жестким тоном сказал:
— Двух не хватает…
— Как не хватает?! — удивленно сказал директор. — Лошади все тут.
— Ах, все? Очень хорошо. А бывших офицеров у вас на службе никогда не было?
— Сохрани бог! Откуда вы взяли?
— Нет, я ничего… так только спросил. Бывали иногда случаи.
Подошли еще служащие, и Петушихин ясно увидел, как каждый его вопрос попадает, очевидно, прямо в цель и производит подлинную сумятицу во всей этой компании. Один раз он вполглаза увидел, как директор, переглянувшись со своим помощником и с остальными, показал себе пальцем на лоб. Это означало, что он от страха ума решается.
— А с наркомом у вас личного знакомства нет? — спросил Петушихин.
— С каким наркомом?
— Нет, ничего, я только так спросил, — ответил Петушихин. И, к своему удовольствию, увидел, как у всех служащих полезли глаза на лоб. — Больше ничего не буду смотреть.
После обеда, оставшись один на один с директором, он спросил:
— А о чем вы, между прочим, вчера вечером говорили тут с кем-то?
— Я ни о чем не говорил… Не помню.
— Что же, вместо вас духи, что ли, разговаривали? А почему вы мне тракторов не показали?
— У нас тракторов нет, мы только подняли вопрос о них.
— Очень хорошо. Только очень плохо, что у вас память слаба — забыли, о чем вчера говорили, пока я спал.
Директор вскинул глаза к потолку, пожал плечами и сказал:
— Да ведь мало ли, что говоришь за шахматами, всего не упомнишь.
— А при чем тут шахматы?
— Да вчера вечером, когда вы спать легли, мы с помощником партии две разыграли. Может, о чем и говорили…
Петушихин почувствовал, что у него по спине точно поползли муравьи.
— А при чем тут трактора, лошади, женотдельша, нарком?
— Женотдельшей у нас королева называется, фигура. Трактора у нас — туры, нарком — король. Офицеров еще не переименовали.
Петушихину подали телеграмму: «Сообщено
