О Понимании - Василий Васильевич Розанов

уменьшением выгод; и в тех случаях, когда или бедствие неизбежно – как это было в Риме в эпоху падения, или уменьшения выгод можно избежать – как это бывает при оставлении родины или религии, – общество, народ или государство, чуждые нравственности, или мало-помалу распадается, или погибает разом. Напротив, ничто так тесно не сплачивает людей, как взаимное доверие и любовь, и когда эти чувства достигают высокой напряженности, общество не разрушимо никакими причинами. Второе свойство нравственного процесса чисто субъективное: он дает внутреннее успокоение душе и служит никогда не иссякающим источником чистой радости. Подобного влияния не оказывает никакой другой вид творчества: и понимание, и художественная работа, хотя приносят высокие, ничем другим не заменимые и ни с чем другим не сравнимые наслаждения и радости, но и в этой радости есть что-то мучительное, и эти наслаждения красотою и мыслью оставляют в душе холодный пепел, которого тем больше, чем сильнее горело в ней пламя наслаждения; именно успокоения не дают они. Таким образом, если мы внимательно оценим оба указанные свойства нравственного процесса, мы придем к невольному убеждению, что он есть основа и личной жизни человека, и общей жизни всех людей, что с ним неопасны никакие бедствия и без него невозможно никакое счастье.

В своей чистой, беспримесной форме нравственное чувство есть одна из сторон первозданной человеческой природы, столь же не обязанное своим происхождением ничему внешнему, как не обязан ему своим происхождением разум. Это видно из того, что всякий раз, когда человек действует совершенно свободно, т. е. не только в смысле какого-либо внешнего принуждения, но и внутреннего, своего, – он действует всегда нравственно; и всякий раз, когда он отклоняется от чистого нравственного пути, для этих отклонений есть причины в обстоятельствах, внешних для природы человека. Так, боязнь чего-либо внешнего – наказания ли, или осуждения – есть причина притворства, и кто не боится, тот никогда не лжет; а раздражение, воспринятое страдание есть причина злобы. Тщательное изучение этих причин, отклоняющих естественный процесс развития нравственного чувства, а равно и всех обстоятельств, которые увеличивают или уменьшают его напряженность, принадлежит уже другой форме учения о Мире человеческом – Учению о добре и зле.

Что касается до цели нравственного процесса, то изучение ее сводится к определению той конечной формы, в которую стремится воплотить этот процесс и природу человеческую, и человеческую жизнь. Мы склонны думать, что этот идеал человека и жизни есть сведение до minimum’a физической жизни, впрочем, без всякого искажения того, что необходимо и естественно в ней, – хотя, однако, и без всяких излишних, сверх необходимого, забот и мыслей о ней; и жизнь, посвященная бескорыстному познанию, чуждающаяся внешнего зла и чистая от внутреннего, полная заботливости о близких, которые не могут помочь себе сами, и о дальних – так, чтобы из людей никто не был забыт людьми, такая жизнь, свободная от удовольствий и исполненная внутренней радости, есть идеал, к которому одинаково должны стремиться и человек и человечество.

V. Творчество в области чувства справедливости можно было бы принять за один из видов нравственного творчества, если бы в некоторых явлениях не замечалось, что оно неоднородно с ним, и хотя вообще совпадает, однако изредка и отличается от него. Так, напр., когда долго унижаемый и притесненный совершил что-либо дурное – положим, обманул или разорил – не против того, кто его обидел, но против одного из тех, кто были виновниками его страданий, напр. слуга против сына своего бывшего дурного господина, земледелец против незнакомого ему землевладельца, рабочий против фабриканта, гражданин против чиновника, то тогда нравственное чувство хотя и побуждает нас забыть ему его вину, однако чувство справедливости противится тому, чтобы теперь и единично неправо обиженный и оставался и считался право обиженным. Или, если должник по бедности не возвращает того, что взял у богатого, а тот требует, то нравственное чувство сострадает бедному и осуждает богатого, а чувство справедливости признает, что требование право, а отказ в его удовлетворении не прав. Есть и еще более резкие примеры подобного несовпадения чувства справедливости с чувством нравственным. Напр., когда кто-нибудь, возмущенный низостью, жестокостью или другим чем в народе ли каком, или в сословии, или в кружке, в величайшем негодовании осуждает всех, кто принадлежит к этому народу, сословию или кружку, то в этом нет ничего безнравственного, и даже если возмутившие факты слишком резки, была бы скорее безнравственна всякая сдержанность, осторожность в суждении, как признак равнодушия, сердечной холодности; однако же такое отношение и глубоко несправедливо, потому что хотя бы нескольких, хотя бы одного человека несправедливо оскорбляет.

Творчество в области чувства справедливости есть в субъективной своей части процесс развития этого чувства как способности все более и более тонко различать справедливое от несправедливого, а в своей объективной части – процесс установления справедливых отношений между людьми посредством законов, нравов, обычаев и привычек. Первые зачатки этого процесса кроются в чувстве сострадания. Справедливость как будто вырастает из этого последнего чувства, хотя в действительности только отделяется от него, перестает быть смешанной с ним. Это происхождение потому присуще рассматриваемому процессу, что, кроме немногих случаев, нарушение справедливости всегда ведет к страданию. Грубая, простая, первоначальная форма несправедливости есть обида. Поэтому начало законодательного процесса и начальные обычаи, в нем выраженные и его поддерживающие, всегда имеют целью сдержать грубый произвол, дать слабейшему – по уму ли, по ловкости или по силе – защиту от беспричинных обид сильнейшего в ясно выраженной воле и готовности помогать со стороны всех (дела об убийстве, увечье, оскорблениях, краже). Дальнейший же процесс развития чувства справедливости и основанного на нем законодательства вообще чрезвычайно медлен и труден. В отличие от всех других процессов, и в том числе нравственного, здесь не имеет никакого значения и влияния напряженность чувства, – но только развитие в нем различающей способности. Это развитие совершается через последовательное разрешение сомнительных случаев, через появление фактов с новыми и новыми оттенками в значении и смысле, дающих новые и новые затруднения чувству справедливости, которые его утончают, когда оно поборает их. Вот почему усовершенствование законодательств так тесно и так неразрывно, как ничто другое, связано с увеличением исторической опытности у народов. Но еще задолго до этого совершенства процесс развития справедливости отделяется окончательно от чувства сострадания и становится совершенно самостоятельным и одиночным. И здесь мы снова видим его различие от всех других процессов в развитии чувства: они все усложняются в истории, проникаясь друг другом, он же упрощается, уединяясь от всех других. И закон, и его исполнитель в развитом государстве осуждает одного не потому, что его