Трое в лодке (не считая собаки) - Джером Клапка Джером

This naturally led to some pleasant chat about sciatica, fevers, chills, lung diseases, and bronchitis; and Harris said how very awkward it would be if one of us were taken seriously ill in the night, seeing how far away we were from a doctor. Все это, разумеется, навело на приятный разговор об ишиасе, лихорадках, простудах, болезнях легких, бронхитах. Гаррис сказал, что было бы очень неприятно, если бы ночью кто-нибудь из нас серьезно заболел, — ведь доктора поблизости не найти. There seemed to be a desire for something frolicksome to follow upon this conversation, and in a weak moment I suggested that George should get out his banjo, and see if he could not give us a comic song. Такие беседы вызывали у нас потребность повеселиться, и я в минуту слабости предложил Джорджу взять свое банджо и попробовать спеть нам что-нибудь. I will say for George that he did not want any pressing. Должен сказать, что Джордж не заставил себя упрашивать. There was no nonsense about having left his music at home, or anything of that sort. Он не говорил никаких глупостей вроде того, что забыл ноты дома, или чего-нибудь подобного. He at once fished out his instrument, and commenced to play Он немедленно выудил свой инструмент и заиграл песню "Two Lovely Black Eyes." "Пара милых черных глаз". I had always regarded До этого вечера я всегда считал "Two Lovely Black Eyes" as rather a commonplace tune until that evening. "Пару милых черных глаз" довольно пошлым произведением! The rich vein of sadness that George extracted from it quite surprised me. Но Джордж обнаружил в нем такие залежи грусти, что я только диву давался. The desire that grew upon Harris and myself, as the mournful strains progressed, was to fall upon each other's necks and weep; but by great effort we kept back the rising tears, and listened to the wild yearnful melody in silence. Чем дальше мы с Г аррисом слушали эту песню, тем больше нам хотелось броситься друг другу на шею и зарыдать. Сделав над собой усилие, мы сдержали подступившие слезы и молча слушали дикий тоскливый мотив. When the chorus came we even made a desperate effort to be merry. Когда пришло время подпевать, мы даже предприняли отчаянную попытку развеселиться. We re-filled our glasses and joined in; Harris, in a voice trembling with emotion, leading, and George and I following a few words behind: Мы снова наполнили стаканы и присоединились к пению. Гаррис дрожащим голосом запевал, а мы с Джорджем вторили: "Two lovely black eyes; Oh! what a surprise! О, пара милых, черных глаз! Вот неожиданность для нас! Only for telling a man he was wrong, Two-" Их взор корит нас и стыдит. О… There we broke down. Тут мы не выдержали. The unutterable pathos of George's accompaniment to that "two" we were, in our then state of depression, unable to bear. При нашем подавленном состоянии невыразимо чувствительный аккомпанемент Джорджа сразил нас наповал. Harris sobbed like a little child, and the dog howled till I thought his heart or his jaw must surely break. Гаррис зарыдал, как ребенок, а собака так завыла, что едва избежала разрыва сердца или вывиха челюсти. George wanted to go on with another verse. Джордж хотел начать следующий куплет. He thought that when he had got a little more into the tune, and could throw more "abandon," as it were, into the rendering, it might not seem so sad. Он решил, что, когда он лучше освоится с мелодией и сможет исполнить ее с большей непринужденностью, она покажется не такой печальной. The feeling of the majority, however, was opposed to the experiment. Однако большинство высказалось против этого опыта. There being nothing else to do, we went to bed-that is, we undressed ourselves, and tossed about at the bottom of the boat for some three or four hours. Так как делать было больше нечего, мы легли спать, то есть разделись и часа три-четыре проворочались на дне лодки. After which, we managed to get some fitful slumber until five a.m., when we all got up and had breakfast. После этого нам удалось проспать тревожным сном до пяти часов утра; затем мы встали и позавтракали. The second day was exactly like the first. Следующий день был в точности схож с предыдущим. The rain continued to pour down, and we sat, wrapped up in our mackintoshes, underneath the canvas, and drifted slowly down. Дождь лил по-прежнему, мы сидели под брезентом, в макинтошах, и медленно плыли вниз по течению. One of us-I forget which one now, but I rather think it was myself-made a few feeble attempts during the course of the morning to work up the old gipsy foolishness about being children of Nature and enjoying the wet; but it did not go down well at all. Один из нас, — я забыл, кто именно, но, кажется, это был я, — сделал слабую попытку вернуться к цыганской ерунде о детях природы и наслаждении сыростью, но из этого ничего не вышло. That- "I care not for the rain, not I!" was so painfully evident, as expressing the sentiments of each of us, that to sing it seemed unnecessary. Слова: "Не боюсь я дождя, не боюсь я его!" — очень уж не вязались с нашим настроением. On one point we were all agreed, and that was that, come what might, we would go through with this job to the bitter end. В одном мы были единодушны,