Сиам Майами - Моррис Ренек

Ему оставалось лишь руководить процессом подготовки. Чем эффективнее он действовал, тем больше распространялось унылое чувство, что все труды могут пропасть даром. Люди, трудившиеся со знанием дела, ощущали атмосферу катастрофы, хотя все выполняли на совесть.

Главный билетер прибыл с новостью, что к кассам уже выстроились очереди.

— Вы не забываете придерживать билеты? — Твид уделял особое внимание публике, еще не ставшей аудиторией. Аудиторию он считал управляемой массой, а публику — потенциальным взрывчатым веществом.

— Обязательно, сэр. Самые длинные хвосты стоят к кассам брони.

— Начинайте впускать тех, что с билетами, — распорядился Твид, полагавший, что лучшая реклама для шоу — это когда людей не допускают туда, куда им больше всего хочется попасть.

Рота гримерш ждала перед гримерной, готовая приступать к делу. Их простой усиливал у персонала ощущение назревающей катастрофы. Когда перед Твидом вырос Додж, все напряглись, ожидая сигнала прекратить работу.

— Какие новости? — спросил Додж.

— Зигги нашел ее, — спокойно ответил Твид. — Он везет ее сюда.

Додж пристально посмотрел на Твида, надеясь и на новости иного свойства. Он не мог поверить, что все закончится так легко.

— Она в состоянии выступать?

— Она сказала Зигги, что готова.

Додж сперва вопросительно поднял брови, а потом задал главный вопрос:

— Где он ее откопал?

— На Кони-Айленде. — Твид повесил голову, отдавая должное проницательности Зигги.

В глазах Доджа появилось отчаяние. Не дождавшись от него реакции, Твид перешел на более приятельский тон.

— Непонятно, что ей там понадобилось, правда? — спросил он.

Додж великолепно умел скрывать свои чувства.

— Там она впервые встретила его.

Дальнейших объяснений не потребовалось. Додж сник, зато Твид возликовал. Он сказал Доджу деловым тоном:

— Я хочу, чтобы вас не было видно, пока она не выйдет на сцену.

— Вы меня прогоняете? — Голос Стью сорвался от удивления и обиды.

— Ее ничто не должно расстраивать, — доверительно произнес Твид.

— По-моему, она явится сюда в безобразном состоянии.

Чтобы спасти Доджа от унижения, Твид вежливо решил сопровождать его до автостоянки. Персонал проводил их взглядами.

Возвратившись, Твид увидел на лицах окружающих облегчение. Его твердость убедила их, что катастрофа может быть предотвращена и что благодарить за это надо будет именно Твида. Однако сам он чувствовал, что, изгоняя Доджа, продемонстрировал собственное отчаяние.

Стремясь спастись от назойливых взглядов людей, способных догадаться о его тревоге за состояние Сиам, Твид вышел на травяное поле погруженного во тьму стадиона. Вдали догорал закат. Воздух после дождя был упоительно свеж. Издалека доносились раскаты грома — гроза откатилась к океану. Перед Твидом громоздились пустые ряды сидений. Они начинали потихоньку заполняться. Первые зрители — легко одетые молодые женщины в сопровождении кавалеров — занимали места в верхних рядах.

Значит, Сиам возвратилась на место своей первой встречи с возлюбленным? От этой мысли Твид показался сам себе стариком. Глядя на арену в форме лошадиной подковы, походившую на древний амфитеатр с каменными скамьями, он улыбнулся. В кои-то веки он имел возможность не думать об агрессивности и глупости конкурентов. Ведя непрерывное сражение с мерзопакостными личностями, он почти совсем забыл о радостях жизни. Ему было странно, что тоскливые блуждания Сиам сделали его таким счастливым. Он опять почувствовал утраченный было контакт с окружающим миром.

Одна мысль цепляла другую. Он вспомнил, с какой легкостью рассказал Барни про индейца на Капитолии. А ведь до этого он лет сорок никому не рассказывал об этом! В его жизни вновь появлялся стержень, связывавший воедино прожитые годы. Ему нравилось смотреть на арену, которой предстояло постепенно заполниться многими тысячами людей. Поступок Сиам стал для него освежающим душем. На мгновение он проникся к самому себе благоговейным чувством, с каким относился к Шекспиру, ведь оба они одухотворяют людей!

Помощник режиссера замер в одном ярде от Твида, ожидая приказания, во исполнение которого ему придется бежать в противоположном направлении.

— Сэр, Зигги Мотли привез Сиам Майами.

Твид щелкнул пальцами, и гримеры с костюмерами вытянулись перед входом в гримерную. Обойдя всю эту публику в белом, он всех по очереди потрепал тяжелой рукой по плечу, каждому постарался внушить одну и ту же мысль:

— Мисс Майами прибыла. Выполните свою работу быстро и качественно.

Это была просьба, но он выглядел так внушительно, что его слова воспринимались как угроза. Твида можно было принять за феодала, обходящего своих крестьян. Однако он уловил момент, когда перестал быть в фокусе их внимания.

Твид обернулся и увидел гордого Зигги. Он поспешил ему навстречу, заготавливая приветственную тираду, но остановился на полпути, словно налетел на невидимую стену. Вид Сиам вызвал у него оторопь: на ней была мокрая шуба поверх ночной рубашки; ее лицо и одна сторона шубы были перепачканы песком. В руке она держала за лямку бюстгальтер. Зато походка ее была величава. Контраст между походкой и ее обликом был таким разительным, что все женщины за кулисами дружно всхлипнули.

Твид разинул от удивления рот, когда Сиам решительно подошла к висевшему на столбе телефону-автомату, бросила в прорезь монетку и поднесла к глазам бюстгальтер, на котором виднелась строчка цифр.

Зигги стремительно подскочил к Твиду и, желая его успокоить, произнес:

— Не верьте своим глазам. Все не так плохо.

Твид потер лицо с холодным отчаянием безбожника, оказавшегося среди молящихся.

— Она не хочет, чтобы ее забыли, — объяснил Зигги.

— Это при такой рекламе? Чей это номер у нее на?..

— Когда я позвонил Барни, чтобы продиктовать номер его служебного телефона, у них не было возможности дотянуться до бумаги.

Глаза Твида весело блеснули, что было ему совсем не свойственно.

— Могло быть и хуже, — шептал Зигги. — Она попросила, чтобы я купил ей пакет горячей картошки. Я уже решил, что она беременна.

— Вы утверждаете, что она в полном порядке?

— Благодаря ее бедам мы получаем великую певицу. Через год она будет петь собственные песни. Как вам нравится эта идея? Пока что ее собственные песни звучат с точки зрения джентльменов нашего поколения подзаборной бранью.