Тайны тысячелетий - Коллектив авторов

У Андрея Печерского вымысла в изложении истории «семейства Богачевых» почти нет: он лишь, как мы видим, слегка изменил фамилию героя (причем он, видимо, колебался, под каким именем скрыть Баташева, ибо при первой публикации своего очерка в газете «Афиши и объявления» в 1884 году, он назывался «Семейство Барбашевых»), назвал его Семеном, а Гусевский завод превратился у него в Селезневский. Печерский, вне сомнения, сам бывал в Гусь-Баташеве, многое описал с натуры или по записям устных рассказов еще живых очевидцев. Поэтому очерк Печерского во многом документален.

Самый большой разнобой в фактах и путаница (что, правда, объясняется, возможно, и умыслом авторов) у всех, кто писал о Баташевых, — в описании родственных связей и семейных дел. Но это и не мудрено: при наличии такого количества только «законных» жен, вообще, любвеобильности Андрея Родионовича трудно установить четкие родственные связи между его потомками, характер их взаимоотношений и даже то, кто был законным, а кто — нет, кто был женой, а кто — любовницей.

Но факт остается фактом — из-за весьма сложных и, мягко скажем, неулаженных семейных отношений и столь же запутанного и нерешенного вопроса о наследстве, годы, последовавшие за смертью Баташева, были временем споров, судебных тяжб, дележа огромного состояния заводчика-разбойника. «Одолеть», чтобы стать полноправным наследником-хозяином, никто так и не сумел, и владения Баташева стали приходить в упадок. Говорят, что всевозможные присутственные места были буквально завалены нескончаемыми делами и процессами, что вели между собой законные и незаконные наследники магната. Даже накануне революции последняя владелица Гусевского завода вела нескончаемые тяжбы с сыном из-за имения.

Особенно заметно разорение баташевских владений шло в 20-е — 30-е годы XIX века, и уже через треть столетия после смерти Андрея Родионовича некогда прибыльнейшие производства имели убыток в несколько миллионов рублей. Запустение коснулось дворца и всего имения вельможи-разбойника. Но, несмотря на это, и во второй половине XIX века Гусь-Баташев представлял собой внушительное зрелище.

«…Миновав небольшую деревушку… мы проехали вдоль какой-то каменной постройки, тянувшейся с добрую четверть версты; далее началась массивная ограда во вкусе екатерининских времен; потом мы въехали в довольно узкие ворота, и взорам нашим представился грандиозный дворец. Посредине от двух этажей, а по бокам его идут два одноэтажных флигеля; правый из них отделяет господский двор от заводской базарной площади, посреди которой воздвигнут красивый храм, а левый флигель упирается в то длинное каменное здание, вдоль стены которого мы только что ехали. Правее ворот еще двухэтажный корпус; это заводская контора…» — пишет Андрей Печерский.

Далее он описывает господский дом: огромный, мрачный, вымощенный чугунными плитами коридор нижнего этажа, крыльцо заднего фасада, выходящего в сад, и «превосходный вид» с этого крыльца — усыпанная песком эспланада, края которой убраны бесчисленным множеством цветов: левее — огромные красивые оранжереи, а прямо — грандиозная липовая аллея, в конце которой видны развалины большой каменной беседки. Между оранжереями и восточной стеной склада лежит огромный пустырь, где растут лишь жиденькие деревца да кусты можжевельника — тот самый «страшный сад».

Говоря о внутренних помещениях «барского дома» писатель обращает внимание на «роскошный зал» на втором этаже, «убранство которого великолепно: такие залы нельзя встретить в частных домах: они присущи только царским чертогам». Влево от залы начиналась целая анфилада столь же царских комнат, а за ними уже следовали и жилые покои. Правее был также расположен ряд комнат, но уже во времена Печерского они были необитаемы и представляли «страшное запустение и развалины, незаметные только снаружи».

«Нижний этаж, — продолжает писатель, — по расположению комнат напоминает верхний, а под этим этажом находятся подвалы, частью от времени разрушившиеся, и молва гласит, что из некоторых подвалов когда-то были подземные ходы, выходившие в поле».

Посещавшие Гусь-Железный уже в начале нашего века обращали внимание на сохранившиеся чугунные колонны дома, красивые кованные ажурные ворота усадьбы, грандиозную церковь в стиле «ампир», поставленную, правда, уже после смерти Андрея Родионовича.

Сегодня, к сожалению, мало что из описанных грандиозных построек уцелело, от некоторых даже не осталось и следа, но вот полвека спустя после наблюдений Печерского Л.П. Пекина, пять лет проведшая в Гусь-Баташеве, изучая это удивительное место, писала: «Хотя все постройки, кроме „барского дома“ и несколько флигелей, теперь наполовину разрушены, но все же не потеряли своего стиля и по ним легко восстановить картину прошлого. Целы огромные развалины театра и бесконечных оранжерей, а в каменной, наполовину осыпавшейся стене и сейчас видны маленькие бойницы для пищалей. В конце столетней липовой аллеи, идущей через весь парк от главного крыльца, помещаются развалины „павильона любви“… Недалеко от этих развалин находится полуразрушенная угловая башня, представляющая теперь наполовину осыпавшиеся стены без крыши, а вместо пола, на аршин ниже уровня земли — остатки прогнивших балок, опавшие листья да всякий мусор».

Именно под этой самой угловой правой башней парка и находилось подземелье, куда проваливались неугодные Баташеву люди. Чекина не сомневалась в существовании подземных ходов, о которых и по сей день ходит столько легенд в Гусе-Железном. Причем, по ее мнению, ходы были сделаны там, как в истинном феодальном замке — не только под землей, но и в стенах домов. Последняя владелица Баташева сама рассказывала Чекиной, что, увлекшись еще в молодости рассказами о тайниках баташевского дома, стала выстукивать стены комнат и велела разломать одну из них, где звук ей показался особенно подозрительным — в угловой комнате нижнего этажа направо от подъезда, выходившей на двор. За тонкой кирпичной оболочкой действительно оказалась крохотная комната — площадка с винтовой лестницей в верхний этаж, в бывший кабинет Андрея Родионовича. Около лестницы стоял маленький круглый стол на трех позолоченных львиных лапах, а на нем лежали особой формы шапка, гвоздь и молоток — первый владелец Гусь-Баташева, как мы помним, был не только разбойником и фальшивомонетчиком, но и масоном. Около столика была маленькая подъемная дверь, ведущая в подземную часть здания и, по-видимому, тут помещалась самая «святая святых» владыки дома, ибо этот тайный ход вел куда-то прямо из его кабинета, а стало быть, никто уже не мог проникнуть туда, кроме его владельца. К сожалению, последняя владелица Баташева «побоялась» проникнуть в подземелье и велела снова заложить стену, захватив с собой только оригинальный столик и масонские реликвии, которые Чекина не раз видела на камине в ее кабинете.